Страница 9 из 24
– Это ребенок младшего брата Пашахан, в прошлом году отдали его нам; из Южного Синьцзяна, – вполголоса пояснил Кутлукжан.
Курбан зачерпнул чаю и налил себе в пиалу, не стал брать палочки, а, нагнувшись, стал отхлебывать прямо из пиалы.
– Сколько тебе лет? – спросил Ильхам.
Курбан не издал ни звука.
– Уже двенадцать, – ответил за него Кутлукжан.
– Поешь! – Ильхам протянул Курбану палочки, тот молчал. И палочки не взял.
Бао Тингуй и Хао Юйлань как будто вообще не замечали его существования. Они ели с хорошим аппетитом, и не просто ели, а ковырялись в общей тарелке, палочками выбирая мясо, так что скоро там остались одни овощи.
– Не совсем нормальный. Вроде как немой. – Кутлукжан принял палочки вместо Курбана. – Поешь мяса, слышишь? – Курбан по-прежнему не ел.
– Ну, будь по-твоему, молодым вредно есть много мяса, горячит[5].
– Мясо невкусное, – Бао Тингуй обнажив зубы извлекал застрявшие мясные волокна и рассуждал: – Ну кто так готовит баранину? Без соевого соуса, без лука, чеснока, имбиря, душистого перца, винной приправы? Оно бараном воняет!
– Дурак! Если готовить так, как он говорит, вкус настоящего мяса пропадет! – подмигнув Ильхаму, сказал по-уйгурски Кутлукжан, и, продолжая улыбаться, говорил уже Бао Тингую: – Конечно-конечно! В следующий раз попросим, чтобы Юйлань готовила.
Обед прошел невесело. Скованность Курбана, неотесанность Бао Тингуя и неискренность Кутлукжана оставили какой-то надоедливый привкус, который было трудно проглотить. Как будто в лепешки попала зола, к мясу примешали резину, а в пиале чая с молоком побывала муха. Сделав последний глоток чая, Ильхам накрыл пиалу ладонью, показывая, что уже сыт. Он подался назад и прислонился к стене, задумчиво глядя перед собой.
– Хочешь вздремнуть? – Кутлукжан тут же достал тюфяк и подушку и подложил за спину Ильхаму. – Прямо здесь и поспи часок.
– Нет, не буду. Так, задумался. Мне надо в село.
Ильхам поднялся и пошел на двор.
– В село, зачем? Что там делать? – не отставал Кутлукжан.
– Работать.
– Да ты только вчера ночью приехал! Три дня ты, считай, гость. Вечером придет Пашахан, приготовит лапшу…
– Спасибо, не стоит. Я еще хочу повидать всех членов коммуны…
– Нет! Ты не можешь уйти, ты не должен уходить!.. К тому же вот еще – во второй половине дня я хочу собрать членов ячейки. Секретарь Чжао сказал, что ты должен войти в ячейку.
– Давайте проведем попозже, вечером, ладно? Сейчас сезон работ, каждый час дорог.
Пока они препирались, собачонка вдруг снова залилась звонким лаем. Не дожидаясь распоряжений, Курбан поднялся и пошел открывать ворота. И в них вошел, пошатываясь, переваливаясь с ноги на ногу, одетый в несвежий серо-коричневый костюм, при бежевом галстуке, затертом до дыр, человек со светлыми волосами на голове и с плоским лицом.
– Начальник Майсум! – радостно-удивленно воскликнул Кутлукжан.
– «Начальник» и прочее – ушло и не вернется, – «Майсум» провел ладонью по лицу. – Максимов, Общество советских эмигрантов, – представился он.
Каких только странных событий не происходило в Или в 1962 году! Член коммунистической партии Китая, начальник Отдела собрания народных депутатов уезда товарищ Майсум вдруг за ночь стал иностранным господином Максимовым.
Кутлукжан изменился в лице, Ильхам искоса холодно наблюдал за ним. Бао Тингуй подмигнул жене и незаметно отошел.
– Ты – ты что говоришь? – Голос Кутлукжана подрагивал.
– Сейчас я – Максимов из Общества советских эмигрантов. Я на самом деле татарин. Моя родина – там, в Казани.
– Ты… зачем пришел? – спросил Кутлукжан.
– Эй-эй-эй! Такими вопросами надо встречать гостя? Такое ваше уйгурское гостеприимство? Я все-таки ваше начальство, дорогой братишка Кутлукжан! – От Майсума сильно пахло спиртным; он, подскакивая как в танце, подошел и хотел обнять Кутлукжана за шею, но тот уклонился.
– Какая разница, кто я – Май сум, начальник Отдела уездного собрания, или товарищ Максимов, эмигрант из СССР, из Татарской АССР в составе РСФСР? Я – ваш друг, родственник и брат. Завтра-послезавтра я уеду на родину, а сегодня пришел проститься со старым другом. Это культурно, по правилам и по мусульманским обычаям. До свиданья! Желаю вам оставаться мной довольными…
Кутлукжан посмотрел на Майсума – тот принял позу вежливо прощающегося человека. Тогда он перевел взгляд на Ильхама – Ильхам оставался невозмутимым. Кутлукжан, закатив глаза и не сдавая позиций, сказал:
– Если вы вежливо пришли, чтобы вежливо проститься, то я так же вежливо прошу вас пройти в дом. Однако вы уже видели – у меня идет строительство, а это совершенно очевидно доказывает, что я – китайский гражданин, жил и всегда буду жить в Китае, и если вы собираетесь подстрекать…
– Вздор! Какая чушь! – Майсум замахал руками.
– Тогда – прошу! – Кутлукжан распахнул дверь.
– Прошу! – Майсум жестом приглашал Ильхама войти первым.
Интересный поворот! Чего же хочет этот отказавшийся от предков человек? Стоит посмотреть. Думая об этом, Ильхам слегка улыбнулся и медленно вошел.
– А вы… – вопросительно посмотрел на него Майсум.
– Ильхам. Вы же о нем слышали… – ответил за Ильхама Кутлукжан.
– Да, Ильхам, верно. Хорошо. О-цинь ха-ла-шо! – на плохом русском подтвердил Майсум. – Я слышал. В прошлом году я приезжал сюда работать и от многих слышал о вас. – Майсум протянул руку, но Ильхам не обратил на нее внимания.
– Вы враждебно относитесь ко мне, потому что я выбрал гражданство Союза Советских Социалистических Республик? Это нехорошо, это недопустимо! Коммунисты являются интернационалистами; к тому же Советский Союз и Китай – дружественные государства. Да и вряд ли много в мире народов, которые так же близки, как татары и уйгуры.
– Вы – советский человек? – вдруг строго спросил Ильхам и сурово взглянул прямо в глаза Майсуму.
Майсум невольно опустил голову:
– Я… да.
– Вы – татарин?
– Я… да. – Майсум не сдавался.
– Тогда скажите, пожалуйста, на татарском: «Я – советский человек, а не китайский гражданин».
– Я… я… Что вы имеете в виду?! – Майсум выставил вперед руки, как бы сдерживая его напор.
Ильхам презрительно фыркнул.
– Я пойду приготовлю чего-нибудь! – Кутлукжан развернулся к двери.
– Нет, погодите. – Майсуму было страшновато оставаться один на один в комнате с Ильхамом. – Если есть вино, то налейте мне как гостю стаканчик. – Затем он повернулся к Ильхаму – Как вам будет угодно, но я пришел проститься, из дружеских чувств.
– Из дружеских чувств к кому? Причем тут интернационализм? Две китайские тыквы с одного китайского поля! Что это за спектакль?
Кутлукжан достал бутылку, налил стакан и, подавая его Майсуму, предостерег:
– Как хозяин я еще раз требую, чтобы в моем доме вы больше не говорили ни на какие другие темы, кроме прощания.
– Хорошо-хорошо! За здоровье! Пожелайте мне счастливого пути! Но помните: великая страна всегда ждет в свои объятья синьцзянских уйгуров.
Ильхам громко и резко рассмеялся, так что напугал Майсума, уже поднесшего стакан к губам. Ильхам, смеясь, указывал пальцем на Майсума:
– Эй, дружище, приятель! Вы о чем? Не надо так выпячивать грудь! Что вам нужно, в конце-то концов? Уезжаете – так уезжайте. Вы кто? Вы собираетесь от чьего имени говорить? Много выпили? Но мы-то не пили.
– Какой некультурный кашгарец… – Майсум поставил стакан на кошму и примирительно продолжал: – Да, конечно, я не могу говорить за Советский Союз; от имени великой страны Ленина говорит Никита Серге-… – говоря, он снова взялся за стакан.
Ильхам расхохотался:
– Ты о Хрущеве? А вы его видели? Ну и ступайте к нему!
– Вы смеете… да кто вы такой… – Майсум не мог сдержать себя, руки его задрожали, и содержимое стакана расплескивалось через край.
Я Ильхам, член Коммунистической партии Китая, руководимой Председателем Мао.
5
По традициям китайской медицины баранина относится к «теплым» продуктам – то есть тем, которые увеличивают энергию в организме. – Примеч. ред.