Страница 6 из 10
У многих древних отцов Церкви можно встретить две идеи о смысле креста, которые сочетались более гибко, чем это порою представляется более поздним богословам. С одной стороны, многие в той или иной форме утверждали, что на кресте Бог во Христе одержал великую победу (возможно, лучше написать: Великую победу) над силами зла. Сейчас эту тему многие обозначают как Christus Victor, Мессия-победитель. С другой стороны, многие древние богословы повторяли, что Иисус некоторым образом умер «вместо нас»: он умер, поэтому мы не умерли. Мы, обращая взгляд в прошлое, можем подумать, что это сочетание двух мотивов, к которым добавлен еще и третий: регулярное использование образа жертвоприношения; однако библейское представление об искуплении больше, чем нагромождение мотивов или даже моделей. Это лишь отдельные моменты большого повествования, а для нас важно само это повествование – реальное, вписанное в историю прошлого и настоящего. Думаю, отцы Церкви дают нам много пищи для размышления, однако в центре всего, как они и сами утверждали, остается Библия, которая все определяет.
Подробная разработка теорий, объясняющих, что и каким образом совершил крест, началась после раскола между Восточной и Западной (Православной и Католической) Церквями тысячу лет назад. Если говорить упрощенно, у Православной Церкви никогда не было своего Ансельма. Это уже само по себе должно заставить нас задуматься: а что если некоторые наши великие споры связаны скорее с поздними теоретическими схемами, чем с изначальным смыслом Библии? Ансельм, кентерберийский архиепископ, живший в XI веке, первым детально разработал теорию искупления, которую позже стали называть теорией «удовлетворения»: человеческий грех оскорбил честь Бога, и за это необходимо принести «удовлетворение». (Само представление о том, что затронутая честь кого-либо требует удовлетворения, обретает свой смысл лишь в контексте сложных правил поведения в эпоху высокого Средневековья.) В то время существовала и знаменитая альтернатива теории Ансельма, связанная с именем Абеляра, который создал теорию «нравственного примера»: крест показывает, сколь сильно Бог любит нас, и это дает нам вескую причину в ответ любить его и друг друга. Исследования показали, что сам Ансельм не так жестко держался за свою теорию, как некоторые из его последователей, а Абеляр, хотя идея «нравственного примера» стояла у него в центре, не отказывался и от идеи «удовлетворения»; однако имена этих двух богословов используют как ярлыки, чтобы обозначить ими две упрощенные версии их позиций.
В то же время Восточные Церкви, похоже, не видели необходимости в разрешении тех вопросов, которые мучили Ансельма и Абеляра. Однажды я осмелился спросить греческого православного архиепископа о том, как официально понимают смысл креста в его Церкви. На это он, несмотря на мои попытки представить этот вопрос с разных точек сторон, отвечал лишь (с лучезарной улыбкой), что крест есть «прелюдия к воскресению».
Этот акцент на воскресении, противопоставляемом кресту, почти противоположен тому богословию, которое стоит за величественными переложениями Иоганном Себастьяном Бахом повествований св. Матфея и св. Иоанна о распятии на музыку. Разумеется, для Баха важно и воскресение, также выраженное им в музыке, хотя и не столь впечатляюще, как Страсти. Но, по-видимому, для него воскресение не играло большой роли в вопросе о том, как люди получают спасение. К концу Страстей по Матфею и Страстей по Иоанну мы чувствуем, что эта история уже завершена: слушатель отождествил себя с Иисусом в его страданиях и некоторым образом проник в их сокровенный смысл. Для православного же христианина, напротив, самое главное еще только начинается. Здесь не место обсуждению двухтысячелетней истории различных точек зрения. Я лишь хотел показать, сколь широкий спектр представлений о распятии существует в разных традициях.
Мартин Лютер и Жан Кальвин, величайшие деятели Реформации XVI века, обращались и к Библии, и к отцам Церкви, чтобы по-новому понять смерть Иисуса. Оглядываясь в прошлое, мы видим, что в чем-то они сохранили сходство с Ансельмом. Кальвин, однако, старался уйти от теории «удовлетворения» Ансельма, ставя акцент на сочетании Божьего правосудия, святости и любви. Но это идеи именно XVI века, позднее усвоенные популярными богословами и проповедниками.
На нынешние споры о кресте на Западе влияет – к худу или к добру – Реформация XVI века. Однако, как отмечал швейцарский богослов Карл Барт, у деятелей Реформации XVI века не было ясного представления об окончательном будущем (то есть, если пользоваться техническим термином, об «эсхатологии»), а как мы видели, что бы ни значило слово «искупление», оно прямо связано с нашими представлениями об этом окончательном Божьем будущем, а особенно о том, что нас ждет после смерти. То, как мы спасены, тесно связано с вопросом о том, ради чего мы спасены.
Во времена Реформации этот вопрос особенно занимал умы людей. В Европе XVI века многих очень волновало учение о чистилище, вера в то, что после смерти, перед тем как попасть на небеса, верные христиане могут провести какое-то время в месте наказания за грехи и очищения от них. Лютер решительно отверг эту идею – и его ненависть к ней питала торговля «индульгенциями», которые якобы позволяли избавить родственников или друзей от мук чистилища или хотя бы пройти через них быстрее. В Европе эпохи позднего Средневековья чистилище пленяло воображение людей с невиданной силой, что сегодня нам трудно себе представить. Богачи, в особенности короли, тратили огромные суммы денег на часовни, в которых возносились бы молитвы за их души в чистилище.
За всем этим стояла великая схема западной эсхатологии – представление о рае и аде, которое отражено в литературе, например у Данте, и в изобразительном искусстве, например во фресках Микеланджело в Сикстинской капелле. Официально Церковь сохраняла веру в телесное воскресение, но по́зднее Средневековье все больше и больше представляло себе конечное будущее не как новое творение, но как блаженство на небесах – и такая картина по сей день доминирует среди западных христиан, как католиков, так и протестантов. Во многих словарях «эсхатология» до сих пор объясняется посредством терминов «смерть, суд, небеса и ад», нередко именуемых «четырьмя последними вещами». Эти представления можно сочетать с верой в новое творение, но большинство людей, усвоив традиционную схему из четырех частей, даже не понимают, что существует альтернативная схема, и уж тем более не понимают, что эта альтернатива куда более библейская.
Мыслители Реформации в целом отвергли не только злоупотребления, связанные с идеей чистилища (продажу индульгенций и тому подобное), но и саму эту доктрину. Отчасти это объясняется тем, что церковная элита использовала это учение как орудие для контроля над обществом и вероучением. Но реформаторы боролись с ним, опираясь на богословие и Библию. Души христиан, утверждали они, после смерти сразу отправляются на небеса. (Некоторые мыслители, пытаясь соединить это с идеей Нового Завета о том, что новое творение в его полноте совершится в будущем, говорили, что душа в некотором смысле «спит» в промежутке между смертью тела и его воскресением, но это также был отказ от идеи чистилища.) Эти вопросы так и остались неразрешенными, и нам нет необходимости в них погружаться, но стоит помнить, что они стали контекстом для того, что нам важно. Отказ от чистилища породил новое представление о смысле креста, которое в чем-то повторяло идеи Ансельма, а в чем-то отличалось от них.
Католические апологеты доктрины чистилища утверждали, что в момент смерти все еще грешной душе нужны две вещи: последующее очищение и последующее наказание (исключение сделали для немногочисленных святых, которые сразу идут на небеса, но все понимали, что это особый случай). Реформаторы отвечали, что такое очищение происходит не после смерти, но благодаря самой телесной смерти (как в Рим 6:7, где смерть есть окончательная расплата с долгами) и через освящающее действие Духа, которое «умерщвляет дела тела» (как в Рим 8:13). В частности, они утверждали, что посмертное наказание для все еще грешного верующего – неправдоподобная вещь, поскольку это наказание уже взял на себя Иисус вместо грешника. «Итак, нет ныне никакого осуждения… потому что… [Бог] осудил грех во плоти» (Рим 8:1–4). Это наказание уже совершилось и не подлежит повторению. Эта доктрина «заместительного наказания» (Иисус понес наказание вместо своего народа), хотя она намного старше и связана как с Библией, так и с отцами Церкви, получила новую жизнь и новую силу из-за того, что реформаторы отвергли чистилище. Она стала «визитной карточкой» богословия Реформации во многом по той причине, что играла важнейшую роль в полемике с приверженцами доктрины чистилища, которая не опиралась на Библию и, как все могли видеть, порождала коррупцию и злоупотребления. (Достойно внимания то, что сегодня ведущие католические богословы, такие как Карл Ранер и Йозеф Ратцингер, позднее папа Бенедикт XVI, радикально пересмотрели эту доктрину, так что теперь она уже почти никак не связана с учением их предшественников в начале XVI века.)