Страница 13 из 17
– Помнишь нашего старого друга? Аркадия Николаевича?
– Так… так… Вы про Тихого говорите? – спросил Забродов и почувствовал, как засосало под ложечкой, словно он стоит на краю обрыва. – Не томите душу, выкладывайте.
– Повесился он. Дома, – упавшим голосом прошептал Марат Иванович и замолчал.
Забродову показалось, словно он только что пропустил сильный удар от невидимого противника. Резко отвернулся от падавших за окном снежинок, сделал несколько размашистых шагов по комнате, и сжал трубку так, что еще немного, и она разлетелась бы с хрустом.
– Алло… Пигулевский… – но в трубке послышались гудки; видно, Марату Ивановичу стоило больших усилий сообщить эту новость так, чтобы он мог продолжить разговор и тем более отвечать на неминуемые расспросы.
– Что? Что-то случилось? – с беспокойством спросила Катя, видя, что Забродов помрачнел и прямо при ней откупорил бутылку коньяка и сделал большой глоток, после чего опять подошел к окну.
– Друг. Друг детства повесился, – с печальной растерянностью пробормотал Забродов, рассеянно наблюдая за падающим снегом. Услышав страшную новость, он все не мог поверить в смерть Тихого, наверно, оттого, что свершившееся было слишком жутким и трудным для понимания. – Больше сорока лет друг друга знаем. Точнее, знали…
Глава 3
Сентябрьским вечером, когда осень еще не полностью заявила свои права и давала москвичам роскошную возможность насладиться последними теплыми деньками, молодой человек лет двадцати семи стоял с решительным выражением лица у входа в метро и бросал нетерпеливые взгляды на входивших в кафе возле станции метро «Маяковской». Темнело. День обесцвечивался, теряя свои яркие краски. Еще немного – и исчезнет розоватая дымка на небе, поглощаемая мраком подступающей ночи, зажжется яркий свет фонарей и город начнет жить другой жизнью.
Одет молодой человек был щеголевато, словно бросал вызов обществу. Черный деловой костюм сидел плотно по фигуре, подчеркивая крепость торса его обладателя. Молодой человек периодически нервно вскидывал руку с часами, не столько для того, чтобы узнать время, сколько для того, чтобы подчеркнуть свой статус, который, впрочем, никого не интересовал в этом обычном кафе. Место встречи выбирал не он. Евгений Чуб никогда бы не решился назначить встречу в такой забегаловке. «Надо быть полным идиотом, чтобы назначить встречу в таком затрапезном месте, – с раздражением подумал он, в который раз глядя на улицу уставшим взглядом. – И надо быть полным ублюдком, чтобы опаздывать на такую важную встречу. Распоряжаются своим временем так, будто собираются жить никак не меньше тысячи лет». Беспокойный взгляд его то и дело падал на новенькую «БМВ», стоявшую возле кафе, свою любимицу, которую он недавно приобрел в кредит.
Прошло еще несколько минут, руку с часами он вскидывал все чаще, и, глядя на него со стороны, можно было подумать, что он ждет любимую девушку и сердится оттого, что точно знает, что сегодня она так и не явится.
Но он оживился, когда у входа появился молодой человек невысокого роста, в черных джинсах и красном свитере, с пухлым кожаным портфелем в руках. Надменный взгляд Евгения Чуба встретился с ищущим взглядом молодого человека, который застыл у входа, словно был в этом кафе впервые и растерялся в незнакомой обстановке.
«По Сеньке и шапка, – подумал Чуб, мысленно насмехаясь над парнем, направившимся к нему с радостной улыбкой, словно они были закадычными друзьями и не виделись неизвестно сколько. – И одет как лох полный, впрочем, как обычно. Теперь понятно: это замшелое кафе – предел его жизненных мечтаний».
Игорь Охотников радостно подскочил к столику и, вместо того чтобы протянуть руку своему старому приятелю Чубу, в растерянности ухватился за спинку стула, а потом, словно сообразив, какую допускает оплошность, собрался протянуть руку, но Чуб едва заметно, с царственной небрежностью кивнул. Сидел он не шелохнувшись и руку, конечно же, подавать не спешил. Охотников напряженно опустился на стул. Евгений Чуб взглянул на него с презрением, он никогда не уважал людей с подобными манерами, не умеющими вести себя культурно в обществе, и считал, что такие люди часто попадают в какой-нибудь переплет. «У него все на лице написано. Ничего спрятать не может. Читай как раскрытую книгу. Теперь мне понятно, чего он в журналистику подался. Там таким ублюдкам и место». С недавних пор Евгений Чуб начал относиться ко многим своим знакомым с пренебрежением и насмешкой, несколько возвышая себя над ними, и это чувство с ростом его успехов только усиливалось. А он делал неплохую карьеру! Для своих двадцати семи он неплохо зарабатывал по московским меркам, мог позволить себе снимать квартиру на Кутузовском проспекте, каждую пятницу отдыхать в престижном ночном клубе. Летом – отдыхать в бассейне Карибского моря, носить дорогую одежду и входить в общество элитарной публики. Работа ему нравилась, и Чуб работал с остервенением, без которого в его деле обойтись было нельзя, да и, наверное, без него не обойтись всем людям, желающим построить успешную карьеру.
Евгений Чуб, успешно окончив университет, решил податься в риелторы, прошел стажировку и без какой-либо протекции вырвал место под солнцем в престижной компании «МосРиэлт». Поначалу он не мог рассчитывать на доверие и был под ежечасным наблюдением. Сперва занимался недвижимостью на рынке вторичного жилья. Природа наградила Евгения острым умом и располагающей внешностью: улыбаясь и говоря несколько вежливых фраз, он ловко втирался в доверие к людям; произнося то, что люди хотели бы услышать, он ловко расставлял наживку, и люди проглатывали не сомневаясь. Таким образом он продавал неудачные квартиры за вполне приличные деньги. Делая успехи на своем поприще, он обратил на себя внимание начальства и был вознагражден за свое рвение тем, что его допустили к продажам квартир из новостроек. Евгений оправдал это доверие, развернув бурную деятельность, работая с утра до ночи и лишь в пятницу напиваясь до беспамятства, чтобы хоть как-нибудь расслабиться. Рвение его легко объяснялось тем, что от каждой проданной квартиры ему шел неплохой процент, и чаще всего этот процент выходил в несколько раз больше его месячной зарплаты. Тем не менее Чуб не останавливался на достигнутом и, приобретая связи, годам к тридцати рассчитывал открыть собственное риелторское агентство.
Он и нервничал потому, что не привык распоряжаться временем так небрежно, как мог позволить себе Игорь Охотников, мелкий журналист из какой-то там газетенки. Чуб брезгливо оглядывал его с головы до ног. Охотников походил на студента. Небритый, с взлохмаченной шевелюрой, взглядом безумного гения, изобретение которого отказывается понимать мир, он улыбался так активно, словно хвастался своей голливудской улыбкой.
Охотников был ровесником Чуба и дружил с ним уже несколько лет, если это можно было назвать дружбой. Чуб, пока его карьера не обещала значительных успехов, иногда скучал и потому за неимением лучшего досуга встречался с Охотниковым, они шли куда-нибудь, знакомились с девушками, в общем стремились как-то убить время в веселой компании. Но когда обстоятельства переменились и Чуб был занят круглые сутки, а Охотников продолжал бегать по газетенкам со своими статьями, их дороги разошлись: Чуб считал ниже своего достоинства водить дружбу с таким человеком и не мог позволить себе появляться на людях в обществе Охотникова. Охотников не обиделся, хотя бы потому, что увлекся журналистикой и получил второе высшее образование, поначалу он учился на экономиста. Ирония судьбы заключалась в том, что в итоге карьера бывших друзей была связана со строительством. Только если Чуб собирал сливки, то Охотников подметал полы и, расшаркиваясь в своей газетенке перед шефом, рассчитывал на небольшую премию, когда Чуб зарабатывал в разы больше. И вот теперь они смотрели друг на друга, как на классовых врагов, которых общее дело свело за одним столом.
– Ты пунктуален, – не без издевки заметил Чуб. – Мне всегда говорили, что у газетчиков много дел.