Страница 13 из 15
В последний день добровольного поста, завершив молитвы, чужестранец увидел в комнате незнакомца. То был молодой венецианский еврей, с которым познакомился Иосиф и которого привел домой, чтобы тот полюбовался любопытным явлением, какое, несомненно, представлял собой его хозяин. Последовала короткая беседа на древнееврейском языке, в то время единственным средстве общения для евреев из разных стран. Вскоре после этого гость вернулся в сопровождении Мозеса Кастелаццо, художника-портретиста, который за несколько лет до того получил от синьории авторское право на иллюстрации к Пятикнижию. Чужеземный аскет принял его благожелательно и сразу же попросил взаймы семь дукатов. Не желая ранить чувства нового знакомого отказом, художник привел его к себе домой в гетто, где представил главам общины. Им незнакомец рассказал чудесную историю: он представился Давидом Реувени, сыном Соломона, из колена Рувимова. Сообщил, что его родичи ведут воинственную и независимую жизнь в легендарной глуши, на реке Хабор. Его брат, царь Иосиф, и семьдесят старейшин племени послали его просить помощи у папы римского и разных европейских монархов – главным образом, они нуждались в оружии, так как вели постоянную войну с турками. Он подробно рассказал о своем путешествии из родных мест через Палестину, где молился на могилах патриархов.
Трудно понять, где правда в этой истории, смутные слухи о которой к тому времени уже достигли берегов Италии. Согласно одной правдоподобной недавней гипотезе, Реувени просто пересказывал слегка приукрашенную историю о жизни евреев в городе Кочи (или Кочин) на Малабарском побережье Индии, где в то время положение дел не отличалось от нарисованной им картины. Как бы там ни было, его рассказ произвел заметное впечатление. Из-за последних бедствий весь еврейский мир с нетерпением ждал обещанного освобождения. В 1502 году неподалеку от Венеции, в Каподистрии, объявился некий Ашер Леммлейн, который предрекал скорый приход Мессии. Набожные евреи настолько поверили в его пророчество, что ломали свои пасхальные печи, уверенные, что больше они им не понадобятся. Пророк исчез почти так же внезапно, как и появился, однако произведенное им впечатление держалось еще долго. Новые удивительные откровения о долгом независимом существовании, по крайней мере, некоторых из пропавших десяти колен Израилевых оживили и укрепили прошлые надежды, и мессианские ожидания венецианских евреев взвинтились до предела. Некий Мазлиа начал собирать требуемую чужестранцем сумму. Мозесу Кастелаццо удалось уговорить его покинуть дом капитана корабля и переселиться в гетто. Симонето, достойный сын Ансельмо дель Банко, предложил взять на себя расходы по его поездке в Рим, где Реувени должен был встретиться с папой, и послал с ним нескольких человек в качестве сопровождения. 5 февраля 1524 года, в пятницу, Реувени отправился морем в Песаро, расположенный по пути к центру католической веры; вся венецианская община молилась за него и связывала с ним свои надежды.
Так начался один из самых ярких эпизодов во всей еврейской истории. Добравшись до Рима, претендент въехал на белом коне в Ватикан. Там он получил аудиенцию у папы Клемента VII, который дал ему рекомендательные письма к различным европейским монархам. После такого достижения все богатство и все возможности еврейской общины были в его распоряжении. Реувени обильно снабдили деньгами. Когда он ехал по улицам, его сопровождали две с лишним сотни христиан, а также обычный эскорт из десяти евреев. Донья Бенвенида Абрабанель прислала ему из Неаполя шелковое знамя, на котором вышила Десять заповедей. Наконец, король Португалии прислал ему официальное приглашение; он призывал Реувени в свою страну. При дворе в Алмейрине его приняли с высокими почестями; разработали план, как доставить оружие и военное снаряжение на Восток для вооружения еврейского войска.
Появление Реувени необычайно воодушевило и марранов. Они толпами стекались к нему, к его раздражению и недоумению; марраны решили, что он и есть Мессия. Один из них, многообещающий молодой чиновник по имени Диого Пирес, получив от Реувени выговор, сделал обрезание, едва не расставшись с жизнью; он надеялся, что таким образом ему удастся преодолеть барьер. Впоследствии он покинул страну, вернул себе иудейское имя Соломон Мольхо и стал спутником Реувени. В его пестрой биографии романтика смешана с трагедией.
Мольхо изучал каббалу в Салониках и Цфате (Сафеде), благодаря своему красноречию воспламенял верующих в синагогах Анконы, сидел у ворот Рима среди нищих и калек, чтобы лично приветствовать Мессию. Он пользовался благосклонностью папы, но в конце концов вынужден был бежать в Венецию. Там он снова поддержал Реувени, который вынужден был покинуть Португалию из-за чрезмерного воодушевления, какое его визит вызвал среди марранов. Теперь он проживал в роскоши во дворце какого-то патриция и пытался склонить власти к своим взглядам. Реувени произвел на сенат столь сильное впечатление, что сенаторы поручили навести справки о его рассказах Джованбаттисте Рамузио, известному путешественнику и лингвисту.
Во время второй встречи с Реувени Мольхо начал разочаровываться. Он все больше подозревал, что невежество Реувени в раввинской учености лишь напускное, призванное придать достоверности его рассказам о том, что он посланец одного из пропавших десяти колен Израилевых, которое по-прежнему вело библейскую жизнь. Вместе с тем Мольхо пользовался возрастающей популярностью, особенно после того, как точно предсказал разлив Тибра в Риме. Поэтому он играл все более значимую роль. В Венеции он получил горячую поддержку. К числу его сторонников относился Илия Менахем Халфон, поэт, талмудист и врач, прославленный представитель известной семьи, один из самых модных медиков в Венеции того времени. Впоследствии его поддержка дорого обошлась Мольхо.
У Халфона имелся конкурент, еще более выдающийся врач, чем он сам, по имени Якоб Мантино. Он был равно известен как философ и литератор, тогда как лечил половину дипломатического корпуса в Венеции. Соперничество двух врачей было ожесточенным и пронизывало все сферы их жизни. Мольхо попытался их помирить, но тщетно; в результате Якоб Мантино стал его злейшим врагом. Здравомыслящий ученый и философ, он не поддавался лихорадке, охватившей почти всех его современников. В притязаниях Мольхо он усматривал угрозу евреям в целом, что усугублялось тем, что он, строго говоря, был отступником от христианства. В силу своей убежденности Мантино без всяких угрызений совести прибегал к любым средствам, чтобы заткнуть рот опасному мечтателю. Он не позволил Мольхо напечатать его книги, которые надлежало послать на Восток, разоблачал его перед светскими властями, называя вероотступником. Кое-кто даже подозревал Мантино, истинного сына своего времени, в попытке устранить врага с помощью яда. Справедливо такое обвинение или нет, Мольхо внезапно поразила тяжелая болезнь, и он какое-то время находился на пороге смерти.
Выздоровев, Мольхо вернулся в Рим. Однако Мантино его опередил, став лейб-медиком при папском дворе. Мантино продолжал безжалостную вендетту. Он попытался заручиться помощью посла Португалии против отступника, перевел на латынь некоторые его сочинения, в которых, при наличии фантазии, можно было усмотреть антихристианские намеки, и дошел до того, что донес на него инквизиции. Мольхо был обречен; его торжественно сожгли на костре на Кампо-деи-Фиори.
К всеобщему изумлению, на следующий день его видели в Ватикане – он гулял там, как обычно. Похоже, Клемент VII, чтобы защитить своего протеже, приказал сжечь вместо него другого приговоренного к смерти преступника. Естественно, Мольхо больше нельзя было оставаться в Риме, поэтому папа отослал его ночью, приставив к нему охрану. На севере Италии Мольхо снова встретился с Реувени. С тех пор два авантюриста действовали сообща. Судя по всему, они подпитывали друг друга идеями. Услышав, что император Карл V собирается прибыть на рейхстаг в Регенсбурге, они поехали туда, везя с собой знамя с вышитым на нем девизом Маккавеев; они надеялись убедить Карла призвать евреев к оружию против турок. Однако у правителя половины Европы и ревностного католика не было ни времени, ни желания участвовать в подобных планах. Обоих заковали в кандалы и протащили за императором в Мантую, где Мольхо предали суду импровизированного трибунала инквизиции. Его странная и богатая событиями жизнь окончилась мученической смертью. Реувени продержался еще несколько лет, но в конце концов и его ждало аутодафе на Пиренейском полуострове. Надеждам, которые несколько лет питали венецианскую еврейскую общину, пришел конец.