Ведьмин вяз

– Все равно извини.

– Ну вот и увиделись, – ответил я и переменил тему: – Ты останешься ночевать?

– Только этого не хватало. Нет, я к родителям. Увы. – Он сунул зажигалку в карман. – Я бы, конечно, лучше пожил у Хьюго, но меня ведь тут же запрягут за ним ухаживать, и в качестве официальной сиделки я вообще не смогу никуда отлучиться, потому что если Хьюго, пока меня нет, почувствует себя хуже и умрет, виноват во всем буду только я и никто другой, нет уж, спасибо. Я его люблю, мне нравится с ним общаться, пока есть такая возможность, я не прочь пожить у него пару недель, если ему потребуется помощь, но брать на себя серьезные долгосрочные обязательства не готов. У меня работа, – Леон работал на безумно модном инди-лейбле, – у меня отношения, у меня жизнь, наконец. И я не могу от всего этого отказаться.

Его слова неприятно меня резанули – я тоже не метил в официальные сиделки, – но Леон всегда был склонен драматизировать, к тому же, судя по всему, его основательно допекли.

– Достали? – спросил я.

Он закатил глаза.

– Даже говорить не хочу. Наседают на меня каждый божий день, как два копа на допросе. Сперва звонит мама, распинается, что бедный Хьюго доживает последние дни в одиночестве. Потом вступают скрипки: звонит папа и разражается пафосной речью, дескать, Хьюго всегда был к тебе добр, почему бы не отплатить ему тем же, после чего очередь мамы: сынок, мы в тебя верим, ты справишься, это же ненадолго, ну а дальше я даже не знаю, до чего бы они договорились, потому что перестал брать трубку. Надеюсь, хоть теперь отвяжутся, раз уж я приехал, а может, наоборот, решат поднажать, рассчитывая довести меня до белого каления, а тогда я перееду как миленький, лишь бы от них избавиться. А вот хрен.

Леон был чуть пьян, но не настолько, чтобы кто-то это заметил.

– Я у него поживу, – сказал я.

Он высоко вскинул брови.

– Ты? – спросил он с таким недоверием, точно я был шимпанзе, которому доверили запустить ракету. Меня это взбесило.

– Да, я. А что?

Леон откинул голову на стену и расхохотался.

– Боже мой, – выдавил он. – Какая прелесть. С удовольствием на это погляжу.

– Что смешного-то?

– Наш Тоби, ангел милосердия, жертвует собой ради тех, кто нуждается в помощи…

– Всего пару недель. В сиделки я тоже не нанимался. – Смех осекся, Леон хмыкнул сухо, и я спросил: – Что?

– Вот сюрприз так сюрприз.

– Да чего ты ко мне привязался? Сам же сказал, ты не переедешь к Хьюго ни за что на свете…

– Потому что для меня в этом случае обратного пути не будет. А вот ты спокойно свалишь, как только тебе надоест…

Меня мутило от сигареты, выпитых коктейлей и всего этого окрашенного лихорадкой дня, ругаться с Леоном совершенно не хотелось.

– Я же не виноват, что тебе не хватает… не хватает… – я пытался вспомнить слово cojones[8], – яиц возразить предкам…

– Мы все прекрасно понимаем, что долго ты не протянешь. Неделю от силы. Максимум дней десять.

В голосе его сквозила издевка, точно я какой-нибудь принц на горошине, в жизни не страдавший ничем сильнее похмелья, – да если бы он только знал, этот Мистер Крутой с выпендрежно-многозначительными кожаными браслетами и беззаботной клубной жизнью, если бы он только знал…

– Что ты несешь? По-твоему, я не справлюсь?

Я нарывался на ссору – отчасти специально. Леон всегда быстро шел на попятный, и мой вызывающий тон непременно его разозлит, тем более что он и так уже на взводе. Я вовсе не собирался затевать полноценную драку на террасе, чтобы бездыханное тело проигравшего потом уволокли прочь, – хотя, признаться, это не самый худший вариант досуга, а то в доме как раз кто-то запел, – но мне отчаянно, со злостью самобичевания хотелось, чтобы Леон, потеряв терпение, высказал мне в лицо все, что думает о новой моей личности.

Он поднес сигарету к губам и жадно затянулся.

– Ты сейчас не в лучшей форме, – ответил Леон и выдохнул вбок струйку дыма. – Правда же?

Меня охватило такое бешенство, что я даже обрадовался.

– Что? Я здоров.

Взгляд из-под полуприкрытых век.

– Как скажешь.

– Что ты имеешь в виду?

У меня руки чесались врезать ему хорошенько, но Леона, казалось, это нисколько не волновало. Краешек его губ изогнулся кверху.

– Да ладно тебе. Ты за сегодня не произнес и дюжины слов. И ничего не ел – так, пару раз ткнул вилкой.

Я изумленно рассмеялся, и мой смех отразился эхом от высоких стен. Я-то думал, он скажет что-нибудь насчет моей походки, о том, что я постоянно теряю нить разговора и умолкаю, мучительно подбирая слова, – в общем, бессердечно и ловко полоснет меня по больному и бросит истекать кровью. Вместо этого мне слегка погрозили пальцем за недостаточную общительность и нежелание есть овощи, и от облегчения у меня закружилась голова.

– Сегодня не лучший день, – со смехом признался я. – Сам же сказал. Как-то не хочется притворяться, будто все в порядке. Если у тебя это получается, вперед. Я на тебя посмотрю.

– Узнаю старого доброго Тоби, – раздраженно сказал Леон, он не любит, когда над ним смеются. – Пусть другие надрываются, а он не будет.

– Чувак, я тебя вроде ни о чем не просил. Сам же делаю то, что считаю нужным. И не вижу в этом ничего плохого, – произнес я так естественно, так похоже на себя прежнего, что по тому, как Леон вздернул подбородок, ясно понял: мне удалось задеть его за живое; не выдержав, я рассмеялся.

– Полная чушь, – отрезал он. – Чувак. Ты глаза свои видел? Остальных ты, может, и обманул, – он кивнул на дом, – но это не значит, что ты умеешь притворяться. Ты же бесишься.

Я расхохотался так, что дым пошел носом. Я согнулся пополам от кашля.

– Еще и ржешь как сумасшедший, – раздраженно сказал Леон и отодвинулся от меня. – Уж не знаю, что ты там принимаешь…

– Героин. Все крутые парни сидят на героине. Может, тебе тоже стоит…

– Заткнись, пожалуйста, сделай одолжение. Докуривай свою сигарету – мою сигарету, – вали в дом и оставь меня в покое.

– А, вот вы где. – Из задней двери высунула голову Сюзанна и опасливо оглянулась. – Леон, твой отец поет “Раглан-роуд”. Я сказала, что пойду вас искать, ведь вы наверняка расстроитесь, если пропустите такое. Правда, никто не говорил, что я сумею быстро вас найти. Над чем смеешься?

– Тоби сошел с ума, – Леон сердито раздавил каблуком окурок, – если, конечно, там вообще было с чего сходить.

– Господи боже мой… – Я наконец отдышался. Сердце колотилось. – Ради такого стоило переться на это сраное семейное сборище.

– Ну спасибо, – ответила Сюзанна. – Мне тоже было приятно с тобой общаться.

– Сборище вышло… – я пытался вспомнить слово “блистательный”, но безуспешно, – роскошное. Чумовое. Но согласись, если бы ты могла выбирать, как провести день, этот вариант оказался бы в самом низу списка, сразу же за походом к зубному.

– Скажи мне, что ты принесла выпить, – попросил Леон. – Если я не выпью, мне духу не хватит туда вернуться.

– Я думала, у вас есть. Подожди, – она повернулась к двери, заглянула в щелку, – вроде все чисто. Пойду в дом. Но если меня перехватят, заберите меня оттуда, договорились? – И скрылась на кухне.

– Извини. – Голос мой потеплел, и не только потому, что Леона раздражало лишь повышенное, по его мнению, внимание прочих к моей персоне, в остальном же он не заметил за мной никаких странностей. Давненько мы с ним не говорили по душам, со школы уж точно: новые друзья, бурная светская жизнь, к тому же он публично объявил о своей сексуальной ориентации, а чтобы никому в голову не пришло в этом усомниться, стал вести себя как стереотипный гей – наркотики, клубы и прочее, чего я никогда не понимал, – словом, с тех пор наши пути разошлись, и тем трогательнее было обнаружить, что я по-прежнему легко могу играть у него на нервах. – Мне просто вдруг показалось, будто ты решил, что я обдолбался. Было смешно.

8

Яйца (исп.).