Страница 6 из 7
Отношения подданства в княжеской среде утверждались на протяжении нескольких столетий. Процесс этот был далеко не простым. Только в договоре конца 1440-х гг. между Василием Темным и суздальским князем Иваном Васильевичем Горбатым в противоположность проекту докончания 1445 г. между Дмитрием Шемякой и суздальскими князьями старшей ветви Василием и Федором Юрьевичами (Шуйскими) упомянутая система «родства» претерпела решительные метаморфозы. Великий князь выступал здесь уже как «господарь» со всеми вытекающими из этого последствиями. Намеченная тенденция получила отражение в крестоцеловальной записи князя Данилы Холмского, тверского удельного князя на московской службе, 1474 г. Иван III именуется в этом документе «господином» и «осподарем»[36].
В 1491 г. князь Василий Васильевич Ромодановский (из рода князей Стародубских), посол в Крыму, использовал в обращении к Ивану III уничижительное словосочетание «холоп твой, государь, Васюк Ромодановский». Позднее холопом называл себя также служилый князь Иван Михайлович Воротынский[37]. Не все, однако, было так однозначно. Сын того же Д. Д. Холмского Василий в 1500 г. стал зятем государя всея Руси, будучи уравненным, таким образом, с другими прямыми родственниками великокняжеской семьи – великим князем Литовским и позднее польским королем Александром Казимировичем и царевичем Петром (ХудайКулом).
При определенном стечении обстоятельств и благоприятном отношении Орды каждый князь мог приобрести права самостоятельного правителя, реализовав тем самым свои наследственные права. История князя Федора Ростиславича Можайского из смоленского княжеского дома, получившего выморочное Ярославское княжество в обход законных наследников (князей Ростовских) и впоследствии ставшего основателем новой династии, красноречиво демонстрировала такую возможность. Непрочность и зыбкость подобной позиции с точки зрения великих князей из основных княжеств Северо-Восточной Руси приводила князей-изгоев, оказавшихся по тем или иным причинам на их службе, к постепенному слиянию с местными боярами. В. Б. Кобрин справедливо отметил недопустимость использования словосочетания «боярин князь» в XIV и в начале XV в. В это время представители княжеских фамилий, вливавшихся в боярскую среду, теряли княжеский титул, а вместе с ним и необходимый набор княжеских прав. Они в дальнейшем не могли претендовать на особое отношение к себе и своим потомкам[38]. Родословные росписи показывают, что такая практика была достаточно распространенной. Известно, в частности, что княжеский титул «добровольно» сложил с себя Иван Шонур Козельский. Судя по родословным росписям других известных фамилий, его пример не был единичным[39].
К концу XIV в. в рядах московского боярства было представлено сразу несколько фамилий, имевших княжеское происхождение. Из смоленского княжеского дома к ним относились Всеволожи-Заболоцкие, измельчавшие потомки фоминских князей: Крюковы, Собакины-Травины, Вепревы, Ржевские, Толбузины, Полевы и Еропкины, Порховские, а также, возможно, Нетшичи[40]. От муромских князей выводили свое происхождение Овцыны и Лыковы, от козельских – Сатины, а от галицких – Березины, Осинины и Ивины. Княжеский титул потеряли даже Волынские, связанные брачными узами с семьей московских великих князей[41].
Ситуация в Москве была типичной и для других территорий Северо-Восточной Руси. В соседнем Тверском княжестве из числа «князей» выбыли Карповы и Бокеевы (князья Фоминские). На родство со смоленской династией претендовали также белозерские вотчинники Монастыревы[42]. Потомками князей (неизвестного происхождения) могли быть Липятины[43]. Глухие сведения о княжеском происхождении присутствовали позднее при упоминании Косицких (Косицкий стан Верейского уезда), Татищевых и Писемских[44], а также Кузьминских[45]. Аналогичные процессы происходили и за пределами Северо-Восточной Руси. В Новгородской земле князья Копорские вошли в состав местных землевладельцев, потеряв свой титул[46].
Интересно отметить, что, переходя на положение московских бояр и лишаясь княжеского титула, некоторые князья сохраняли родовые земли. Александр Поле Фоминский несколько раз фигурировал в летописях в качестве боярина Дмитрия Донского и его сына Василия. При этом еще Н. Д. Квашнин-Самарин обратил внимание на то, что городок Старый Березуй, один из центров Фоминского княжества, имел второе название Полево, то есть когда-то принадлежал самому А. Б. Полю или кому-то из его прямых потомков. Полевы впоследствии продолжали владеть вотчинами в соседнем Зубцовском уезде, земли которого ранее входили в состав того же фоминского княжества. Если правильным является тождество А. Б. Поля и упомянутого в московско-литовских договорах князя Александра Борисовича Хлепенского, то уместным кажется предположение о сохранении ими здесь традиционного набора княжеских прав[47].
Позднее московский боярин (определенно с начала 1460-х гг.) и воевода князь Василий Косой Оболенский фигурировал в московско-литовском договоре 1449 г. как служилый князь Василий Иванович Тарусский[48].
Первоначально владетельные князья, оказавшиеся под властью Москвы, лишались своих земель и могли получить их уже в качестве пожалования. Из Можайска в начале XIV в. были изгнаны представители местной династии (князья Смоленские). Дмитрий Донской позднее согнал со своих уделов князей Дмитрия Галицкого и Ивана Стародубского[49]. И если князья Стародубские позднее вернули себе свои «отчины», то территория Галицкого княжества вошла в состав московского «домена».
По мере расширения территории Московского княжества и включения в его орбиту большого числа прежде независимых княжеств такое решение проблемы становилось довольно проблематичным. Общее число различных владетельных князей было слишком велико. Некоторые из них были связаны с семьей Калитовичей давними союзническими обязательствами и родственными узами. Препятствовали активному проявлению силового сценария также внешние факторы. Крупномасштабное применение силы в отношении подданных (в прямом значении этого термина) князей вряд ли нашло бы поддержку у ордынских правителей. Гарантом «старины» для верховских князей и, вероятно, некоторых других выступало Великое княжество Литовское, серьезные конфликты с которым не входили в планы Дмитрия Донского и его преемников[50].
Долгая и изнурительная борьба с изгнанными суздальско-нижегородскими князьями, пытавшимися вернуть себе свои земли, показала бесперспективность такого подхода. Значительно проще было использовать ресурсы князей в своих целях, тем более что такого рода практика также имела длительную историю. Большое число владетельных князей сохранило за собой свои княжества «под рукой» у московских князей. Взамен они обязывались служить им вместе со своими боярами и слугами.
Впервые служилые князья, без употребления самого этого термина, фигурируют в московско-тверском договоре 1399 г.[51] Легализация их статуса была зафиксирована в межкняжеских договорных грамотах: московско-тверские, московско-литовские договоры, а также докончания князей внутри московского княжеского дома[52]. В случае отъезда «служебных князей» к другому «сюзерену» их земли подлежали конфискации: «А князей служебных с вотчиною в службу не приимати. А которые имут служити, и им в вотчину свою не вступаться». Указанное требование неизменно подтверждалось на протяжении всего последующего столетия и находило применение на практике. Как заметил В. Д. Назаров, в родословной князей Ярославских упоминается Андрей Львович Дулов, который «отъехал во Тверь, потому и вотчины отстал»[53].
36
Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 67; Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. (далее – АСЭИ). М., 1964. Т. 3. № 18. С. 34–35.
37
Сб. РИО. СПб., 1884. С. 111; Назаров В. Д. Тайна челобитной Ивана Воротынского // Вопросы истории. 1969. № 1. С. 210.
38
Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 68.
39
Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI века: опыт историческаго изследования. СПб., 1888. С. 433–438; Веселовский С. Б. Исследования по истории класса служилых землевладельцев (далее – Веселовский С. Б. Исследования). М., 1969. С. 362, 460.
40
Александр Нетша по родословной памяти был сыном князя Федора Константиновича, сына Ростислава Смоленского.
41
Веселовский С. Б. Исследования. С. 285–286, 331–332, 359, 361, 363, 369, 418, 458; Кузьмин А. В. На пути в Москву: очерки генеалогии военно-служилой знати Северо-Восточной Руси в XIII – середине XV в. М., 2014. Т. 1. С. 59—197.
42
Веселовский С. Б. Исследования. С. 374–376; Кузьмин А. В. На пути в Москву… Т. 1. С. 240–250. А. Л. Грязнов поставил под сомнение княжеское происхождение Монастыревых (Грязнов А. Л. Княгиня Федорова Федосья // Ежегодник историко-антропологических исследований. М., 2008. С. 31).
43
Предположение А. В. Кузьмина об их связи с князьями Фоминскими выглядит недостаточно обоснованным (Кузьмин А. В. На пути в Москву… Т. 1. С. 137–140).
44
АСЭИ. М., 1958. Т. 2. № 410. С. 432. Татищевы выводили себя от смоленских князей. Эта легенда не отличается правдоподобностью. Учитывая их гипотетическое родство с галичанами Писемскими и наличие вотчин в Дмитровском уезде, можно предположить их связь с дмитровско-галицкими князьями. В добавление к приведенным Ю. В. Татищевым сведениям о связях Татищевых и Писемских стоит упомянуть поминание «благоверному князю Стефану Павловичю Писемскому», погибшему под Казанью, в синодике Успенского Ростовского собора (Татищев Ю. В. Татищевы и Писемские // Сборник статей, посвященных Л. М. Савелову. М., 1915. С. 70–78; ПИРСС. С. 195).
45
Вероятными потомками князя Петра Кузьминского, погибшего в 1437 г. на Белеве, были юрьевские дети боярские Кузьминские (АСЭИ. М., 1952. Т. 1. № 598. С. 496).
46
Янин В. Л. Новгородская феодальная вотчина. Историко-генеалогическое исследование. М., 1981. С. 213–228.
47
Квашнин-Самарин Н. Д. Исследование об истории княжеств Ржевского и Фоминского. Тверь, 1887. С. 27; Чернов С. З. Волок Ламский… С. 182. Не исключено, что от прозвища Михаила Крюка, сына князя Федора Красного Фоминского и боярина Василия Дмитриевича Московского, происходило название селения Крюково и деревни Крюково в границах бывшего Фоминского княжества.
48
Горский А. А. От земель к великим княжениям. «Примыслы» русских князей второй половины XIII–XV в. М., 2010. С. 117–121; Шеков А. В. Верховские княжества. Середина XIII – середина XVI века. М., 2012. С. 151–152; Келембет С. Н. Тарусское княжество и его уделы // Средневековая Русь. М., 2018. Вып. 13. С. 92–93.
49
ПСРЛ. Т. 11. С. 2.
50
Кром М. М. Меж Русью и Литвой. Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца первой XV – первой трети XVI в. М., 1995. С. 46, 87.
51
Назаров В. Д. Служилые князья… С. 178–179.
52
Близкое к служилым князьям положение занимали, похоже, мещерские князья, чей статус оговаривался в московско-рязанских договорах.
53
ДДГ. № 24. С. 65; Назаров В. Д. Служилые князья… С. 191; Родословная книга князей и дворян российских и выехавших… (далее – Род. кн.). М., 1787. Ч. 1. С. 178.