Страница 266 из 308
— Но только через неделю. А то мы же на «Призрака Оперы» идём.
— Я пока рожать не собираюсь. Ещё полных тридцати восьми нет.
— Завтра будет!
За эту неделю мы уже дважды были в театре — после мексиканских баллад побежали на оперу «Отелло» местной труппы — без декораций, на сцене только кровать, на которой мавр убил жену, да ещё и пели на итальянском. Я уж не знала за чем следить — экраном с переводом или жуткими гримасами Дездемоны. Нельзя в театре садиться так близко — актриса была лет на двадцать старше Отелло, и никакой грим её не спас. Я всё ждала, когда тот выкрикнет «Нонна», или как у них там на итальянском будет «бабушка» — но, кажется, именно так написано на упаковке с бискотти —, а Отелло продолжал петь про любовь… В конце я уже только на него и смотрела, игнорируя действо и хор из переодетых мужчинами женщин. Я ждала на роль афроамериканца, и для меня стало откровением, что Отелло на деле араб. По фамилии актёр был мексиканцем, но казался цыганом — высокий, смуглый без грима, и с такой улыбкой, что ему можно было и не петь. Я жалела, что в зале темно, и у меня нет блокнота с карандашом. Его портрет надо было ставить на афишу, а не какую-то дурацкую картину!
— У меня аж голова закружилась от слежения за экраном, — пожаловалась Аманда. — В следующий раз пойдём на что-то на английском.
Я не думала, что этот «следующий раз» наступит так быстро. Я пыталась остановить Аманду, но та не слышала доводов разума.
— Ты не понимаешь, что это мой последний шанс? — выпалила она на мой протест.
Это тоже был мой последний шанс довести проекты до ума. Минус ещё один вечер уменьшал мои шансы получить приличную оценку.
— Ты всё успеешь, а я нет. Потом я ни в какой театр не пойду с ребёнком. И Бродвей не приезжает в Рино!
Да, он приезжает в Сан-Франциско! И дешёвые билеты оказались только в среду днём. Минус ещё один мой день в университете, ведь я согласилась пойти с ней к врачу в учебное время. Вернее, у меня не было выбора.
— А если у меня раскрытие? Я ведь могу не чувствовать. И тогда меня не отпустят домой.
И после такого заявления она купила билеты на мюзикл! Эти билеты отлично сочетались с полиэтиленом, которым она вновь попыталась застелить диван, чтобы сберечь от околоплодных вод.
— Может, три простыни постелить? — спросила Аманда из темноты. — Тогда не будет скользить.
А я думала, что не сплю одна. Какое там скользко? У меня давно не было места для кручения, но даже сквозь пижаму я чувствовала холод пластика.
— А, может, тебе спать в спальнике на полу? Ковролин можно будет отмыть специальным пылесосом.
И Аманда согласилась. Даже как-то умудрилась забраться в спальник вместе с подушкой. Я с радостью стащила с дивана полиэтилен, но уснуть не смогла. Теперь надо было перебраться к стенке, чтобы ненароком не свалиться на пол прямо на Аманду, но я разучилась так спать — и как бы ни легла, упиралась в стенку то спиной, то коленками, и при любом неловком движении выстукивала по ней глупый такт.
— Знаешь, — послышался теперь уже издалека голос Аманды. — Если бы мне оказалась нужна капельница, это было бы лучше.
Я напряглась, но побоялась вставить в паузу глупую реплику.
— Тогда бы я хоть что-то точно знала про свои роды, — продолжила она. — Как думаешь, животные так же боятся родов, как и люди?
Идиотский вопрос, на который невозможно подобрать нейтральный ответ, но я рискнула выдать:
— Нет, они же не читают в интернете страшных историй.
Аманда на минуту замолчала. На слишком долгую минуту, за которую я успела раз пятнадцать прикусить язык.
— Они тоже видят, как звери умирают, — буркнула она и зашуршала спальником. Наверное, отвернулась.
— Аманда, неужели ты именно этого боишься? Какая глупость! — я даже села. — Мы же не дикари больше! Ты кучу анализов сдала, столько УЗИ сделала! Да врачи тебя всю по косточкам разобрали. Сейчас надо сделать что-то сверхъестественное, чтобы отдать концы в родах. Но ты же этого делать не будешь? — попыталась я закончить тираду на смешливой ноте, но всё равно не получила ответа. — Аманда, чего тебя так расстроило, ты можешь сказать нормально? Капельницу ставить не надо! Раскрытия нет. Да и вообще ты же уже, можно сказать, доносила ребёнка. Аманда! — повторила я настойчивее, и спальник наконец зашуршал.
— Врач спросил, почему я не принесла ему план родов. Я ответила, что не понимаю его смысла. Ну, действительно кто будет меня спрашивать, если встанет вопрос кесарева. Они ведь сделают и всё. А эти разговоры, что я не хочу анестезию. Да, не хочу, а вдруг это будет так больно, что я буду умолять позвать анестезиолога. Ну, какой к чертям план! Я только одно ему написала, что при любом исходе режешь пуповину ты.
Повисла пауза. И я слишком долго молчала, не уверенная, что Аманда высказалась.
— А что, можно было отказаться?! — вскричала я с великой надеждой.
— Ты что, сдурела?! — перекричала меня в ночи Аманда. — Такой шанс раз в жизни выпадает. И единицам! Отказываться? К кому ты ещё на роды пойдёшь… А сама рожать будешь, никто тебе ножницы не протянет…
Я упала обратно на подушку. Ладони вновь зачесались, будто в них уже вложили ножницы. Я бы с радостью вернула их доктору. И если не получится, он ведь поможет мне, ведь поможет? Я, кажется, и уснув, задавала этот вопрос. Во сне меня трясло даже больше, чем наяву. Мне снился медицинский офис, приглушённый свет, врач, лицо которого оставалось в тени. Он бегал за мной с ножницами, а я сигала через стулья в поисках двери и нашла её лишь к утру… Только рассказывать про сон не стала. Лучше скорее сбежать на учёбу и позабыть про грядущие роды.