Страница 7 из 10
– Ха! Тебе-то зачем!
– Ты беспамятным-то не прикидывайся, Кощеюшко… – прищурилась Яга. – Были когда-то и вы рысаками, скажешь – нет?
– Когда это было-то…
– Когда бы не было, а всё ж таки было! Так что на жалость не дави! Если на то пошло, я скорее свою Избушку пожалею. Вот где засада! Вот кто – горемычная… Тебя вот жениться разобрало, у меня тоже кровь играет – весна на носу! А ей, думаешь, легко?!
– Избушку? – вытаращился Кощей. – А чего… она… что…
– «Что, чего…» – передразнила Яга. – Того! Не живая она, что ли, по-твоему?! Кажинную весну маемси… Она страдает, я за неё переживаю! А ежели кто заявится не в добрый час – костей не соберёт – такая она… брыкучая становится.
Словно в подтверждение этих слов, а может, и правда Избушка всё слышала и понимала, пол сильно вздрогнул, а потом начал крениться то в одну, то в другую сторону, совершив несколько довольно резких прыжков, во время которых Кощей покрепче вцепился в стол, за которым сидел, Избушка притихла.
– Видишь, чего деется? Это ещё она не особо… Меня-то любит, бережёт, знает, что я её жалею… А что делать? Уже с ног сбилась… Который век ищу ейной породы жениха.
– Думаешь, есть такие? – недоверчиво спросил Кощей.
Избушка совершила прыжок вверх метра на два – не меньше. Стол и стул подпрыгнули вместе с Кощеем и тем же порядком снова брякнулись на пол.
– Должны быть… Хоть вид и редкий, но… слухи ходят – кое-где ещё встречаются живые Избушки. Вот в Китай собираюсь, слышала там пагода есть мужеского полу. Моей-то уж пятьсот лет – в возраст давно вошла, яйца пора откладывать. Так что у нас тут и без тебя…
– Яга, ну помоги, в долгу не останусь! Хочешь – поеду в Китай, вашего пагоду искать? Это у меня скорее получится. А в женщинах я ничего не понимаю, не то что ты! Ты же умная, опытная, мудрая у нас! Помоги!
– Ох, подлиза… Подумаю!
Часть двадцать третья. Избушкино счастье
Баба Яга потыкала в кнопки мобильника, но скрюченные артритом пальцы плохо попадали в малюсенькие кнопочки.
– Ох уж эта маскировка, – прокряхтела она и приняла истинный облик, снова став красавицей, а уж умницей она была всегда и в любом виде.
– Так… Алё, Кощей! Надумала я тут кой чего… Если дело выгорит, будет тебе жена. Да ещё и красивая. Да помню я, что ты говорил, склерозом не страдаю.
Что? Нашёл пагоду? А ты уверен, что это… мальчик? Не хватало мне ещё с двумя девицами-избушками маяться… Сам тебе сказал? И ты поверил? Конечно, мог наврать! Что они, по-твоему, дурнее людей?
Как пол определить? Да… задача непростая… Это тебе не котёнок… Значится так, слушай сюды. Скоро у нас весеннее равноденствие будет – это удачно вышло, самый срок. Вот, значится, на утренней заре схоронись поблизости от этого… пагоды. И жди! Только, чтобы он тебя не заметил. Сумеешь? Ладно-ладно… нечего обижаться…
Чего дальше делать? Так ты слушай, сейчас всё растолкую. Делать ничего не надо. Уши растопырь, глаза разуй и всё запоминай! А ещё лучше – запиши на мобильник. Сумеешь, нет? Да, точно, лучше запиши! Потренируйся там пока! Главное не картинка, главное – звук!
На заре в равноденствие наши избушки кукарекать начинают непременно… Ну, те, которые мальчики… Девочки – те квохчут. А этих пагод поди там разбери… какие у них звуки. Петухи-то ихние не по-нашему голосят… Так что – запиши! Дадим нашей избушке послухать. Она ужо разберётся – мальчик это или девочка!
А до тех пор мне этого кандидата не тащи! А то окажется девочкой – сам потом с ней морочиться будешь! Ещё один есть? Тоже говорит, что мальчик? Ну, точняк, вот век воли не видать, если один из них не врёт!
Значит, жучка придётся ко второму присобачить, да! Смотри у меня! Притащишь мне девочку – вот на ней тебя и женю! Приворот такой сделаю, что вовек не отделаешься! Усё понял? Ну, покедова тогда. Жду!
Часть двадцать четвёртая. Сказка рядом
Когда Викентий Недопёскин переступил порог своего роскошного особняка, ему показалось весьма странным и совершенно возмутительным, что услужливая челядь не спешит со всех ног навстречу хозяину.
Бесчисленные читатели и многочисленные почитатели знали Викентия как Великого Сказочника – такой он взял себе псевдоним. И фамилию в паспорте Викентий на всякий случай тоже сменил – на Изумрудова, но ни талантливее, ни умнее, ни добрее, ни благороднее от этого не стал.
Так что, ввалившись в роскошный холл, урождённый Недопёскин огласил его самой низкопробной площадной бранью. Он был до глубины души (какая там, впрочем, глубина…) возмущён тем, что холопы не снимают с него ботинки и вообще – не хлопочут вокруг, как холопам и положено.
Внезапно свет огромной люстры померк и вместо ожидаемых холопов изо всех углов поползли зловещие тени. Викентий икнул и снова выругался.
Из-за кожаного дивана неспешно вышел вальяжный чёрный кот в тёмных очках и медленно поднялся на задние лапы – в росте кот не уступал хозяину дома. И это был вовсе не Бегемот, как могли бы подумать поклонники Булгакова, а наш народный, издавна известный Баюн.
Брезгливо посмотрев на лишившегося дара речи Викентия, Кот проворчал:
– Какое убожество… Никакой фантазии, мур. Ни вкуса, ни чувства слова. Ты даже ругаться как следует не умеешь… Ты – унылая бездарность, Недоноскин.
– Я Недопёскин, – истерически дёрнул головой Викентий. – И вообще я теперь…
– Знаю-мур-знаю… Ты теперь подлый лжец, плагиатор и вор, Недоноскин, – вздохнул кот.
– Но я же… Я же хотел, чтобы… Я же для народа! – нашёлся лжец и плагиатор.
– А это всё, мур? – Баюн красноречиво повёл лапой вокруг. Вокруг царила вызывающая роскошь. – Это всё тоже – для народа? Какой ты заботливый, Недоноскин…
– Я Недопёскин! И вообще я теперь…
Кот элегически улыбнулся.
– Это мы ещё подумаем… кто ты теперь…
Великий Сказочник Изумрудов лихорадочно подыскивал аргументы, если уж с фактами дело было плохо. Он вообще как-то приободрился, первое потрясение прошло, а Баюна Недопёскин видел не в первый раз, и Кот вовсе не показался ему опасным, да и сейчас вёл себя не агрессивно. А Викентий всегда считал, что мягкость – признак слабости.
– Кхе… послышалось из тёмного угла, – и как только этот Недоноскин в Лукоморье проник, – произнёс кто-то старческим скрипучим голосом, от которого почему-то мороз продирал по коже.
На колеблющийся свет люстры, горевшей хорошо если в десятую часть накала, выбралась старуха такого жуткого вида, что душа в пятки ушла бы у любого. Впрочем, душа господина Изумрудова имела столь микроскопические размеры, что отследить её передвижения было бы затруднительно даже специалистам. Тело же «Великого Сказочника» содрогнулось от ужаса и, привалившись спиной к дверному косяку, осело на пол.