Страница 3 из 14
– То есть, легавые из-за меня приезжали?..
Шанго в ответ выругался, швырнул окурок на тротуар. Искоса взглянул на Эшу.
– Слушай, малыш, потолкуй с мамой! Тебя она послушает. Мне она даже рта открыть не дала! Я знать не знаю, что хочет полиция: это вообще не мои дела! И Амаралина[14] – не моя территория! Меня там даже не было той ночью! Скажи ей это всё!
– Что мне за это будет? – вкрадчиво осведомился Эшу.
– Не борзей, сопляк! – обозлился Шанго.
– Ну и разбирайся сам! – Эшу увлечённо подкидывал на ладони голубой шлёпанец. – Давай, поднимись к матери, отнеси ей тапку… А то, может, ещё не все соседи услышали, как мама тебя любит!
Шанго поднялся. Выражение его грубо вырубленной физиономии цвета горького шоколада не предвещало ничего хорошего, и Ошосси словно случайно опустил руку ему на плечо. Эшу же продолжал как ни в чём не бывало забавляться со шлёпанцем.
– Ладно, чего ты хочешь? – буркнул Шанго, прислоняясь к стене.
– Вот так бы сразу! – Шлёпанец взлетел высоко в воздух, приземлился на макушку Ошосси, срикошетил в плечо Шанго и снова оказался в руках Эшу. – Хочу ту мулатку, Андрезу, из Ресифи! Твою новенькую!
– Андрезу?! – вскинулся Шанго. – Ты свихнулся? Андреза стоит пять сотен! Эта малышка – для понимающих клиентов! Она такое умеет, что тебе незачем и знать! Чёрта с два, не получишь!
В ответ Эшу торжественно вручил брату шлёпанец и красноречиво кивнул на открытое окно второго этажа.
– Ну, хорошо. Ладно. Чёрт с тобой, – сдался Шанго. – Но не сегодня: Андреза занята. Подходи завтра к вечеру в Бротас, я позвоню.
– Договорились, – Эшу прыжком вскочил на ноги. – Всё, я пошёл к маме.
– Деньги ей отдай, – проворчал Шанго, засовывая в карман брата смятую пачку банкнот. – За аренду платить в пятницу.
– Не беспокойся, – раздалось уже из-за двери.
– Чёрт знает что… – Шанго сердито разглядывал порванную футболку.
– Эшу её уломает, – уверенно сказал Ошосси. – Если не он, то вообще никто. Эвинья ведь улетает сегодня.
Шанго кивнул. Вынул из кармана ключи от машины и, крутя их на пальце, направился к огромному джипу, запаркованному в двух шагах.
– Куда тебе ехать? В Барракинью? Залезай.
Ошосси уже открыл переднюю дверцу, когда Шанго спросил:
– Как у тебя с моей Йанса[15]?
Ошосси замер. Очень медленно, глядя на облака над крышами, спросил:
– Что тебе до Йанса?
– Ну-у… – Шанго небрежно повернул ключ зажигания, и мотор джипа зарокотал. – Йанса, как ты помнишь, моя жена. Мне хочется, чтобы у неё всё было хорошо.
– Йанса – твоя жена? А кто же тогда Ошун[16]?! – ощетинился Ошосси. – Может, вспомнишь ещё и Оба[17]?! Может, у тебя хватит смелости спросить у Огуна, хорошо ли Оба с ним?
– Хватит, – с усмешкой заверил Шанго. – Жёны Шанго всегда остаются его жёнами. Даже если развлекаются с другими. Не забывай этого, брат. Так ты едешь, или нет?
Ответом послужил удар двери, от которого затрясся джип. Шанго широко ухмыльнулся, показав белые, крупные зубы. В боковом зеркале он увидел серое от бешенства лицо Ошосси и, расхохотавшись, сорвал машину с места.
Для туристов было ещё слишком рано, и в сувенирном магазинчике «Мать Всех Вод» царила пустота и прохлада. Пахло кофе и сигаретами. Допотопный телефон с треснувшим диском молчал. В витринах теснились статуэтки ориша. На беленых стенах висели догонские и геледские маски, ритуальное оружие, дешёвые акварели с видами Баии в рамках из ракушек. У дверей, встречая посетителей, стоял гипсовый Ошала[18] в белых одеждах. Эшу, проходя мимо, скорчил Отцу всех ориша страшную рожу. Миновав статуэтку Огуна с поднятым мечом, вежливо приложил два пальца к бейсболке. Заметив рядом воительницу Йанса, серьёзно поклонился. С улыбкой помахал рукой печальной Оба и сделал неприличный жест в сторону Шанго. Повертевшись среди витрин с картинками, илеке[19], бусами и связками амулетов, заметил, наконец, то, что искал: небольшую статуэтку ориша Эуа – тоненькую девушку-мулатку в розово-белом платье, с мечтательной улыбкой на губах. Эшу долго стоял рядом с ней. Затем нежно, едва касаясь, провёл пальцем по шоколадной спине Эуа. Усмехнулся. И, не оглядываясь больше, прошёл мимо – к лестнице, ведущей на второй этаж.
Наверху было тихо. Аромат кофе усилился, к нему примешался лёгкий дух фасолевых акараже[20]. Эшу уверенно тронулся прямо на запах. Остановился в дверях кухни.
Мать в старой ночной рубашке, с кое-как прихваченными гребнем волосами, варила кофе. Утро, входя в раскрытое окно, обдавало фигуру Жанаины золотистым светом. На старой чугунной сковороде шипело и пузырилось пальмовое масло.
– Это ты, малыш? – не оборачиваясь, спросила она. – Садись завтракать.
Эшу улыбнулся. Подойдя, поцеловал мать в щёку, сел за стол, взял протянутую ему чашку кофе.
– Где тебя носило? – спросила Жанаина, перебрасывая горячие акараже в керамическую миску. – Что же это такое, опять подгорели… И как это у нашей Оба получается?.. Теперь вот только выбросить!
– Ещё чего! – возмутился Эшу. – Дай сюда все, я съем!
Умяв шесть штук пирожков подряд, он облегчённо откинулся на стену, допил кофе и с довольной улыбкой взглянул на мать. Та, стоя у окна, курила, смотрела на просыпающийся квартал. Затем притушила сигарету о стену и сунула окурок за ухо.
– Сколько раз я тебе говорил так не делать! – сурово сказал Эшу, вставая и забирая у матери сигарету. – Кто тебя вообще этому научил?!. Ты их хоть гаси до конца! Когда-нибудь спалишь и волосы, и уши!
– И слава богу! – в сердцах отозвалась Жанаина. – Хотя бы нечем будет слушать сплетни о моих сыновьях! Куда уехал Шанго?
– К Ошун, конечно, – осторожно ответил Эшу. – Куда же ещё? Ты зря беспокоишься, мам: в Амаралине – это не его работа, точно. Шанго всю ту ночь был у себя в Бротасе с Ошун! Позвони ей: она подтвердит…
– Святая дева! Эта девочка подтвердит всё, что Шанго ей скажет! – Жанаина сердито взмахнула кружкой, и кофейная гуща плеснула на пол. – Как только меня угораздило нарожать столько бандитов!
– Ну-у, мам, ничего подобного… Легавым лишь бы кого скрутить, разве они будут разбираться? Если бы Шанго напортачил в Амаралине, он бы смылся из города, а так… Ну, сама подумай! С чего бы ему тогда наутро являться к тебе? Чтобы схлопотать тапком по заднице? Вот уж радость-то… Особенно когда не виноват…
– Кто не виноват – Шанго?! – снова вскипела Жанаина. – Да от него только отвернись!.. И от вас всех тоже! Почему какие-то белые девушки постоянно ищут здесь Ошосси? Что я должна им говорить – что мой сын потаскун? И что у меня уже наверняка сотни три внуков в Америке? И в Европе столько же? Неужели там не осталось подходящих мужчин? Неужели мой Ошосси один должен работать за весь земной шар?! Кстати, почему мне рассказали, что он болтается по порту с маконьей[21]?
– Брехня! – абсолютно искренне сказал Эшу. – Он знает, что Огун его убьёт. Никакой маконьи, мам. И уже давно. Если что, я бы знал.
– Ты? Почему тебя два дня держали в участке?!
– Поду-умать только! – закатил глаза Эшу. – Меня? В участке? И ты этому поверила? И вот эта женщина – моя мать!
– Где Эвинья?
– У Марэ, где же ещё! Собирает вещи! Сегодня улетает! Позвони, она тебе скажет, что я был с ней все эти дни! С ней – а не в участке!
– Я с ума с вами сойду, вот что! – Жанаина швырнула пустую кружку в раковину, села за стол и запустила обе руки в растрёпанные волосы. – Когда это всё кончится? Что мне – пить таблетки от нервов, как гринги? Или вообще пойти к врачу? Кто успокоит мою старость?!
14
Амаралина – пляжный район Баии, примыкающий к порту.
15
Йанса – женское божество ветров, хозяйка царства мёртвых, «воительница». Одна из жён Шанго.
16
Ошун – женское божество любви, молодости и красоты, хозяйка пресных вод и рек. Одна из жён Шанго.
17
Оба – ориша «неспокойной воды», олицетворение мужского начала в женщинах, женской физической силы. Одна из жён Шанго.
18
Ошала (Обатала) – старейшее божество кандомбле, согласно мифологии – отец всех ориша, олицетворение мудрости, морали и доброты.
19
Илеке – амулет кандомбле, обозначающий принадлежность к культу определённого ориша.
20
Акараже – пирожки или пончики из фасоли, жаренные в масле
21
Маконья – марихуана