Лингвист

  Мимо пробежал заключенный в форме лингво-хулигана и задиристо выкрикнул частушку :

  "С милой я на УЛКе бачу,

  Понимает все она,

  На французском , на собачьем,

  Лишь бы я ее обнял."

  И сам, испугавшись своей выходки, помчался в сторону барака.

  За ним быстрым шагом последовал охранник, но махнул на лингво-хулигана рукой и остановился в двух шагах от Меравела с Данором. Он явно приготовился слушать разговор двух опасных преступников. Меравел переглянулся с Данором.

  Охранники имели обыкновение бродить среди заключенных и следить за чистотой их речи. Любые отклонения в сторону криминального диалекта свидетельствовали о препятствии процессу воспитания. За это могли последовать различные формы взысканий. Наиболее крутым наказанием являлся лингво-карцер. Нарушителя помещали в замкнутое помещение, где непрерывно, в течении дня и ночи зачитывались стихи ПУлкина, ведущего классика УЛКа поэзии. Это было тяжелое испытание, после которого люди зачастую сходили с ума. Не стоило провоцировать охранников на подобные наказания.

  - Прекрасная сегодня погода! Небо - чистое, как незапятнанный УЛК! - на чистейшем литературном языке, подчеркнуто громко и четко сказал Данор.

  - Несомненно - чище и быть не может! - охотно подтвердил Меравел, взглянув на мрачное беспросветно- пасмурное небо, откуда уже начинал покрапывать дождик.

  Охранник удивленно поднял голову и, все поняв, отошел в сторону. Данор взял Mарвела под локоть и отвел в сторону под навес. Усиливавшийся шум дождя и завывание ветра заглушили их голоса.

  -------------------------------------------------------------------------------

  Прошло два года. Дни выдались сухими и тёплыми. Солнце плавно угасало на горизонте, a заключенные, как будто торопя время, описывали циферблатные круги, шаркая ногами и поднимая песочные бури. Два скучающих охранника стояли у ворот лагеря и с подозрением вглядывались в приближающийся силуэт. Они конечно узнали старожилу Данора, но кто знает - может лагерное начальство проверяет их бдительность. Поэтому один из них предупреждающе поднял руку и снял с плеча автомат. Данор замедлил шаг и заговорил на чистейшем литературном УЛКе, который должно быть несколько удивил охранников, привыкших к диким искажениям речи, свойственным многим обитателям лагеря.

  - Простите меня, но я просто искал, с кем можно поговорить на человеческом языке! Не с ними же - он махнул рукой внутрь лагеря.

   Охранник с удивлением посмотрел на него.

  - Судя по вашему языку непонятно, что вы здесь делаете!

  Данор слегка улыбнулся.

  - Вы знаете - бывают ошибки и у судей. Меня просто перепутали с кем-то другим. Но вы же не против просто так поболтать. Я так соскучился по родной речи. Так глядишь и забудешь как нормально разговаривают.

  Охранник слегка расслабился и даже выдавил некое подобие улыбки. Данор продолжил, постепенно овладевая вниманием любопытного охранника, который явно мечтал убить время.

  -Какие только тарабарские языки я не встречаю в этом месте ,- доверено жаловался Данор. -Например, есть группа преступников, которые в беседе так коварно искажают наш великий УЛК, что собеседники продолжают "пнемать" "преджение" не "змечая" что они "кверкуют" слова.

  Данор посмотрел на охранника, но тот ничего не заметил и понимающе кивнул головой. Данор продолжал имитировать незаметные искажения. Их разговор перешел на безобидную тему плохой погоды, низкой зарплаты и дороговизны жизни. Охранник, как загипнотизированный, имитировал те искажения, которыми его так искусно подкармливал Данор. Он незаметно соскальзывал все глубже в лингвистическую пропасть, в которую его так коварно затягивал собеседник. Неподалёку от них медленно брел заключенный в клетчатой одежде, которую выдавали малочисленной особой группе криминалов, которых привозили из разных мест, географически далеких друг от друга. Эти люди говорили почти на одном и том же наречии, и Лингво-полиция безуспешно пыталась разузнать, каким образом распространяется между ними этот диалект УЛКА. Заключенный вдруг остановился и прислушался к странному разговору Данор с охранником. Затем недоверчиво покачал головой и с удивлением сказал на запрещенном диалекте: " А откуда вы знаете наш язык?".

  Охранник возмущенно посмотрел на заключенного и махнул рукой

  - Я смотрю, что лагерные уроки тебе пошли на пользу. А теперь иди - разве не видишь, что мы разговариваем?

  Данор отошел в сторону и с удовольствием наблюдал за тем, как подошел второй охранник и, услышав исковерканную речь своего приятеля, начал громко кричать и размахивать руками. Данор решил не дожидаться развития событий и быстро ускользнул в свой барак.

  На следующий день Данор не торопился выходить из барака. Все уже вышли, а он лениво чистил свою одежду. Не прошло и пяти минут, как с ревом возмущения ворвался охранник:

   - Да ты, ленивый пес, враг языка, наглый террорист соскучился по карцеру?

   Данору пришла в голову мысль, что создатели УЛКа не заложили в язык выражения, необходимые для крайней экспрессии чувств и поэтому обделенные носители языка вынуждены пользоваться эпитетами, названиями животных и другими безобидными характеристиками. Большой лингвистический недочет. Уж ему-то было известно, что у каждого из древних языков был целый отдел под названием "ненормативная лексика". Он где-то читал, что ненормативная лексика является психологическим громоотводом в ситуациях повышенного раздражения или неожиданной травмы. А вот Лигво-Хулиганы исправили это упущение и довольно обильно пользовались самыми смачными оборотами, общаясь друг с другом. Почему-то это лексика включала причудливые сочетания семейных взаимоотношений, анатомические подробности и научные наименование разделов мозга. Но у ограниченного охранника не была возможности облегчить свой гнев в виду ущербности УЛКа. Он должен был в гневе напрягаться, подбирая всевозможные эпитеты и это еще больше заводило беднягу. Данор опасался, что тощий словарный запас будет компенсирован выразительными побоями. Но в момент, когда красная морда охранника уже нависла над Данором, в барак вошел кто-то из высшего начальства и, успокоив охранника одним тихим словом, обратился к Данору: