Страница 4 из 24
БайБалади: казах, скотовладелец
Латиф: называл себя Сатар, загадочный и опасный тип, представитель враждебных сил в Или
Закиржан: связист коммуны
Алимжан: почтальон-передовик отделения связи коммуны
Сайд: начальник тракторной станции коммуны, в молодости танцевал в паре с Ульхан
Хусейн: начальник коммуны имени Большого скачка
Инь Чжунсинь: в коммуне имени Большого скачка – начальник рабочей группы по проведению «четырех чисток», национальность – хань
Чжан Ян: член группы по проведению «четырех чисток», ханец
Алимамед: затаившийся враг
Сакантэ: член рабочей группы по проведению «четырех чисток», казах
Хэ Шунь: член рабочей группы по проведению «четырех чисток», национальность – сибо
Майнар: член рабочей группы по проведению «четырех чисток»
Бесюр: начальник рабочей группы по проведению «четырех чисток»
(1962 год, в Синьцзяне, как и по всей стране, был голод, в это же время все больше ухудшались отношения с Советским Союзом. В Или и Тачэне приграничные жители бежали в СССР, был страшный хаос. Закрылась часть заводов, наспех построенных в городах во время «Большого скачка», и главный герой этой книги, Ильхам, вернулся в Или, работать на селе. Пока добирался на машине домой, он встретил Салима – секретаря парткома уезда, и Межида – закупщика; по дороге они вовсю расхваливали Или – какой он изобильный и прекрасный. По всему выходило, что жители Или любят свой район и очень красноречивы. Доехав до Инина и сойдя с машины, Ильхам встретил Ульхан, женщину из его родного села. Ей не удалось уйти за границу, где сын и муж – она не знала и пребывала в самом жалком виде. Муж Ульхан – Исмадин, кладовщик Большой бригады народной коммуны имени Большого скачка. Он был замешан в историю с кражей зерна в большой бригаде, потом пропал во время беспорядков при попытке уйти за границу; их обоих (мужа и жену) секретарь большой бригады Кутлукжан объявил ворами и предателями Родины.)
Глава первая
Где много деревьев – там много птиц, где много цветов – там много пчел, где много травы – там много коров и овец, а где много воды – много еды. В долине реки Или щедрая природа обильно одаривает все живое; Или – это именно такое место, где много деревьев, птиц, цветов, пчел, травы, много скота, зерна. Особенно весной. В весенний рассветный час не умолкая щебечут птицы. Кукушки весело перекликаются: красивая уйгурская легенда рассказывает, что это двое разлученных влюбленных – Зайнаф и Кулука – ищут друг друга. Бойкие воробьи ищут подружек, перелетают с веток яблони на верхушку персикового дерева, с крыши чайной беседки летят в загон для скота и таскают еду из-под ног у овец. Низкое и мягкое воркование диких голубей похоже на томные стоны уставшей от одиночества красавицы. Песня иволги, звонкая, ясная и вместе с тем нежная – так звучит трель свистульки, заполненной водой только наполовину, – разносится далеко, журча и разливаясь в поднебесном просторе. И даже внутри дома – свившие гнездо на поперечной балке под крышей комнаты Ильхама пара ласточек, муж и жена, тоже, не дожидаясь, пока совсем рассветет, наперебой щебечут, обсуждают свои дела, весенний ветер наполняет их нетерпеливым желанием выразить себя и все высказать. Старая Цяопахан любит ласточек и верит, что ласточки выбирают для своего гнезда только тот дом, где живут добрые люди. Чтобы ласточкам было удобно влетать и вылетать, плотник, когда ставил дверь, специально сделал сверху выемку – бабушка настояла.
Илийские крестьяне – кто из них не просыпался весной на рассвете разбуженный этими чудесными звуками? Пение птиц – это дыхание земли, сигнал всему живому расти и цвести, напоминание земледельцу о неотложных работах, это бодрящий ритм радостной жизни. И окруженный со всех сторон такими звуками Ильхам рывком спрыгнул с кровати. Черпаком из тыквы-горлянки он набрал побольше воды, вышел на порог и этой весенней рассветной слегка покалывающей лицо холодной водой стал бодро и весело полоскать рот, тереть лицо, руки и плечи. Он шумно и энергично плескал на себя еще и еще, чувствуя, как тело наполняется беспредельной силой.
Ильхам одну за другой выпил подряд три больших пиалы чая с молоком, так что лицо раскраснелось, выступил пот, кровь побежала быстрее по жилам, и на душе стало легко и приятно. Потом он отправился в коммуну – по партийным и прочим делам.
Рабочее место для парткома коммуны и управляющего комитета сделали на бывшем дворе толстобрюхого Махмуда, местного деспота-землевладельца. В ходе борьбы за снижение арендной платы и против эксплуататоров Махмуда ликвидировали. Малихан, вдова землевладельца (о которой выше упоминалось), – это и есть бывшая жена Махмуда. Сразу после Освобождения здесь был 11-й район Народного правительства, а нынешний секретарь парткома коммуны Чжао Чжихэн был в то время замначальника района; и до сих пор еще кое-кто из крестьян по привычке называет его не секретарем Чжао, а начальником Чжао. В коммуне сейчас развернулось капитальное строительство: повсюду груды лесоматериалов, кирпича, камня и извести – начало шестидесятых, наведение порядка в экономике; и этот пейзаж радует взгляд Ильхама.
Сам Ильхам с 1951 года был членом комитета комсомола коммуны, с 1958 года – начальником производственной бригады, так что он очень близко знал всех товарищей по коммуне. Войдя во двор коммуны, он не переставая пожимал руки и отвечал на приветствия. Уйгуры – это такой народ, который придает вежливости большое значение: если сегодня еще не общались – обязательно надо поздороваться, расспросить друг друга обо всем по порядку, даже если это срочный телефонный разговор по межгороду. Ильхам же давно здесь не появлялся. Он нашел тех, кого было надо, все сделал, что было положено, а потом толкнул дверь и вошел в комнату секретаря Чжао. Там был еще один человек, сидевший напротив секретаря, – Кутлукжан, это имя Ильхам уже не раз слышал в сегодняшних разговорах.
Кутлукжану в этом году исполнилось сорок два, в последнее время он немного располнел, отяжелел. Однако лицо его по-прежнему было красивым, что подчеркивали изящные, тонкие, блестящие черные усики, тонкой полоской очерчивавшие верхнюю губу. На Кутлукжане был новехонький серого цвета френч, какие носят все кадровые работники; из нагрудного кармана торчал колпачок самопишущей ручки – совершенно ясно, что перед вами не обычный крестьянин; он поприветствовал Ильхама голосом звучным и в то же время режущим слух, с примесью высоких тонов, почти фальцета. Здоровался он тоже как городские интеллигенты: крепко сжал руку, потряс, отпустил. Потом левой рукой сделал изящный жест, приглашая Ильхама садиться.
Может, зайти попозже? Но не успел Ильхам задать себе этот вопрос, как секретарь Чжао заметил его сомнения:
– Садись, вместе все обсудим. Дело-то касается вашей большой бригады.
Кутлукжан смерил Ильхама взглядом и безмятежно спросил:
– Говорят, ты той женщине с сыном помогал вернуться? Какой же ты добрый человек! А сына она потеряла? Это ей в наказание, она это заслужила! – Он сдвинул брови и, повернувшись, с глубокомысленным и серьезным видом посмотрел на Чжао Чжихэна. – Сейчас главная задача для нашей коммуны – покончить с этим делом о воровстве. Если не решить этот вопрос, члены коммуны не смогут жить нормально. Пойдут сплетни, и дело не решится. Теперь, когда беглая жена главного преступника, Исмадина, тайком пробралась обратно, я предлагаю одно из двух: или отдать ее вышестоящим органам безопасности, чтобы ее арестовали и судили, или же нам самим в большой коммуне организовать критику и борьбу, взять эту женщину под надзор народной дружины. – Он повернулся всем телом и снова обратился к Ильхаму с тонкой улыбкой: – Брат, ты же не станешь сообщать ей об этом?