Страница 12 из 18
Но в самом деле – по кому?
Снова вскочив, Надир голым, как был, метнулся к столику в углу, где стоял письменный прибор – дядюшка днем велел сделать кое-какие заметки… Зажег свечу, торопливо нашел чистый лист бумаги и задумался, с кем можно отослать письмо в Харузу. Сделать это без ведома дядюшки вряд ли получится, однако он ведь не узник здесь! Мало ли кому из друзей решил написать, поделившись рассказом о путешествии? Но что, если дядюшка захочет письмо прочитать? Значит, надо отправить его как можно скорее, пока он не здоров и не занимается делами! Прямо утром! Или… да хватит уже думать, как влюбленный мальчишка, в первый раз оставшийся наедине с предметом страсти! Осел! Чему тебя учил отец?
Перо забегало по бумаге, и строчки полились сами собой.
«Милый друг… ах, участь моя печальна, потому что в этой глуши никаких развлечений… погода хуже, чем в пустыне, жара сменяется грозами, а зной – холодом… Мой почтенный дядюшка столь суров, что не позволяет никаких вольностей… Помнишь ли, дорогой друг, веселые счастливые дни в Харузе…»
Строчка за строчкой, глупость за глупостью, щедро приправленные обидой на дядюшку и тоскливыми излияниями, как же здесь отчаянно скучно! Тот, кому это предназначено, не может не понять, что Надир никогда не стал бы писать такое откровенно пошлое письмо без особой цели. О, он умен! И особенно на руку сейчас, что они с Надиром никогда не были близки напоказ. Так, пара тайных встреч, о которых почти никто не знает…
Но этот человек – настоящий друг, проверенный бедой! Когда-то он предложил свою помощь в деле, о котором Надир до сих пор боялся даже вспоминать. Правда, проговорился при дядюшке и Хазрете, признавшись, что уже открыл счет убитым врагам, но его обмолвку наверняка посчитали пустой похвальбой – и это к лучшему! Есть тайны, которые надо хранить в самых дальних уголках памяти.
Он перечитал письмо и в конце, подумав, дописал:
«… еще прошу вас, любезный друг, приобрести для меня новую поэму блистательного ир-Ховейди, которая называется «Молочная река в раскаленном песке». Она так мала, что поместилась бы на обратной стороне моего письма, и я льщу себя надеждой, что вам не составит труда ее раздобыть и прислать. Остаюсь вашим преданным слугой…»
Присыпав чернила песком, чтобы сохли быстрее, он накинул халат и выглянул в коридор. Два охранника, недавно сменившиеся у двери, встрепенулись, показывая, что глаз не сомкнули и вообще бдительны, словно коты, сторожащие мышиную нору.
– У меня болит горло, – бросил Надир. – Сходите на кухню и принесите молока. Только без меда и масла, чистого!
– Да, светлейший, – поклонился тот, что был помоложе, и кинулся исполнять распоряжение.
Надир вернулся в комнату и снова подошел к окну. Оттуда явственно тянуло холодом, пожалуй, уже не таким приятным, как раньше. Комната проветрилась, и в ней было гораздо легче дышать.
«Ну вот, – обратился он к себе. – И стоило так мучиться? Следовало всего лишь открыть окно ненадолго! Многие беды, что кажутся нам непосильными, решаются так же легко и без всяких усилий, стоит за них взяться».
Он плотнее запахнул халат и подождал, пока в дверь постучит вернувшийся охранник. Взял кружку горячего молока, благосклонно кивнул и снова запер дверь…
Пальцы дрожали от нетерпения, но пришлось дождаться, пока чернила письма высохнут. Закусив губу, Надир перевернул лист, обмакнул чистое перо в молоко и принялся писать им, тщательно выводя каждое слово, тут же исчезающее вслед за пером:
«Дорогой друг, если ты читаешь это, мое восхищение твоей догадливостью уступает лишь моей же благодарности. Умоляю тебя об услуге, за которую буду твоим вечным должником, хотя еще не рассчитался за прошлую. Но и просьба моя, надеюсь, в этот раз доставит тебе меньше беспокойства. Мне нужно узнать все возможное о бродячем целителе и маге по имени Арвейд Раэн, чужестранце, который, возможно, служит верховному предстоятелю ир-Шамси. Все, что сможешь поведать, передай как можно быстрее и в полной тайне от моего дяди любым способом, какой сочтешь надежным. Остаюсь твоим другом и должником, Надир».
Он подул на листок, чтобы бесцветные буквы окончательно высохли. Положив его в конверт, разогрел на свече кусочек воска, заклеил письмо и прижал перстень-печатку с родовым знаком ир-Даудов. Если дядя пожелает прочитать, следует оскорбиться, но позволить, пусть потом чувствует себя виноватым за недоверие к племяннику. Ведь в письме ровным счетом ничего особенного! А поэма со странным названием… Ну так дядюшка в поэзии не силен. А тот, кому предназначено послание, легко догадается нагреть его обратную сторону и прочитать скрытое.
Его друг… Впрочем, Надир вовсе не был уверен, что этого человека можно назвать другом. Они никогда не поверяли друг другу тайны, не проводили время за беседой, даже почти не разговаривали. Но… однажды Надир попал в беду. Такую лютую, что нынешние неприятности по сравнению с ней подобны мошкам рядом с шершнем.
И этот человек, почти случайно обо всем узнав, предложил помощь, которой Надир не посмел бы попросить ни у кого. Его самая страшная тайна и величайший стыд оказались во власти чужого ему человека! Того, кто спас Надира, ничего не попросив взамен, никогда ни словом, ни делом не напомнив о грязной и опасной тайне, что их связала. Так кому же еще он мог довериться снова? Сказано ведь, что над пропастью следует идти по проверенному мосту!
Обмакнув перо уже в чернила, Надир написал на конверте: «Доставить на улицу Первых Роз, в дом ир-Джантари, лично в руки почтенному господину Джареддину».
И облегченно выдохнул, радуясь так вовремя пришедшей удачной мысли. Джареддин – придворный чародей, он должен знать всех сильных магов, да и Раэна никак не назовешь неприметным! И вскоре Надиру будет известно достаточно, чтобы принять решение.
ГЛАВА 5. Ашара
Прогулка в холмы, окружившие Нисталь, удалась на славу. Камаль, правда, едва не обиделся, когда понял, что они действительно приехали за горной смолой. Он-то считал поездку поводом остаться наедине вдали от любопытных глаз и ушей, а Раэн так разочаровал беднягу. Впрочем, долго расстраиваться Камаль не умел. Пока маг, посмеиваясь про себя, соскребал потеки драгоценного зелья со стен небольшой пещеры, нисталец развел рядом с пещерой костер, достал из корзины печеную ягнятину, вино и лепешки с сыром, расстелил толстое шерстяное покрывало, подбитое мехом, и улегся прямо на него, ничуть не смущаясь тем, что день выдался холодный.
Однако просто лежать ему показалось скучным, и Камаль, прихватив коробочку с ореховым лукумом, перебрался к самому входу в пещеру и сел на камень, лениво наблюдая за спутником. День уже перевалил за полдень, и Раэн торопился набрать как можно больше «горных слез», уже предвкушая, сколько полезного из них сделает. Конечно, «горные слезы» можно с легкостью купить в Харузе, но здесь они свежайшие, чистые, вон как морщится Камаль от резкого дурманного запаха, заедая его лукумом.
– А почему у тебя нет возлюбленной? – поинтересовался Камаль, которому просто сидеть рядом тоже быстро надоело. – Ты красивый и веселый. Да и ремесло у тебя почтенное, а если заслужил храмовый знак раньше, чем седина пробилась, значит, скоро будешь богатым, и твоя семья станет жить в достатке. Не понимаю, как тебя еще никто не поймал в любовные сети? Разве в Харузе девушки не имеют ни глаз, ни ушей?
– О, и глаз, и ушей у столичных девушек предостаточно, – отозвался Раэн, закрывая коробку со смолой плотно подогнанной крышкой. – Только я слишком часто уезжаю из Матери Городов. Не люблю сидеть на месте. В мире столько прекрасного, хочу увидеть как можно больше. Ну какой из меня получится муж и отец?
– Это верно, – с неожиданной рассудительностью согласился Камаль. – Семья, она как сад, постоянного присмотра требует. Но чем ты хуже купца, который водит караваны в Чину или Вендию? Говорят, они иногда годами дома не бывают. Бедные люди! Не видят, как растут их дети, да и самим детям и женам несладко. А все-таки семьи у них есть!