Страница 94 из 113
Ти не успела согласно поклониться фараону, потому что за ним пришли, и сегодня, сжимая фигурку Маат, он просил Богиню дать ему силы сделать то, что ныне во благо Кемета. Иногда человеческая правда сродни божественному хаосу, и для порядка стоит ее изменить, и потому Великие Боги должны остаться им довольны.
Фараон чувствовал необъяснимое спокойствие, которого не помнил с восхождения на престол: доклады писцов не казались нудными, и просители сегодня, как один, принесли на его суд простые проблемы. Он так и не отнес на отцовский алтарь завтрак, потому не позволил себе притронуться к обеду. Отдав приказ погодить с обедом и приготовить все необходимое для приношения, фараон сбежал в сад с твердым намерением совершить обряд вместе с Нен-Нуфер.
Стража и без приказа остановилась в отдалении от стены, и чтобы не смущать повелителя, за миг до того, как тот перемахнул за стену, юноши отвернулись. У пруда было пусто, но из дома доносились тягучие звуки флейты. Фараон прибавил шагу. Слуги склонились перед ним и поспешили оповестить хозяина о приходе Его Святейшества. Сети в короткой юбке и голой грудью, блестящей от недавнего купания, выбежал к брату и замер под горящим взглядом повелителя двух земель.
— Мир вам, — фараон прошел мимо Сети в комнату и сделал знак сыну оставаться на месте. Он явно прервал игру, потому что в руках Нен-Нуфер осталась фишка, и только Асенат продолжала играть на флейте. — Я пришел за Нен-Нуфер, — Та вскочила и вытянулась в струнку, полная решимости не сделать к нему и шага. — Я пообещал с утра отцу, что мы вместе, как прежде, принесем ему дары.
Теперь она не посмеет отказать ему, и даже Сети ничего не скажет, если брат вообще успеет произнести нынче хоть слово, ведь он уже протянул Нен-Нуфер руку, и она безропотно приняла ее.
— А вас всех я жду к обеду. Я велел задержать его, но сейчас отдам распоряжение накрыть стол на пятерых у пруда. Оденьтесь, как на праздник, потому что я сообщу вам то, что уже возрадовало мое сердце и не оставит спокойным ваше. Сети, пошли вестника к Амени. Пусть задержится в храме. Мы прибудем туда после обеда.
Асенат давно перестала играть, и сейчас тишина была удивительно глубокой, будто все разом затаили дыхание.
— Скажи нам сейчас, — проговорил Сети глухо. — К чему столько таинственности! Словно мы дети.
— Всему свое время, брат, — не смог сдержать улыбки фараон. — Я жду всех вас за своим столом. Вели приготовить колесницу.
— Будет ли с нами царица?
Сети успел бросить вопрос в спину брата. Фараон сжал горячие пальцы Нен-Нуфер и, не оборачиваясь, ответил:
— Никотрисы с нами не будет.
Он захлебнулся слюной, произнося имя пока единственной жены, не в силах назвать ее царицей. Своей царицей. Его царица стояла рядом, прижимая к колышущейся от волнения груди надетый несчастной матерью амулет. Вечером, вечером он при всех впервые назовет Нен-Нуфер царицей. Выйдя от отца, он велит приготовить кольца и доставить в храм. Пусть Амени справится с волнением прежде, чем он сведет с золотых носилок свою невесту. А сейчас он держал ее руку так крепко, если бы Нен-Нуфер и вправду вырывалась, и еле разжал пальцы, чтобы сомкнуть их вокруг ее талии. Нен-Нуфер дрожала в его руках так же, как в ту минуту, когда он впервые поставил ее на свою колесницу. Слова не шли, в горле пересохло, живот окончательно свело от голода и от нетерпеливого ожидания ночи. Пусть молчит и она. Единственное слово, которое он желает нынче услышать из ее уст — „согласна". Она не может не согласиться. Она не может пойти против воли своего повелителя.
Царские стражники поклонились, и фараон, заметив в глазах Нен-Нуфер смущение, порадовался, что среди юношей нет Кекемура. Она попыталась высвободить руку, но он не отпустил. Ему нечего больше скрываться перед придворными. Он привел Нен-Нуфер во дворец как жену и не отпустит более ее дрожащей руки. Полная робости, в простом платье, без единого украшения, она сияла подле него, как сияет в благодатных лучах солнца гранатовое вино.
Фараон отдал распоряжение об обеде и поднял приготовленные приношения. Слуги исполнили все верно — две плетеные корзины: для него и для нее. И славно, что Нен-Нуфер предстанет под отцовские очи в своем прежнем бедном обличье — именно такой она пришла к нему, и теперь во власти его сына украсить ее лучшими самоцветами, но начнет он с простого кольца, в которое вложит всю свою любовь.
Нен-Нуфер не могла больше держать очи долу. Она с нескрываемым восторгом глядела на яркие краски стен, на уносящиеся ввысь колонны, на склоненные головы придворных. Фараон улыбался себе — теперь это станет ее ежедневной картиной.
Фараон не позволил никому последовать за ними. Они вдвоем замерли подле статуи фараона Менеса, и Нен-Нуфер первая опустила к подножию корзину и коснулась лбом золотых сандалий. Фараон преклонил колени так близко от нее, чтобы коснуться дрожащего плеча. Перед отцовским взором она не посмеет отстраниться, и они долго пролежали так в полной тишине, стараясь не думать о мыслях друг друга, полностью отдавшись умиротворению единения с вечностью. Наконец фараон выпрямился, и Нен-Нуфер осторожно, чтобы не потревожить платья, поднялась с колен.
— Я привел к тебе Нен-Нуфер, отец, чтобы получить твое благословение.
Фараон осекся и уже беззвучно попросил у отца позволения изменить правде. Голос не дрожал, на плечи вновь опустилось спокойствие. Он повернулся к Нен- Нуфер, чтобы прижать ее запястья к своей груди.
— Сказал ли тебе Райя, кто привел его к тебе утром?
Нен-Нуфер кивнула и впервые разомкнула уста:
— Это была царица Ти, но она не говорила со мной, и я не видела ее лица.
— Райя тоже не видел его. Несчастная Ти прячет от всех следы оспы, но ты знаешь, как она выглядит. Ты каждый день видишь ее лицо, когда глядишься в зеркало, — и насладившись мгновение замешательством Нен-Нуфер, фараон поспешил продолжить: — Ты похожа на нее, как может только дочь походить на мать. Тебя младенцем выкрали у нее, но отец, — фараон склонил голову перед статуей родителя, — он отыскал тебя и привел ко мне, чтобы через пятнадцать лет я сумел восстановить справедливость и вернуть тебя туда, где надлежит быть тебе по праву рождения. Подле меня, своего брата.
Он сжал тонкие запястья, но Нен-Нуфер даже не дернулась. Не дернулась, потому что испугалась за его разум.
— Отец покарал твоего похитителя, но в твое спасение никто не верил. Видно, Великому Пта было угодно скрыть тебя от нас, чтобы явить мне, как спасение, когда отчаяние полностью поглотит мою смятенную душу, разуверившуюся в благосклонности нашего Бога. Но вчера, вчера, слышишь меня, я вновь в тайне от всего дворца, мучимый бессонницей, слушал пение лягушек, и Пта призвал к пруду царицу Ти. Твой образ следует за мной непрестанно, и я обознался, с радостным криком бросившись к жене моего отца, но Пта нарочно застлал мне глаза, чтобы дать возможность заглянуть под покрывало. Я вызвал Ти на откровенность, и все, все совпадало… Амулет, — фараон коснулся сердолика, но тотчас отдернул руку, чтобы вновь найти пульсирующее запястье. — Я послал ее нынче взглянуть на амулет, который она надела на шею дочери, и все утро утирал ее счастливые слезы, едва сдерживая свои. Ты явилась ответом на мои молитвы, и я вновь готов усыпать храм лотосами, потому что самый прекрасный из них возвратил мне веру в благосклонность Богов. Я теперь знаю, отчего Хатор не дает Никотрисе сына, оттого что другой моей сестре надлежит дать Кемету наследника. Тебе!
И вот теперь Нен-Нуфер дернулась, но лишь на мгновение. Сейчас она стояла на ногах как нельзя твердо, и голос звучал так же безжалостно, как когда она отчитывала его у пруда за кнут, опустившийся на руки сына.
— Я исполню то, что велят Великие Боги.
И вместо блестящих глаз фараон увидел светлую макушку, к которой тут же припал губами, не позволяя Нен-Нуфер подняться из поклона. Он прижал хрупкое тело к груди, в которой спокойствие уступило место безумному томлению. Она его. Теперь она его! Он опустился вместе с ней на колени, и пальцы тотчас отыскали ее мокрые щеки.