Игра вслепую

— Заткнись, пока ты не сказал какую-нибудь глупость и не разозлил меня.

— Что, ты еще недостаточно зол? Тогда давай поговорим о том, как твоя новоиспеченная девушка пытается заманить тебя в ловушку, залетев от тебя, — издевается Тристан, его тон насмешливый, отчего я прихожу просто в бешенство.

И отчего в глазах красная пелена.

Гадкая ухмылка на его лице — это все, на чем могу сосредоточиться, прежде чем поднять руку и ударить его прямо в челюсть, так сильно, что моим костяшкам становится чертовски больно в ту же секунду.

Глава 25.3

Тристан отшатывается, хватаясь за лицо, и все девушки, стоящие вокруг нас, начинают кричать, отпрыгивая назад, как будто я только что пытался напасть и на них. Шеп хватает меня за плечо и удерживает, чтобы я снова не набросился на Тристана, я вырываюсь из его хватки, так как меня прельщает идея еще раз ударить Тристана.

Ублюдок заслужил это. Поверить не могу, что он такое наговорил. А что еще хуже — он один из моих самых близких друзей, поэтому знает, как сделать мне больно. И его слова ранят.

Чертовски сильно.

Поворачиваю голову и смотрю на Шепа.

— Пусти, — бормочу я, но знаю, что он этого не сделает. Я в бешенстве. Не могу поверить, что Тристан разболтал о моих личных делах перед всеми, включая кучу девушек, которых мы, черт возьми, не знаем. Они все пялятся на меня, словно я какой-то монстр. Две из них подошли, чтобы утешить Тристана, который, все еще прижимая ладонь к подбородку, стоит на траве и испепеляет меня взглядом. Его взгляд мрачный, полный гнева и боли, и я точно знаю, что он чувствует, потому что чувствую то же самое.

— Убирайся, — велю я ему, мой голос низкий и чертовски пугающий даже для моих собственных ушей. — Вали отсюда нахрен и гарем свой забирай с собой.

— Гейб, — встревает Шеп, но я стряхиваю его руку и отхожу от него. Мне не нужно, чтобы он читал мне нотацию, как я должен относиться к своим друзьям. Неужели он не слышал, что сказал Тристан? Он такой мудак. Он пытается выставить Люси стервой-золотоискательницей, и я просто ненавижу его за это.

Не говоря ни слова, Тристан взмахивает рукой и проходит мимо меня, опустив голову и не встречаясь со мной взглядом. И все девушки с готовностью семенят за ним. Он обходит дом сбоку, перешептывающиеся девушки следуют за ним, пока все они не исчезают.

— Поверить не могу, что ты его ударил, — недоверчиво произносит Шеп.

— А я не могу поверить в то, что он наговорил, — парирую я. — Он просто козел.

— Ты же знаешь, каким он бывает, когда пьян…

Я обрываю Шепа:

— Не защищай его. Он — мудак, когда выпьет. И становится чуть получше, когда трезвый. Я устал от его дерьма. Устал от того, как он разговаривает со мной, относится ко мне, черт возьми, как он относится к нам обоим. К черту его. Давай выкупим его долю.

— Я не могу выкупить его долю, он мой гребаный кузен. Черт, моя мать, вероятно, позвонит мне и поручится за Тристана, а потом вывалит на меня кучу дерьма за это. Потом мне позвонит его мать… дружище, это будет полный бардак. Я не могу так поступить с ним. Мы застряли с ним, — объясняет Шеп.

— Это ты застрял с ним, не я. Я говорю, что закрываю этот дерьмовый бизнес, а вы двое можете заняться им в другом месте. Я устал иметь с этим дело. Пусть теперь это будет вашей проблемой. — Я качаю головой и кладу руки на бедра, поворачиваясь к патио и вижу Люси снаружи, стоящую рядом с задней дверью.

И она не выглядит очень счастливой.

— Ты ведь это не всерьез, — говорит Шеп. — Ты просто сейчас злишься. Тристан извинится, ты простишь его, и все забудется.

Извинения Тристана никак не повлияют на меня.

— Да, черт побери, я злюсь. Но поверь мне, я серьезно сделаю это. Позвони мне завтра. Уверен, я буду чувствовать то же самое. — Мне нужна Люси. Мне нужно забыть то, о чем я разговаривал с Шепом, находясь здесь. Мне нужна моя девочка.

Я иду к ней и подмечаю, что она смотрит на меня со страхом и сомнением в глазах. Останавливаюсь прямо перед ней, беру ее за руку, а она поднимает мою и изучает мои поцарапанные и разбитые от удара в челюсть Тристана костяшки. Кожа ободрана и чертовски болит.

— Ты поранился, — вздыхает она, прежде чем поднять мою руку и поднести ее к своим губам.

— Да, это случилось потому, что я защищал твою честь, — бормочу я, тронутый тем, что она целует мою руку так нежно, словно хочет заботиться обо мне, несмотря на то, что я — полный придурок, который ввязывается в драку со своим лучшим другом.

Проклятье. Я начинаю жалеть о случившемся. Конечно, то, что наговорил Тристан, — полная хрень, но так ли необходимо было бить его?

— Я слышала. — Она осторожно опускает мою руку, и я тут же скучаю по ее прикосновению. — Откуда он узнал, Гейб?

Все мое тело напрягается. Она до жути спокойна, когда задает этот вопрос, и это чертовски меня пугает.

— Я рассказал ему, окей? Мне нужно было поговорить с друзьями, получить совет, и я рассказал им, что происходит.

Люси изумленно смотрит на меня, ее рот открывается и закрывается, как будто она не знает, что сказать.

— Это было наше личное дело, — наконец шепчет она. — Личное дело, которое действительно выставляет меня в плохом свете, учитывая то, как он только что выболтал мой секрет перед кучей народа.

— Он идиот, когда пьян. Никто не воспримет его слова всерьез, — заявляю я, чтобы успокоить ее, но она на это не ведется. И не могу винить ее. Видя ее такой расстроенной, я теряю всякое сожаление и снова прихожу в ярость.

— Не важно, верят они ему или нет. Теперь я выгляжу как какая-то шлюха-золотоискательница, пытающаяся обмануть тебя и прикарманить все твои деньги или что-то в этом роде посредством алиментов на ребенка. Но это совсем не так. Мне не нужны твои деньги. Мне они не нужны, — она практически плюет в меня.

— Верно, потому что твой богатый папочка заботится о тебе и дает все, что ты хочешь. — Избалованной маленькой принцессе не нравится данная реальность, не так ли? Ну, мне тоже. Интересно, почему она была настолько замкнутой. Интересно, говорил ли кто-нибудь о ней такое же дерьмо, как только что Тристан?

— Не совсем, — бормочет она, отходя от меня.

— Постой. — Я хватаю ее за плечо, но ослабляю хватку, чтобы она могла выскользнуть, если захочет. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, ее губы дрожат, словно она хочет заплакать, но сдерживает себя. Я вглядываюсь в ее лицо в поисках какой-то подсказки, чего-то, что даст мне знать, в чем проблема, но…

Что-то тут не так. Я костями чувствую это, всем нутром. Такое ощущение, что, что бы она ни собиралась сказать дальше, между нами все изменится.

— Что ты только что сказала? — Я готовлюсь к словесному удару.

Она пристально смотрит на меня, ее глаза блестят от непролитых слез, и, проклятье, видеть это выражение на ее лице почти невыносимо. Ненавижу, когда она грустит. Когда не могу помочь справиться с тем, что ее беспокоит.

— Я даже не знаю, кто мой отец, ясно? Моя мама забеременела, когда ей было шестнадцать, и он сбежал от нее еще до моего рождения. Так что ей пришлось растить меня одной, без всякой поддержки. В крошечной, дерьмовой квартире с одной спальней, в ужасном районе в центре Лос-Анджелеса, без помощи, без денег, только я и она. У нас ничего не было. Ничего.

Какого черта?

— Ты серьезно?

Она посылает мне взгляд, который говорит, что она чертовски серьезна, и это причиняет боль.

Все, что я могу сделать, — это смотреть на нее, переваривая то, в чем она только что призналась. Я ошибался на ее счет. Целиком и полностью ошибался, а она никогда не исправляла меня. Ни разу. Просто продолжала лгать, словно это какая-то ерунда. Черт, она что, смеялась надо мной? Рассказывала подругам о том, какой я лох? Чем дольше думаю об этом, тем больше злюсь. В полном шоке смотрю на нее, ее слова медленно начинают доходить до меня. Она не богата. Она никогда не была богатой. Но здесь кое-что не сходится.

— А что насчет дома в Санта-Барбаре? Как ты туда попала? — словно тупица, спрашиваю я.