Страница 3 из 7
Для великокняжеской власти поместные раздачи дополнительно давали возможность разнообразить личный состав служилых людей на местах за счет новых выдвиженцев из более низких социальных слоев (различные дворцовые слуги, бывшие «люди» представителей знати и т. д.), выезжих иностранцев и невольных переселенцев. «Выводы» представляли собой радикальный способ достижения нужного баланса сил на «проблемных», недавно присоединенных территориях.
Впервые «поимания» неугодных лиц с их последующим переводом в центральные уезды были зафиксированы в 1477 г. в Новгороде, где они продолжались на протяжении нескольких последующих десятилетий. Их итогом стало почти полное исчезновение землевладения местных бояр и жить их. За некоторыми исключениями незначительные участки сохранили за собой лишь своеземцы, владения которых также сокращались на протяжении всего XVI в. После взятия вятских городков в 1489 г. выселению подверглись также местные «лутчие люди». Позднее та же судьба постигла псковских бояр, а также землевладельцев некоторых захваченных у Великого княжества Литовского территорий.
Численность детей боярских значительно выросла в последние десятилетия XV в. за счет демократизации службы. Большое значение в этом процессе сыграло также существенное расширение границ государства. Представители недавно присоединенных земель и княжеств пополняли собой число служилых людей. На положение детей боярских переходили как родовитые потомки княжеских фамилий, так и бесфамильные бывшие холопы. Очевидно, что этот процесс не мог иметь одномоментный характер, а различные по своему происхождению, социальным связям и принципам объединения группы новых детей боярских долгое время сохраняли черты обособленности.
Можно выделить несколько плоскостей, по которым шло размежевание подобных групп с основной массой служилых людей. Прежде всего стоит говорить о размежевании, возникшем в результате сохранения отдельными служилыми корпорациями особых прав, признаваемых центральным правительством. Известна была практика выдачи жалованных грамот «земле» при ее присоединении к основной территории. Следы существования подобных грамот в практике запрета приобретения вотчин иногородцами в Твери, Микулине, Торжке, Оболенске, Белозерье и Рязани упомянуты в дополнительной статье Судебника 1550 г. (указ 1551 г.). Жалованные грамоты выдавались также Новгороду, Смоленску, вяземским «князьям и панам», вероятно, также ярославцам и представителям других земель[12].
Далеко не всегда указанные грамоты впоследствии принимались во внимание. В этом отношении московское правительство отличалось высокой степенью политического прагматизма: соблюдение заданных в них обязательств должно было соответствовать его интересам. В среднесрочной перспективе грамоты, пожалованные Новгороду, Вязьме, а по большому случаю и Смоленску, утратили свое значение и не сказались на судьбах их непосредственных адресатов.
Применительно к рубежу XV–XVI столетий особый статус прослеживается для ярославских землевладельцев. В завещании Ивана III им была посвящена отдельная статья: «А бояром и детем боярским ярославским с своими вотчинами и с куплями от моего сына от Василья не отъехати никому никуде. А кто отъедет, и земли их сыну моему, а служат ему, и он у них в их земли не вступается, ни у их жон, ни у их детей»[13]. В этой статье, наряду с использованием рудиментарной лексики (упоминаются, в частности, бояре ярославские), примечательным является восприятие ярославцев в качестве отдельных субъектов права, отношения с которых строились на договорных началах.
Больше известно о тверичах, которые попали в ведение «государей всея Руси» после похода на Тверь 1485 г. и бегства Михаила Тверского в Литву. В дальнейшем Тверское княжество досталось Ивану Молодому, имевшему на него династические права, который подтвердил права местной знати «у себя пожаловал в боярех учинил». Тверские бояре встречались в источниках и в следующие годы. В 1495 г. в свите Ивана III присутствовали «из Тверские земли бояре». Тверские бояре и окольничие упоминались в разрядах также в 1501 и 1509 гг. Их упоминание не было данью формальности. Известно, что длительное время (по крайней мере, до 1513 г.) в Твери функционировала собственная канцелярия, в ведении которой находились вопросы местного управления, в том числе и выдача жалованных грамот. «Двор тверской» упоминался в списке детей боярских 1542 г. во время встречи литовского посольства. Дворовая тетрадь также знает разграничение рубрик «Тверь», где были представлены потомки старинных тверских землевладельцев, и «помещики тверские», объединявшей выходцев из других уездов[14].
В значительной степени автономное существование поддерживалось совместной службой. Зачастую центральное правительство использовало в своих целях сложившиеся ранее формы организации. В походах, как и в удельное время, нередко можно было встретить компактные группы местных детей боярских, выступавших отдельными отрядами. Применительно к тверичам разрядные книги показывают регулярное использование представителей местного боярства в качестве их воевод. В походе 1493 г. среди воевод «изо Твери» находились тверские служилые князья Осип Дорогобужский и Владимир Микулинский, а также сразу несколько представителей тверского боярства. Судя по спискам погибших, тверичи участвовали в походе на Казань 1496 г. Среди воевод этого похода закономерно присутствовали тверские бояре. В 1500 г. в походе на ливонских немцах участвовали «Иван да Петр оба Борисовича (Борисовы-Бороздины. – М. Б.) и с тверици». Тверские воеводы сыграли свою роль также в победе на Ведроши, где погиб Михаил Шишков «тферитин»[15].
Подобным образом первоначально развивались события и в Новгороде. В 1481 г. новгородские бояре Василий Казимир и Александр Самсонов были отправлены «с новогородцкою силою» в помощь псковичам[16].
На южной «украйне» несли свою службу представители рязанского боярства. Некоторые из них регулярно отмечались в разрядных книгах. В 1521 г., например, в Рязани вместе с московским наместником находилось сразу 9 представителей этой корпорации, находившихся как на великокняжеской, так и на рязанской службе. Такая же ситуация повторилась в 1531 г., когда в разрядах «за городом на Резани» было отмечено 8 рязанцев из местных боярских фамилий[17]. Эта практика была продолжена и в дальнейшие годы.
Следует понимать, что в большинстве примеров подобная роль местной боярской знати была характерна лишь для начальных этапов вхождения той или иной территории в состав единого государства. В дальнейшем по мере формирования и укрепления здесь позиций центрального правительства представители «старой» элиты постепенно отходили на второй план. Их место занимали присланные из Москвы воеводы и наместники (в Новгороде также дьяки). Разделение территории бывшего Тверского княжества между сыновьями Ивана III в значительной мере подорвало потенциал тверского боярства. Сами тверские бояре, как особая категория, исчезают из источников сразу после 1509 г. Вскоре прекратила свою деятельность особая тверская канцелярия. Прекратились и упоминания о «тверской силе» во главе с представителями местного боярства. Еще более скоротечной оказалась служба новгородских бояр, выселенных из Новгородской земли. Исключение было сделано для рязанцев. «Стратилатская» служба многих потомков рязанских бояр проходила на крайне опасном южном направлении, подверженном постоянным татарским набегам. Здесь им трудно было найти полноценную замену, что объясняет долговременное сохранение ими своего влияния в регионе.
Определенное значение при сохранении обособленности имела, конечно, инерция решений великокняжеской власти, продлевавшая существование определенных групп на длительные сроки. В Тысячной книге 1550 г. и в Дворовой тетради, например, встречались упоминания о «людях» удельных князей Андрея Старицкого («поиман» в 1537 г.), Юрия Дмитровского (1533 г.), Дмитрия Углицкого (умер в 1521 г.) и служилого князя Василия Шемячича (заключен под стражу в 1525 г.)[18].
12
Кобрин В. Б. Власть и собственность… С. 68–89; Назаров В. Д. Княжеское родовое землевладение в России: традиционное право и приговор 1551 г. // Землевладение и землепользование в России (социально-правовые аспекты): Мат-лы XXVIII сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы. Калуга, 2003. С. 16–35; Грязнов А. Л. Землевладение Белозерских князей и законодательство о землевладении в XVI в. // Комплексный подход в изучении истории Древней Руси: Сб. мат-лов X Междунар. конф. (9—13 сентября 2019 г.). М., 2019. С. 63–65.
13
Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. (далее – ДДГ). М.; Л., 1950. № 89. С. 356.
14
Флоря Б. Н. О путях политической централизации… С. 282–284; Антонов А. В. Из истории великокняжеской канцелярии: кормленные грамоты XV – середины XVI века // РД. М., 1998. Вып. 3. С. 112–113; Флоря Б. Н. Несколько замечаний о «Дворовой тетради» как историческом источнике // АЕ за 1973 г. М., 1974. С. 45.
15
Разрядная книга 1475–1598 гг. (далее – РК 1475–1598). С. 23, 27, 28, 30, 31; Псковские летописи (далее – ПЛ). М., 1941. Вып. 1. С. 85; Памятники истории русского служилого сословия (далее – ПИРСС) / Сост. А. В. Антонов. М., 2011. С. 173.
16
ПСРЛ. СПб., 1913. Т. 18. С. 269.
17
РК 1475–1598. С. 66–67, 76.
18
Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х гг. XVI в. (далее – ТКДТ). М.; Л., 1950. С. 60, 66, 68, 81, 161, 164, 205, 208.