Страница 84 из 113
— Хочешь, я почитаю тебе продолжение рукописи? Я забрал ее из библиотеки.
Сусанна кивнула, но тут же почувствовала разочарование, когда он поднялся с постели. Листы оказались на второй тумбочке. Мог бы и перевалиться через ее ноги. Суслик, спрячь бесстыжие глаза и не следи за каждым его движением! Сусанна покорно опустила ресницы и даже подтянула к носу край простыни. Матрас скрипнул — Реза улегся рядом и сунул ноги под простынь, но, увы, не дотронулся до ее пяток.
— Ты где остановилась?
Листы легли ей на груди и пришлось приподнять голову и вытащить руку, чтобы ткнуть в строчку про лотос. Простынь сползла к груди, но Реза ловко подтянул ткань обратно к ее носу.
Роман Резы: продолжение
Кто же достал лотос? Должно быть, Райя, и его рука коснулась светлых, что солнце, волос. Недозволительная ревность сжала сердце фараона, и он заставил себя отвести взгляд от розового цветка — если он помедпит хотя бы минуту, то не избежит кары Хатор, потому как в руках не осталось иных желаний, как только сжать едва прикрытые светлыми волосами плечи. Но Богиня сжалилась над ним — спасение принесла пара легкокрылых ног. Райя с блестящей от воды кожей дрожащими руками протянул отцу очищенный от тины кнут. Фараон медлил, глядя на склоненную чуть ли не до земли голову сына — какие мысли сейчас растревожили дерзкий чуб? Хоть одной малой надеждой вспыхивала ли в его голове мысль, что он может унаследовать черную землю? И когда следует открыть мальчику его предназначение? Явят ли Боги еще знак или теперь самому следует искать подходящий момент, чтобы поговорить с сыном?
Фараон забрал кнут. Взгляд упрямо тянулся к красной полосе, пересекающей ладонь сына. Он не станет извиняться. Царевич должен знать, что занесенный кнут если и не опустится на тело, то обязательно тронет душу — даже в сердцах оброненное фараоном слово будет передаваться из уст в уста и в конце концов обретет силу свершенного деяния. И пусть помнит, что каким бы безнаказанным он не чувствовал себя среди людей, на суде Осирис спросит с него много больше, чем с простого землепашца. Таков удел правителя двух земель.
— Оставайтесь с миром, — изрек фараон, пытаясь скрыть в голосе горечь разлуки, и молча зашагал к стене. Впереди его ждал полный забот день и кнуту не придется просохнуть, так крепко он станет сжимать его во время судилища.
И ночь не принесла желанного спокойствия. Фараон вновь проворочался без сна, и с губ его пару раз почти сорвалось имя брата. Он хотел крикнуть прислужнику привести к нему Сети — хотелось вновь уйти на террасу под звезды, куда он не успел привести сына. Фараон сел в кровати полный решимости с утра отправить Сети за Райей. Пусть мальчик целый день проведет с ним, пусть узнает, что народ Кемета требует от правителя. Только с утра слуги напрасно искали Сети, а потом стража у ворот сообщила, что возница фараона поздним вечером ушел домой. При этом известии пальцы фараона невольно сжались в кулаки — какие беседы он ведет с Нен-Нуфер, ведь не могут же они завтракать врозь. И, подойдя к столику, он ударил кулаком по блюду с такой силой, что все финики подлетели в воздух и пали на пол.
— Подай завтрак в покои Хемет! — крикнул фараон перепуганной прислужнице.
Длинное одеяние мешало быстрой ходьбе, и фараон безотчетно подтянул его к коленям, неожиданно ощутив в них дрожь. Он уже лет пять не видел мать Райи и вдруг испугался, что не признает ее. Женитьба на Никотрисе и смерть отца положили конец их общению — они даже толком не простились, он просто перестал приходить к ней и сыну. Последним воспоминанием были раскиданные по циновке самоцветы, из которых шестилетний мальчик выкладывал простые иероглифы. Хемет перед зеркалом красила глаза. За долгие годы, проведенные вместе, он видел ее и чисто умытой, и с потекшей от зноя и любви краской, но никогда с разными глазами — подведенным и нет. Он не желал обидеть ее, просто не сдержал улыбки, а Хемет со злости швырнула в него зеркалом. Он, к тому времени уже молодой властитель двух земель, развернулся и, не простившись, навсегда покинул покои любовницы.
Сейчас фараон считал комнаты, чтобы не ошибиться и все же поднял не ту занавеску. Невольница, совсем юная девочка, вскрикнула и, выронив парик, распростерлась перед ним на полу. Он уже думал выйти, но тут дрогнула внутренняя занавеска и замерла, а потом он услышал поспешное шлепанье босых ног. Неслыханная наглость убегать от фараона, и он быстро пересек комнату и шагнул во внутренние покои, темные утром из-за опущенной тростниковой занавески.
— Дай мне минуту, повелитель, и я выйду к тебе. Позволь только моей служанке принести парик.
Он не узнал голоса, но исполнил просьбу и даже придержал занавеску, когда девочка поспешила на зов, а потом уселся в кресло, не понимая, почему просто не объяснил, что ошибся покоями. Что сказать обладательнице тихого незнакомого голоса?
Девочка придержала занавеску и выпустила на свет госпожу. Только лица он все равно не увидел — сквозь плотную вуаль едва просматривался пышный парик.
— Что привело тебя в покои Ти, мой повелитель?
Слава Богам, она назвала свое имя. Она была одной из последних жен отца, ливийская царевна. Он пытался вспомнить ее лицо и не смог.
— Отчего ты прячешь от меня лицо?
— Я прячу его от всех, мой повелитель, уже много лет, потому что не хочу пугать людей своим уродством. Скажи, что привело тебя ко мне? Хотя знаю… Хемет плачет, верно? Оттого ты и не посмел переступить ее порога. В тебе всегда была чуткость, которую ты взял от матери. Ты хочешь, чтобы я сходила к ней и пригласила к тебе?
— Нет. Скажи, что я велел принести в ее покои завтрак, потому что хочу поговорить с ней о сыне. Дождись, когда она будет готова, и вернись за мной.
Ти с поклоном удалилась. Высокая, легкая, худая, что девочка, полная противоположность Хемет. Плачет… Он мог предположить, что она позлится первые дни, а потом явится к нему сама с требованием вернуть сына, но плакать в своем покое? Как не похоже на нее.
Ти вернулась слишком быстро — видно, он ошибся всего одной дверью.
— Она ждет тебя и отослала слуг, сказав, что сама станет прислуживать тебе, но если ты велишь вернуть их…
— Нет. Пусть оставят нас одних.
Фараон сделал решительный шаг к двери и замер: он же не знает, куда идти — все эти пять лет он не ступал дальше покоев Никотрисы, пока своей единственной жены. В выборе приводимых к нему наложниц он полагался на слуг.
— Проводи меня, чтобы убедиться, что Хемет не передумала видеть меня.
Ткань, закрывавшая лицо Ти, дрогнула — должно быть, ливийка улыбалась, но нет, голос прозвучал тише прежнего.
— Того, кто смеет противиться повелителю двух земель, Великая Хатор жестоко карает. Хемет знает это не хуже моего.
Ти опередила его на два шага и прошла мимо следующей двери, не останавливаясь. Как же давно он не был на женской половине дворца, а ведь когда они с Сети мальчишками играли здесь в прятки, дворец не казался таким огромным. Ти сама откинула ему занавеску и замерла в нерешительности. Фараон глянул ей через плечо и велел уходить. Слезы Хемет высохпи быстро, раз у нее хватило времени высыпать на циновку груду самоцветов.
— Опусти зеркало. Иначе я не перешагну твоего порога.
Однако зеркало осталось в руках Хемет, как и кисть, которую она тут же поднесла к ненакрашенному глазу.
— У меня прекрасная память, — продолжил фараон достаточно резко, — но недолгое терпение, потому даже тебе не стоит испытывать его.
— Тогда говори, зачем пожаловал, и уходи.
— Я пришел попросить тебя разделить со мной завтрак.
— Пять лет ты спокойно завтракал без меня, и нынешний день ничем не отличается от предыдущих. А коли тебе скучно, вели отнести подносы в покои царицы, она будет рада увидеть тебя.
Хемет опустила кисть с зеленой краской и подняла другую с черной.
— А ты не рада?
— Я научилась жить без тебя и не хочу ничего менять.