Страница 12 из 21
– Конечно! – Я вскочил и занял место Камило, встав напротив Джеймса.
– Вы двое – лучшие друзья, не так ли? – произнес преподаватель, опустив руки нам на плечи.
Мы оба кивнули, синхронно ухмыльнувшись.
– Джеймс, ты собираешься ударить Оливера наотмашь. Не говори ничего вслух и выслушай меня внимательно. Подумай о том, что твой приятель должен сделать, чтобы заставить тебя ударить его. И не двигай ни единым мускулом, пока не почувствуешь импульс.
Улыбка Джеймса померкла: он молча и растерянно посмотрел на меня, сдвинув брови на переносице.
Камило повернулся ко мне.
– Оливер. Я хочу, чтобы ты сделал прямо противоположное. Представь, что ты спровоцировал парня на атаку, и когда она произойдет, позволь ощущению ударить тебя, пусть даже это будет не удар кулаком.
Я изумленно моргнул.
– Как только будете готовы, начинайте, – сказал наш тренер, отступая. – Не торопитесь.
Мы стояли неподвижно, пристально глядя друг на друга. Глаза у Джеймса были ярко-серые, с маленькими золотыми кольцами вокруг зрачков. Стоя столь близко к нему, я мог рассмотреть каждую крохотную янтарную частицу. Я видел, как что-то движется, работает у него в голове – это было заметно по тому, как ходили желваки на скулах, как нервно подергивалась нижняя губа. Насколько я знал, Джеймс никогда не сердился на меня. Ошеломленный странностью происходящего, я полностью забыл о задаче и тупо смотрел, как нарастает напряжение, как поднимаются его плечи, а руки сжимаются в кулаки. Он коротко кивнул мне. Я знал, что должно случиться, но совершенно непонятный рефлекс заставил меня наклониться вперед, к нему. Его рука метнулась к моей голове, но я не отреагировал, не хлопнул ладонью, чтобы сымитировать звук удара, и не повернулся – лишь вздрогнул, когда что-то острое полоснуло меня по щеке.
Воцарилась тишина. Джеймс еще хмурился, очарование враждебности рассеялось.
– Оливер? Ты не… Господи! – Он шагнул ко мне, схватив рукой за подбородок, повернул мою голову, провел по щеке кончиками пальцев. – Это кровь. Боже, прости! – воскликнул он.
Я придержал его за локоть, чтобы не упасть самому.
– Я в порядке. А ты сильно мне врезал.
Камило отодвинул Джеймса в сторону.
– Посмотрим, – сказал он. – Давай-ка… Ничего страшного. Обычная царапина, тебя задело краем часов. Ты точно в порядке?
– Да, – ответил я. – Не знаю, как так вышло. Я отключился и вроде бы наклонился к нему.
– Уверен?
– Да. – Я неловко улыбнулся и пожал плечами, внезапно осознав, что и Камило, и мой друг, и пятеро одногруппников пытливо смотрят на меня.
Я совсем забыл, что мы с Джеймсом находились в центре внимания.
– Да, это моя ошибка. Я не был готов. – И я покосился на Джеймса, который тоже смотрел на меня со столь сильной обеспокоенностью, что я едва не рассмеялся. – Все хорошо.
Но когда я возвращался к своему месту на мате, то чуть не упал, почувствовав такое головокружение, как будто Джеймс действительно ударил меня.
Сцена 10
Наша первая читка по памяти прошла не очень хорошо, а ведь она стала также и первой репетицией на сцене.
Зрительный зал Арчибальда Деллехера вмещал пятьсот человек и был украшен со всей скромностью барочного оперного театра. Кресла обиты тем же синим бархатом, из которого сделан главный занавес и огромная люстра. Она впечатляла настолько сильно, что некоторые зрители, сидевшие на балконе, пожалуй, больше рассматривали ее, чем актеров на подмостках.
Оставалось еще шесть недель репетиций: пока еще не были готовы ни настоящие платформы, ни декорации, но их будущее расположение уже было обозначено на полу сцены с помощью полосок скотча. Иногда мне казалось, что я стою в центре гигантской головоломки.
Я выучил роль Каски и не слишком много размышлял над сценами с участием Октавия, поскольку тот вступал лишь в четвертом акте. Я яростно прорабатывал свои реплики, пока Александр и Джеймс продирались сквозь то, что мы называли «сценой в палатке», которая представляла собой отчасти спор о военной стратегии, отчасти – ссору любовников.
Спор был в самом разгаре: парни стояли в пяти футах друг от друга и орали во всю мощь легких.
Джеймс громко восклицал, обращаясь к Александру:
– «Я б так ли Каю Кассию ответил?
Когда Марк Брут так станет скуп, о боги!
Что дрянь такую от друзей запрет,
Да разразят его все ваши громы
На части».
– «Я тебе не отказал». – Александр.
– «Ты это сделал». – Джеймс.
– «Нет, ответ мой только
Привез глупец. Брут растерзал мне сердце;
Сносить ошибки друга должен друг,
Мои же ищет Брут преувеличить»[21], – Александр.
Они так долго прожигали друг друга взглядами, что я невольно посмотрел на суфлера, но тут Джеймс заморгал и произнес:
– Реплика.
Меня пронизало смущенное сочувствие. Ричард, ожидавший своего часа, чтобы выйти на сцену в роли призрака Цезаря, топнул, словно стряхивая невидимую грязь с обуви, а затем переступил с ноги на ногу, скрестив руки на груди.
– «Ничуть, пока я не терплю от них», – отозвалась Гвендолин из задних рядов.
Судя по тому, как она выделяла ударениями метр стиха, я понял, что она устала от проволочек.
– «Ничуть, пока я не терплю от них». – Джеймс.
– «Не любишь ты меня». – Александр.
– «Твоих пороков». – Джеймс.
– «Глаз друга их никак бы не видал». – Александр.
– «А глаз льстеца не захотел бы видеть,
Хоть с вышиной предстань они с Олимп». – Джеймс.
– «Сюда, Антоний и Октавий юный,
Вы Кассию отмстите одному,
Устал жить Кассий»… Дальше? – Александр.
– «…ненавидим тем,
Кого он любит». – Гвендолин.
Александр громко:
– «…ненавидим тем,
Кого он любит: с ним враждует брат,
Кричит как на раба и все ошибки
Его списал…» Проклятье. Дальше?
Гвендолин нетерпеливо:
– «…и знает наизусть».
– Точно, прошу прощения…
Он вздохнул.
– «…и знает наизусть,
Мне ими в зубы тычет. – О, я душу
Рад выплакать глазами».
Александр упал на колени, протягивая воображаемый клинок – у нас еще не было реквизита – и разрывая ворот рубашки.
– «Вот кинжал мой», – проговорил он.
Александр сглотнул и продолжил:
– «А вот моя нагая грудь, в ней сердце
Дороже Плутусовых мин и злата».
Он замолчал.
– Нет, прошу прощения… хотя… да, злата. Так верно? Черт. Дальше?
Он посмотрел на суфлерскую будку, и, прежде чем Гвендолин успела подсказать ему текст, Ричард, свирепо хмурясь, вышел из-за левой кулисы в круг света на сцене.
– Я прошу прощения, – громко сказал он. – Мы всю ночь здесь проторчим, да? Очевидно, что они не помнят реплик.
Обрушившаяся тишина была подобна звуковому вакууму после взрыва. Я уставился на Джеймса, открыв рот, боясь пошевелиться. Он и Александр глазели на Ричарда так, будто тот сказал непристойность. Мередит молча смотрела на него с первого ряда, а Рен и Филиппа отчаянно вытянули шеи, словно пытались разглядеть на сцене что-то еще.
В конце концов я рискнул оглянуться: Гвендолин уже вскочила, но Фредерик тихонько сидел рядом, сложив руки на коленях и уставившись в пол.
– Ричард, ты перешел все границы, – резко заявила Гвендолин. – Передохни и не возвращайся, пока не остынешь.
Ричард мгновение стоял на месте, затем крутанулся на каблуках и, не сказав ни слова, удалился. Я сел и вжался в кресло. Гвендолин подошла к сцене и, уперев руки в бока, посмотрела на Джеймса и Александра.
– Вы двое также отдохните, просмотрите свои реплики и возвращайтесь, когда будете готовы к работе. На самом деле все могут взять перерыв. Ступайте. – Она подождала несколько секунд и, поскольку никто из нас не сдвинулся с места, хлопнула в ладоши, чтобы прогнать нас вон, точно мы были надоедливыми цыплятами.
21
Вильям Шекспир. «Юлий Цезарь» (Пер. А. Фета) (Здесь и далее цитаты из этой пьесы).