Любимый цветок фараона

Реза прогнал машину по песку почти к песчаному пляжу и бросил в десяти шагах от крайнего дома. После того, как он молча скинул ботинки, Сусанна решила последовать его примеру и снять тапочки.

— Не надо, — Реза опустил ей на колени свои связанные за шнурки ботинки. — Я отнесу тебя до фелуки на руках, чтобы ты не запачкалась.

Затем достал с заднего сиденья сумку, в которой приносил в отель горячие лепешки, и, обойдя машину, распахнул дверцу.

— Коробочку не забудь и плед.

Плед она связала на груди узлом, в одну руку схватила закрытую коробку, в другую

— ботинки, и не осталось рук держаться за шею Резы, но каирец ловко подхватил ее и вразвалочку зашагал по песку к кромке черной воды. Одинокий фонарь скрипел на ветру, и это было все освещение лодочки, но их заметили и засуетились.

Невысокий араб в длинной рубахе и с замотанной головой с подобострастной улыбкой поклонился Резе и протянул руку, чтобы поддержать Сусанну, которую тот опустил на тонкий трап, вернее просто длинную узкую палку. Несмотря на поддержку и близость воды, Сусанна почувствовала себя канатоходцем и пару раз ойкнула, но вскрик заглушила бьющаяся о лодку вода. Она, правда, не была уверена, о чем пожалеет больше, если свалится, — о мокром платье или мокрой коробке. 06 уплывших ботинках, дура!

Реза, теперь в замотанных до колен, как и у араба, брюках, поддерживал ее за запястье с другой стороны, и она благополучно ощутила под собой относительно стабильную доску палубы, где парнишка в белом указал ей на диван под навесом, сооруженном из четырех столбов в центре лодки. Диван помягче кресла фараона будет и подушки. Она откинулась на них и пожалела, что навес не из прозрачной парусины. Вот так, ночь на реке и без звезд. Здесь и без звезд интересно — трап оказался веслом, и сейчас араб, которого Реза в разговоре назвал, кажется, Мустафой, отталкивался им от берега. Лодка, как пушинка, подчинилась ему, и вот он уселся на выступ на корме, и парень подал ему второе такое же весло. Он поднимал их так мерно и так легко, будто они невесомые. Сусанна завороженно водила глазами вверх-вниз, вверх-вниз и даже начала отсчитывать про себя — раз- два, раз-два, вновь вспомнив Козьмы Пруткова, но не следить за работой Мустафы не могла.

— Хочешь попробовать?

Реза неверно истолковал ее пристальный взгляд, и Сусанна поспешила замотать головой. Он с отплытия сидел у самого борта, но сейчас отряхнул ноги и доволок сумку до навеса.

5.12 "Под гранатовое вино"

Первым на столе оказалась бутылка вина с гранатом на этикетке, затем коробочка с бокалами, финики, канапе непонятно с чем еще, кроме оливок и сыра, апельсины, яблоки, груши…

— До утра хватит? — оторвал ее от подсчетов фруктов вопрос Резы, и вместо ответа она, кажется, вспыхнула. — Мустафа предлагал поджарить рыбу, но я не выношу ее запаха, но, уверен, у него припрятана сушеная, так что если хочешь…

— Я так наелась, что даже апельсина не хочу.

Сусанна не шутила. Поняв, что никакой гостиницы не будет, как и малейшего уединения, она отпустила живот на свободу, и тот заполнил собой все свободные складки платья. Мадам Газие стоит завтра отдохнуть от готовки — еды на столе осталось на неделю, как, впрочем, и здесь — на корабле. Зачем он столько всего накупил, когда видел, что мать готовит на целую роту! Да он просто хотел по- быстрому слинять из-за праздничного стола, поставив ее перед фактом. Помнится, когда она собирает ему с собой еду, то еще и ругается. Но не в день рождения же! Вот в свой день рождения мистер Атертон и делает, что хочет!

— Тогда будем просто пить гранатовое вино, — по губам именинника скользнула улыбка. — Здесь такая качка, что ты и не заметишь, что пьяна.

— А ты? — Умеет же мистер Атертон одной фразой испортить только начавший нравиться вечер! — Ты же все равно увидишь, что я пьяна…

— Сегодня мне без разницы, потому что пить мы будем вместе.

Он рассмеялся и взял апельсин. Шкурка быстро оказалась в пакете, а первая долька в ее ладони.

— И ты не заметишь, как все съешь.

— Я действительно не хочу апельсин! — открестилась она от второй дольки, и Резе пришлось проглотить ее самому, но это его не остановило: он тут же разломил яблоко и протянул ей половинку. Пришлось съесть и яблоко, и последовавшее за ним канапе.

— Я не хочу потерять тебя после первого же бокала, — Реза протянул ей разломанный финик, уже без косточки. — Я вообще не хочу тебя терять. Я ждал тебя шестнадцать лет, с самого твоего рождения.

Началось! Нет, все же он сумасшедший! Ну и ладно, зато катает на лодке. Главное, чтобы ему плохо не стало, а остальное не важно. Она стойко выслушает все его глупости — на ней ведь амулет!

— Как долго ты его делал? — спросила Сусанна, не в силах оторвать пальцы от гладкого камня.

Реза развалился на диване и даже положил босые ноги на подушку, и сейчас просто скосил на нее глаза:

— Это не реплика. Это настоящий тет. Ему три тысячи лет.

Сусанна отдернула руку, точно обожглась.

— Это ведь неправда?

Шутки шутками, но с древними амулетами не шутят! Кожа под сердоликом аж воспламенилась, или это внутри зашлось сердце от мысли, что последним носила этот камень похожая на нее статуя!

— Правда, — Реза перевернулся на бок и принялся гонять по столу апельсин. — Он лежал на дне ларца с украшениями. Почему дед его не продал, не знаю. Теперь он твой.

— Я не хочу его брать! — почти вскричала Сусанна.

— Поверила в проклятье?

Ухмыляйтесь дальше, мистер Атертон, но с меня довольно!

Сусанна потянула шнурок вверх, но тот запутался в волосах, и она даже вскрикнула.

— Сказал же, что он твой, — Реза змеей переполз на ее часть дивана и, распутав волосы, опустил амулет обратно в вырез платья. — Проклятье вошло в тебя в ту же секунду, как камень коснулся твоей груди, так что поздно снимать, носи и не думай о плохом. Ну, что сердце-то так бьется?

Пальцы Резы скользнули под грудь, и Сусанна пожалела, что надела платье на голое тело. Зря ткань казалась достаточно плотной!

— Скажи, что это неправда?

— Что неправда? Проклятье? Хорошо, скажу: проклятье — неправда. Только что с того, ведь ты в него уже поверила!

— Скажи тогда, что это ненастоящий тет.

— Даже если я скажу, что он не настоящий, толку? Ты же видишь, что ему три тысячи лет.

— Скажи, что он не из той шкатулки.

— Сусанна, хватит детских игр! — Реза убрал руку и принял на диване вертикальное положение, спустив на пол босые ноги. — Он из той шкатулки, и его носила Маргарет, Амели и моя мать. Теперь его будешь носить ты, потому что ты — моя жена.

— Это же шутка…

— Что шутка? Амулет скорее всего принадлежал женщине, с которой сделана статуя, как и остальные украшения. Или шутка то, что ты моя жена? Так это больше не шутка, — Реза стянул с пальца кольцо и покрутил его перед фонарем, чтобы осветить иероглифы. — О чем я просил тебя утром? — Сусанна аж сжалась под пронизывающим взглядом. — Вот и вижу, что забыла, — Реза даже прищелкнул языком. — Я сказал, что мой лучший подарок — твое здравомыслие. Если ты веришь в проклятье, то и будешь любую неудачу списывать на него, а поверишь, что амулет несет удачу, то будешь только радоваться, недоумевая, куда разом делись все проблемы! Все в нашем мире зиждется на вере. Чего ты так боишься? Что с тобой может случиться за два дня? Прошу, поверь, что я всего-навсего хочу показать тебе рассвет на реке.

— Тогда давай посмотрим, как парус ставят! — Сусанна поспешила остановить излияния прежде, чтобы не убеждаться окончательно в ненормальности каирца. И уже себя за компанию.

Реза спустил босые ноги и потянул Сусанну с дивана, не забыв захватить плед.

Парень уже приближался к середине мачты. Проворный, как обезьянка, он находил незаметные ступеньки. Не различая больше лица, Сусанна продолжала следить за бегущем в темноте светлячком фонарика. Сумасшедший! Никакой страховки ведь, а отец так спокойно глядит и еще в ладоши хлопает, явно подгоняя. У них что, ни у кого ни страха, ни сердца?! Зато у тебя его в сердце слишком много! Еще и веру в семейные проклятья добавила!