Страница 7 из 8
– Я отпущу её, если ты совершишь алхимический обряд верности ученика учителю по отношению ко мне. Не сомневаюсь, ты знаешь, как он устроен. Мне известно, что своему прошлому наставнику ты уже давно ничего не должен.
– Нет! – голос Ишки сорвался чуть ли не до визга.
– Сегодняшняя пародия на битву показала расстановку сил. Вы ничего не смогли мне противопоставить. Честно признаться, я был настроен на гораздо худшее, так что вы бы проиграли всё равно. Я не использовал девять десятых своих заготовок. Признай, Ричард, твой прогресс зашёл в тупик, – Старатос говорил мягко, чуть ли не мурлыкал.
– И что с того? – Ричард переводил нервный взгляд с него на Ишку и обратно.
– Она выйдет из здания, если ты присягнёшь мне.
Алхимическая формула создавала связь, и расторгалась эта связь, лишь если тот, кого выбрали старшим, признавал, что ему больше нечего дать ученику. Не пустые слова и обещания, которые так легко нарушались, а петля на шее, которая могла лишь немного придушить, а могла и убить, и выбирал это наставник.
– Ричард, я не прощу, не прощу тебя если ты примешь его условия! – на высоких нотах закричала Ишка.
– Она права! Не делай этого!
Ураганный ветер врезался в стихийную клетку. Та полыхнула цветом включённого в неё как одна из четырёх основ воздуха, и в десять раз усиленный смерч, выпущенный Беатриче, обратился против неё самой. Женщину попросту снесло, выбросило обратно в коридор. Карои, что прыгнул с мечом наперевес и нанёс мощный удар наотмашь по преграде, постигла похожая участь – правда, унесло его не в проход, а просто швырнуло в стеллаж. Он со стоном упал, и книги дождём посыпались на распростёртого ничком рыцаря.
– Как ты заметил, у тебя всё ещё нет никакого выбора, – большим довольным котом улыбнулся Старатос.
Кажется, он окончательно вошёл в роль бессердечной сволочи, пользующейся любой подвернувшейся возможностью установить превосходство над врагами.
– Хорошо, – безжизненным тоном пробормотал Ричард.
И, достав из кармана неизменный мелок, стал чертить на полу необходимую гексаграмму со всеми причитающимися символами в каждом из одинаковых лучей звезды и вокруг неё.
– Полно делать вид, будто тебя забирает в рабство демон, ничего плохого тебя со мной не ждёт, – участливо сказал Старатос, и его строгий взгляд потеплел.
Да, он не превратится в тварь, как иные, те, кого сломало проклятие предателей алхимических правил. Те, кто дерзнул дотронуться до тайн, не предназначенных для таких, как они, чересчур страшных и сложных для их помутнённого жаждой власти или банальной алчности до денег рассудка. Разумеется, они становились рабами того, что в слепоте своей стремились подчинить, ведь рассчитывали на лёгкую добычу, а не на проверку того, сможет ли их хребет выдержать падающее небо. Старатос на порядок выше прежних оппонентов Ричарда, по сути, жертв собственных амбиций и неутолённых желаний. Но это и делает его куда хуже, чем они. Умнее, хитрее, изобретательнее, упорнее. Старатос не сломался под грузом тьмы и зла, что хлынуло на него из-за тех самых пресловутых запретных ворот. Он упивался этим отравленным вином, смакуя по глоточку. Скользил по волнам безумия и адской вседозволенности, словно родился дельфином. Их буруны, их штормы и подводные рифы ему нипочём, закованному в броню жажды познавать и пробовать, когда надо – подстраиваться, когда надо – проявлять несгибаемый характер и твёрдой рукой уверенного в своём статусе господина обуздывать.
Но загнанный в угол Ричард признал – ему действительно не выбраться. И не мог отрицать – его влекли знания Старатоса, влекло проникнуть на другие планы бытия, те, куда послушным и хорошим мальчикам заказан вход. Старатос сохранил личность и память… Может, и Ричарду удастся? Он всё-таки славился талантом выкручиваться из самых тугих переплётов.
Когда символ на полу зажёгся по контуру сине-зелёным тусклым свечением – Старатос усмехнулся и кивнул. Чужими губами, не чувствуя тела, воспринимая мир как сквозь густую пелену, Ричард проговорил слово за словом клятву верности на крови, плоти и костях своих. Соответственно, каждый из названных элементов поразит гниль и тление, если он нарушит условия договора.
Глава 4
Вагрус безнадёжно потерялся в бесчисленных переходах, лестницах и комнатах. Он отстал от группы, так как придумал переждать и посмотреть, кто победит, чтобы примкнуть к этой стороне. Толку в бою от него всё равно чуть, да и не обязан он им помогать. Вагрус не собирался искупать вину и доказывать, что он больше никогда не повторит. У него так и не возникло подлинного ощущения общности с группой, долга перед ними или чего-то ещё в том же роде. Он был вором, отребьем, выросшим в трущобах, и менять союзников как перчатки стало естественной частью его повседневности. К некоторым он проникался мимолётной симпатией, а то и уважением, от других бежал как от чумы. Он не считал, что это хорошо, но и не назвал бы плохим – Вагрус давно оценивал это как данность. Для него так существовал весь мир.
В страхе, что Старатос снова подчинит её, Марион осталась ждать их возвращения у входа. Вагрус притворился, что примкнул к остальным, но нарочно отстал и свернул не туда.
– Крыса, – прошелестело вдруг откуда-то справа.
Вагрус нервно уставился в коридор, но глубины бокового прохода в неизвестно куда наполняла непроглядная темень. Густая, плотная, чернильная. Вагрус прищурился, напрягая зрение, но ничего не разобрал. Даже если ему не послышалось, и там действительно кто-то стоял – он не мог проверить, не войдя. Но он не мог, ноги Вагруса словно приросли к плитам пола. Внутри всё аж захолонуло от иррационального, но пронимающего до костей ужаса. Он застыл, как мышонок, почуявший, что с ним вот-вот сотворят что захотят.
– Нам тут крысы ни к чему.
Шипение и свист заставили Вагруса взвыть благим матом и вжаться в стену – на него ползли пять змей, голова каждой из них доходила до уровня его груди. Вагрус сдавленно застонал, и глаза его наполнились чистой паникой. При таком размере гадин было совершенно неважно, ядовиты они или нет, вцепятся в глотку – и ему конец.
Дышать, дышать спокойно и глубоко, не сорваться в истерику, тогда он ещё, возможно, справится и выберется. Нужно вспомнить, чему его учил Ричард, да и артефакты Вагрус с собой взял только лучшие.
Вагрус взмолился печати огня, нанесённой на его правую ладонь, и едва успел развернуть её в нужном направлении. Алхимическая руна скользнула к змеям и на полпути плавно опустилась на пол. Стена пламени вздыбилась между Вагрусом и ползучими тварями. Они рассерженно и беспокойно отпрянули, заскользили вдоль полыхающего барьера, ища хоть намёк на брешь, чтобы добраться до цели, на которую их науськали. Сияние в золотистых глазах и странный оттенок чешуи показывали, что это не простые пресмыкающиеся, а вызванные особым ритуалом, возможно, преобразованные из неорганической материи. Слуги Старатоса, должно быть, такие же безумные алхимики, как и он сам.
– Ничтожество. Я ненавижу таких трусов и подлецов, как ты. Мусор, зачем ты цепляешься за своё дрянное и никчемное прозябание? От клыков моих змей нет противоядия. Один укус – и ты будешь корчиться много часов.
В речи незнакомца слышалась неподдельная ярость, но ярость взвешенная и логически структурированная. Такие не забываются – они ставят себе цель и хладнокровно следуют к ней, даже если гнев пожирает их изнутри. Они умеют управлять им и подавлять его.
Вагрус развернулся на каблуках и бросился наутёк, куда угодно, лишь бы подальше от змей и их повелителя. Он даже не догадался, что, обитая здесь постоянно, незнакомец наверняка обнаружил все короткие пути и беспрепятственно догонит его.
– Я тебя не выпущу.
Наперерез Вагрусу шагнул худощавый юноша в очках. Он выглядел безобидным и чуть ли не хилым, но глаза… то же выражение, что Вагрус запомнил по первой встрече с Марион. Как будто он лишь имитировал жизнедеятельность, как будто был лишён души. Незнакомец действовал с целеустремлённостью механизма, как поезд, летящий по рельсам, как бур, вгрызающийся в землю. И эти зрачки, пронзающие насквозь и будто препарирующие любое создание или объект, но пустые и мёртвые – в них горело не живое трепещущее сияние эмоций и идей, а выхолощенный, почти электрический, машинный свет.