Чернорабочий

Я бодро отозвался, что да, конечно, и с головой погрузился в, прямо скажем, небедную Утиную фонотеку, которая целиком и полностью отражала разницу во вкусах каждого из этой троицы. Здесь были Three Days Grace, Papa Roach, Lostprophets, P.O.D., Adema, Korn, Slipknot, Stone Sour, Disturbed, System of a Down – кейсы, безошибочно выдающие Кирилла, как их хозяина. Во втором блоке процветал русский рок и все, что близко к нему, от находившегося тогда на пике популярности 5’Nizza до «Кино», от Башлачева до Tequilajazzz, – коллекция, любовно собираемая Юрой. Все остальное представляло собой беспорядочную мешанину из диаметрально противоположных групп, исполнителей и стилей. В этих кляссерах дискография Queen размещалась рядом с Дженнифер Лопез и парочкой альбомов 2Pac, и тут же рядом можно было найти какой-нибудь сингл Элтона Джона и, скажем, второй альбом Muse. Во всем этом чувствовалась добродушная Вовина безалаберность, и, закончив удивляться и хихикать (про себя!), я принялся отбирать то, что меня привлекало. Когда передо мной на кровати выросла стопка из тридцати-сорока дисков, мне пришлось остановиться и быстренько отобрать лучшее из отобранного, уж простите за тавтологию, а потом я продолжил изучать обширное музыкальное собрание, любезно предоставленное мне хозяевами. Вернувшийся Вова с усмешкой понаблюдал за моими действиями, потом включил телевизор и нырнул в перипетии какого-то боевика. В течение минут двадцати тишину в комнате нарушали только сопение Юры, шуршание дисков, вытаскиваемых мной из их обиталищ, и периодически возобновляемые звуки стрельбы и взрывов: диалогов в фильме, за их явной ненадобностью, почти не предусматривалось. Наконец, я с сожалением отодвинул от себя гору кляссеров и кивнул на жалкий холмик из двенадцати-пятнадцати компактов.

– Вот, – гордо сказал я, – отобрал!

Вова проворно подскочил и подошел к компьютеру.

– Отобрал, так вперед. Знаешь, как машинкой-то пользоваться, да?

– Ага!

– Тогда садись, пиши.

Пока я занимался пиратством, благо в компьютере у Уток было два дисковода и процесс шел практически непрерывно, в голове крутились мысли о том, как начать разговор на тему, которая меня интересовала не меньше дисков с музыкой. Но Вова стартовал первым.

– Даня, а ты где работаешь?

Я чуть не поперхнулся оливкой. Надо же!

– Ну…

– Что «ну»?

– Как раз об этом хотел с вами… то есть с тобой поговорить.

– Да? Ну что ж, говори. И пить не забывай. – Он снова наполнил мой стакан и поставил его рядом с клавиатурой. – Только не пролей.

Я отхлебнул еще вина и заговорил, старательно подбирая слова. В общем, рассказал Вове-Утке о своих душевных терзаниях, о разговоре с дядей Мыколой и о том, что я не придумал еще, что мне делать дальше. С этого места мой монолог почему-то съехал на родителей, и, увидев, как запершило у меня в горле, Вова ловко перевел разговор в другое, деловое русло.

– Так, подожди, а с квартирой-то что? Ну, твоей, там?

– Я соседке денег немного оставил, из маминых сбережений, чтоб она присматривала. Потом решу что-нибудь…

Вова посмотрел на меня как на идиота.

– А ты не думал ее сдавать? Так хата без дела и будет стоять, что ли, пока не «придумаешь что-нибудь», да?

– Я… хм, да кому нужны те две комнаты, без ремонта, район поганый, да еще в (я назвал свой город). И еще, ну, в общем, называй это фобией или чем хочешь, но я не хочу, чтоб в моей, то есть в бывшей маминой с отцом квартире жили чужие люди…

Последние слова я почти прошептал, но Утка, кажется, все понял. И даже отвел взгляд, в котором явственно читалось, что соседка миндальничать с дополнительной жилплощадью уж точно не будет.

– Ну, тогда конечно.

Я покраснел, но продолжил гнуть свою линию:

– Там правда цены на жилье смешные.

– Да уж, посмешнее, чем здесь, – хмыкнул Утка. – А по поводу работы послушай-ка…

Он как можно деликатней постарался объяснить мне, что отношение его к моей персоне никак не изменится в любом случае, «хотя лежат пузом кверху и проедают различные пособия и денежные переводы от родственников только мудаки, учти», но вопроса о том, что делать дальше, не существует.

– Конечно, ты пойдешь учиться, – говорил Вова, сверля меня серыми широко поставленными глазами, – или в армию, это уже как захочешь, как получится, как пойдет – поживешь, увидишь. Но работать ты будешь в любом случае, совмещая одно, другое, третье, пятое, десятое, иначе – дно, понимаешь? Здесь по-другому нельзя, не выплывешь. Пахать будешь постоянно, а дальше… Дальше уже от твоих приоритетов зависит, ну, и от того, что у тебя в голове будет плавать, фекалии или мысли, да? В споре вашем Коля прав, конечно. Но не во всем, далеко не во всем… И прежде всего – насчет твоей дислокации и сопутствующих перспектив, улавливаешь, да?

– Да, кажется. – Я вставил последние два диска и запустил запись.

– А если да, пора тебе, Даня, съезжать, сам знаешь. Легко ты здесь себе работу не найдешь, а если и найдешь, то только сезонную, а если и не только сезонную, так всегда нужно иметь место для шага назад, да? Повздоришь с каким-нибудь самодовольным уродом-начальником, захочешь уйти – ведь не сможешь, некуда будет. Так что…

– Так что по всему – перебирайся-ка ты, друг мой ситный, нах… в Центр! – пробасил проснувшийся Юра и свесился со своего высокого ложа. Вова-Утка покосился на него и хмыкнул.

– Видишь, он спросонья и то разобрался. Что тут скажешь… В центре страны работу и квартиру на съем ты найдешь всегда, не мне тебе объяснять, что такое в Израиле Центр, а что Север, или, тем паче, Юг, с Беер-Шевой в качестве главного города. Здесь тебе без профессии, образования, родственников и богатой жены делать нечего.

– Эт точно! – поддакнул Юра и вернулся в горизонтальное положение.

– А на нас или на Колю ты не смотри. Ему главное – жинке денег послать, а мы еще сами до конца не поняли, что для нас главное, да? Но ты молодой, тебе, пусть и звучит это избито и смешно, жить…

Мы еще довольно долго говорили в ту ночь. Позже к нам присоединился вернувшийся с работы Кирилл, который радостно всосал в себя оставшееся вино и, осведомившись, нет ли еще, завалился спать, правда, через пять минут радостно сообщил, что я во всем должен слушаться мудрого Вову. Если, мол, они с Юрой и Утки, то Вова – «точно Гусь, да?!». После чего, получив подушкой по голове, Кирилл отбыл в царство снов. Чуть позже я, наконец, заметил, что хозяин уже давно клюет носом, схватил диски в охапку и принялся прощаться. Вова крепко пожал мне руку и улыбнулся:

– Подумай, Даня. Это твоя жизнь. И заходи, если что, а «торпед» больше не приноси, утята Уток не кормят! Да?

Мы рассмеялись. Дверь за мной мягко закрылась, и я побрел к лестнице, прижимая к груди ворох дисков и стараясь не потерять теснящиеся в моей голове мысли, давая себе слово разобраться с каждой, в порядке очереди. Решить, что делать с ними и с самим собой. Но с каждой ступенькой мне становилось очевидней: никаких «кажется», «вроде бы» и «посмотрим». Лестница закончилась. Я переезжаю.

Глава четвертая

Два пожара

Октябрь 2004

Следующую неделю никак нельзя было назвать идиллически спокойной. Я метался между Ритой, которая взялась помочь перенести расположение ульпана в моем ваучере из Беер-Шевы в Центр, различными офисами, где оформлял какие-то бумаги, и Тель-Авивом, где через маклеров искал себе квартиру, ходил по городу, присматривался, оценивал, размышлял. Еще забегал к Уткам, от которых получал последние наставления. Они сокрушались, что я до сих пор не нашел себе здесь друзей, ведь тогда можно было бы снять трех-четырехкомнатную квартиру и жить, поделив оплату на двоих-троих – получилось бы неизмеримо дешевле. Но чего нет, того нет, друзья, надеюсь, в скором времени появятся, а пока… Хотелось курить.

Израильский Центр, сиречь Большой Тель-Авив, – это группа городов, сосредоточенная в прибрежной долине. Сам Тель-Авив едва ли мог похвастаться четырьмястами тысячами жителей, с плотностью населения, доходящей до 9000 человек на квадратный километр, зато количество его жителей вместе с так называемыми городами-спутниками (де-юре) или пригородами (де-факто) доходило до двух миллионов человек. Жилье (очень дорогое) и работу здесь можно было найти без особого труда. Здесь было сосредоточение различных офисов, бирж, банков, представительств компаний, исследовательских центров и промышленных предприятий, а также гостиниц, магазинов, ресторанов и кафе. В общем, жизнь во всех ее проявлениях, от элиты (Рамат-Авив, Герцлия-Питуах) до низов (южный Тель-Авив, старый Ришон ле Цион), кипела именно в центральной части Израиля.