Страница 40 из 46
«Зимой у нас шторма, весной ветра, летом жара, а осенью – красота», – всплыли в памяти слова зеленщика.
«А когда весна встречается с зимой – настоящий конец света», – понял Игни, невольно восхитившись умению человека обтекаемо охарактеризовать то время года, когда улицы Акато-Риору пустеют, горожане сидят по домам и получают королевскую компенсацию за ежегодные стихийные бедствия.
Одной рукой придерживая воротник в тщетной надежде сберечь хоть крохи тепла, он оттащил бесполезный чемодан под козырёк балкона ближайшего дома. Огляделся. Глазами ничего не увидел за плотной стеной дождя. Закрыв глаза – тем более.
Никого.
Но эта мысль не принесла чувства покоя и безопасности.
Ливень разрезал мир на лоскуты. В такую погоду дальше собственного Покрова не увидишь. Ровный шум воды скрадывал звуки, вымывал запахи. Только если взять заемную силу у Священного огня, получится преодолеть ограничения смертного тела и продолжить охоту за имперцами. С квинтэссенцией в крови можно будет рассчитывать на помощь предков.
С другой стороны, был небольшой шанс, что его потеряли, взяли ложный след. И когда прохудившиеся небеса истощат свои хляби, Игни без приключений догонит Алишера и матушку. Быть может, даже сумеет затеряться снова без необходимости решать проблему силой.
А пока он прятался от дождя под козырьком балкона в одиночестве. С чемоданом, набитым одеждой и мелким скарбом. И непрошенными воспоминаниями, которые, подобно черной вонючей жиже, сочились сквозь щели мысленной ограды, возведенной давным-давно…
Тогда рядом был брат. Игни будто наяву увидел его злые глаза.
Брат – копия отца, только моложе и без очков. Из рассеченного лба над бровью, разбиваясь на ручейки, стекает кровь. Смешивается с дождём – Энкери успел где-то потерять фуражку. Мокрые волосы липнут к смуглой коже.
«Ты должен быть с отцом!» – Игни тогда опешил и до сих пор не понимал, почему Энкери оказался рядом и массивным деревянным прикладом разбил голову имперского миротворца в тот момент, когда младший брат уже прощался с жизнью. По плану, все Одарённые должны держаться единым кулаком и обеспечивать друг другу огневую поддержку.
Какая, к демонам, огневая поддержка под таким ливнем?
Энкери красноречиво переводит взгляд на миротворца с пробитым черепом. Одна сторона лица у светловолосого имперца залита кровью, а глаза открыты, но видят уже совсем другие Небеса.
«Отставить возражения, наместник. Я за тебя отвечаю перед отцом и Предвечным огнём. Выберемся или пойдем на корм земляным червям – главное, не поодиночке».
– Все идет к тому, что мы сегодня встретимся, предводитель[12], – пробормотал Игни на родном языке, обращаясь к брату по воинскому званию. Квинтэссенция в кулаке пульсировала теплом, будто под стеклом билось крошечное живое сердце. Игни подумал, что предпочел бы камень Разума – он помогает сфокусировать мысли не на задаче, а на решении. Не вовремя он отдал медальон Алишеру! С другой стороны, не отдай Игни камень – и сейчас голоса предков пели бы в голове князя, который явно не умел их контролировать. Еще неизвестно, что хуже: встретить под дождем Охотников Императора или устроить в доме Варны Наори дуэль с повелителем ветра, не соизмеряющим степень воздействия квинтэссенции.
«По крайней мере, он умрёт, будучи в здравом уме, а не в объятиях демона… „Особые“ на то и „особые“, что так просто их не скинешь. Сегодня дождь обманет их, а завтра они снова вцепятся в загривок. Нет уж. Никто из них не станет ждать нападения от такого, как я, в такую погоду. Будет сюрприз», – Игни положил чемодан прямо на залитую водой мостовую, двумя руками одновременно потянул язычки на одинаковых медных замках, откинул крышку. Кожаная аптечка лежала поверх одежды, в правом нижнем углу – даже в суматохе матушка не забыла о правилах, которые внушал ей сын, многое повидавший на своем коротком веку. Игни вытащил дорожную аптечку, сунул под мышку, а чемодан небрежно захлопнул и сдвинул ногой к стене.
Игни открыл аптечку и вытащил футляр со шприцем.
– Огонь всегда остается опасным, ублюдки имперские, – Игни зло прищурился, дрожащими руками вынимая из углубления одну из длинных игл на винтовой резьбе. Не сразу попал в резьбу, вхолостую прокрутил пару витков, потом исправился.
А сам думал. Мрачнел.
У него осталась последняя ампула демоновой квинтэссенции. Последняя. Когда они успели закончиться?
Как же он ненавидел эту дрянь, когда был мальчишкой! Сперва не хотел верить Энкери, когда тот будто в насмешку над доверчивым младшим братом рассказал детскую страшилку: эликсир Древней крови получают из живых людей. Про красные кристаллы тоже, мол, говорят, что они из крови, но кто же верит в эту глупость? Как такое вообще возможно?
«Спроси у кого хочешь, если мне не веришь», – в ответе Энкери было то, что напугало десятилетнего Игни куда больше, чем воображаемый дистиллировочный аппарат, в котором живых страдающих людей превращают в экстракт. Безразличие. Энкери было наплевать, верит ему младший брат или нет. Когда хотят нарочно напугать, говорят совсем другим голосом.
Игни собрался с духом и спросил. Не в тот же день, а позже – тогда они редко видели Валора, который был так занят своими исследованиями, что передавал указания генеральному штабу на клочках бумаги.
Отец посмотрел на него сверху вниз. Стекла очков поймали блик, поэтому Игни не понял, с каким выражением взглянул на него Валор.
«Однажды перед тобой встанет выбор: смерть или жизнь. Держу пари, ты выберешь жизнь», – просто сказал он.
Из-за того, что отец сказал это вот так просто, Игни не смог его возненавидеть, хотя очень хотел. Вместо этого он возненавидел саму квинтэссенцию. Магия спасала жизнь одним, но она же отнимала у других. Слишком сложная задача для незакаленного жизнью молодого сердца. В конце концов он стал заложником квинтэссенции, как и многие другие из тех, кто боролся за независимость и свободу – и тогда пришлось смириться. Проклятая магия крови стала такой же естественной частью жизни, как дыхание.
Тем более что голоса, которые слышит любой Древний, просили о том же. Священный огонь в крови требовалось подкармливать особым топливом. И только упёртый дурак, то есть кто-то вроде Игни, мог отрицать, что с квинтэссенцией Предтечи отзываются охотнее и сил хватает на большее.
А потом всё перечеркнула одна короткая, как вспышка молнии, грозовая ночь.
Впоследствии раз за разом перед Игни вставал выбор, и каждый раз он выбирал жизнь. Для себя, для Энкери, для матушки. Пару раз, ни слова не сказав о том, что за чудодейственное лекарство использует, спас от смерти чужих людей. Одного мальчишку, который так внезапно слёг от легочной болезни и так же внезапно исцелился, что его родной отец даже не понял, что едва не потерял наследника.
Сегодня Игни в первый раз использовал квинтэссенцию для шантажа. Посчитал, что у него нет выбора и выложил, что без второй дозы Алишер не протянет и трех дней. Рассказал почти всё: что стоило, и даже немного того, о чём стоило молчать, чем выдал себя с головой.
Лучше бы молчал. Что хорошего в том, что Алишер знает? Отобьется Игни сейчас без труда, но как потом выдерживать его взгляд?
Алишер умрёт, зная, кого проклинать за боль и страдания. Паршивая будет смерть. Заражение крови – дрянная штука. Игни безотчётно потёр ладони. Подставил под упругие струи дождя и хорошенько, до влажного скрипа вымыл. Взял шприц. Эликсир нужно смешать с кровью, иначе он вызовет только головную боль и тошноту. Игни достал из футляра жгут и заметил, как сильно у него трясутся руки.
Нужно попасть в вену, а руки дрожали, как у запойного пьяницы. Бессонная ночь дала о себе знать.
Или гори оно всё?
Обещал ведь.
Матушке обещал. Алишеру. Себе.
В тридцать второй дом пришлось заходить через черный ход, оказавшийся незапертым. Впрочем, никто не удивился этому обстоятельству, даже Алишер, который вел их с уверенным видом хозяина.
12
Наместник и предводитель – калька, буквальный перевод воинских званий, используемых в Резервации, а также Империи и не имеющих распространения в Акато-Риору. Начиная со звания заместителя наместника, воин считается членом командующего состава вооруженных сил и может отдавать приказы всем без исключения рядовым, десятникам и сотникам. Наместник подчиняется распоряжениям предводителя, если они не противоречат закону и не затрагивают вопросов чести и достоинства.