Любимый цветок фараона

— Я не прошу.

И как хорошо, что глаза у обоих были спрятаны за черными стеклами. Машина въехала в небольшой оазис с двухэтажными домиками — однотипными квадратами непонятного персикового цвета. Пальмы и прудики, а дальше высокий забор. Подле него Реза и затормозил.

— Одна минута, ты помнишь.

Он оставил дверь водителя открытой — наверное, не хотел, чтобы его услышали — и просочился в калитку с двумя сумками.

— Полторы минуты. Прости, — бросил он, возвращаясь за руль. — Теперь в Мемфис, моя царица.

2.5 "Романтика пустыни"

Мемфис! Ее Мемфис! Безжалостные к истории чужой страны арабы по камешкам растащили величественные храмы и пышные дворцы на строительства мечетей, а остальное докончила стихия — из-за разрушенных дамб вода веками вымывала камень слой за слоем, но не память людей… И сейчас от этого места веет былым величием. Не обманывай себя, Суслик! Величием веет от шагающего рядом мужчины!

Сусанна старалась не глядеть на него, пряча взгляд в просвете пальм или в вырезе собственного сарафана — на коже остались белые разводы от солнцезащитного крема, который она сама торопливо растирала везде, куда могла дотянуться, боясь, что Реза не ограничится ее спиной. Почему она не додумалась опрыскать себя в гостинице! Солнцезащитные очки, кепка, крем… Что еще он отыщет для нее в таинственной машине? Нет, она не чувствовала себя подле него женщиной. Она чувствовала себя беспомощным ребенком!

Они минут пять стояли подле огромной статуи Рамзеса, но Сусанна напрочь перестала понимать английскую речь, пока Реза не ткнул ее в огромные впадины в каменных мочках, заявив. что фараоны скорее всего тоже носили серьги. Тоже? Он успел что-то сказать про собственные уши, а она пропустила все мимо своих ушей? Выходит, вы, мистер Атертон, подражаете египетским властителям? Только вслух Сусанна ничего не сказала. Вслух она могла сейчас только кивать. Жара, похоже, успешно принялась за плавку мозгов.

— Садись, — Реза силой усадил ее под пальму и развернул на подоле сарафана кулек с финиками, которые купил, чтобы отбиться от назойливых торговцев, ссыпав в протянутую ладонь горстку монет, извлеченных из кармана.

Сусанна схватила финик первой, чтобы его не постигла участь лукума, и вздрагивала всякий раз, как рука каирца опускалась к ее ногам за новым фиником. К счастью, он купил их не так много…

— Можно положить бумагу тебе в рюкзак и забрать его?

Вау, джентльмен! Ведь под лямками голая кожа стала красной, а он как-никак в рубашке! Реза колоссом Рамзеса возвышался над ней, и Сусанна радовалась солнцезащитным очкам, которые успешно прятали все ее потаенные мысли. Каирец протянул руку. Сусанна поднялась с земли и одернула свободной рукой прилипший к ногам сарафан, а потом, чтобы вернуть прогулке экскурсионный настрой, спросила:

— А где предположительно находились храм Пта, царский дворец и рыночная площадь?

Навязались в гиды, мистер Атертон, отрабатывайте!

— Ты ведь не просто так спрашиваешь?

Сусанна не стала скрывать правды, а он даже не улыбнулся, услышав про написание романа, и с непроницаемым лицом задал самый дурацкий из всех возможных вопросов:

— А ты сумеешь написать роман за пять дней? — И только, когда она замолчала на минуту, растянувшуюся на все пять, с улыбкой добавил: — Пока я рядом, чтобы ответить на все вопросы.

А потом он просто опустил руку на ее горящее плечо и притянул к себе как-то совсем криво, чтобы она уткнулась в него козырьком кепки, как делают с детьми.

— Я шучу, не будь такой серьезной, писательница! У тебя есть мой имэйл. Отвечу на любой правильно сформулированный вопрос.

А вот тут он явно смеялся. Нынче вопросы у нее не клеились. Она совсем запуталась в глаголах, пытаясь вставлять умные слова, более уместные в музее, чем среди пустыни и непонятных камней.

— Сколько времени идти от городских ворот до ближайшей царской мастабы? — на этот раз она составила вопрос правильно, и Реза решил дать правильный ответ, потому взял ее за руку и сказал:

— Засеки время на телефоне, и пойдем.

Сусанна рассмеялась, не веря в серьезность предложения, но спутник не шутил и действительно тащил ее из-под пальм в пески. На телефоне уже довольно фотографий с ее физиономией, чтобы отправить сестре, придумав заранее объяснение чужим очкам и кепке. Ей не нужна фотка безжизненного тела в песках. Только кто ее слушал!

— Писателю необходимо накапливать жизненный опыт.

Он улыбался, забавляясь ее смущением, а ей на ум приходил лишь Достоевский — но сколько же всего надо выстрадать за этот дурацкий роман!

Они останавливались каждые пять минут, чтобы вытряхнуть из обуви песок. Кепка не спасала от жары, под темным ободком очком скопились крупные капельки пота, но Сусанна не утирала их, боялась показать слабость. Реза молчал, хотя рубашка под рюкзаком промокла. Зачем он пошел с ней к гробницам? Почему просто не высмеял ее жалкую попытку написать роман о том, о чем она не имеет никакого понятия!

— Они были намного выносливее нас, — улыбнулся Реза, протерев ладонью шею.

— Потому что не знали про кондиционеры и машины. Вальтер Скотт где-то писал, что люди в старое время не страдали от отсутствия комфорта, потому что не знали о его существовании.

Каирец явно успел пожалеть о своем глупом предложении, но сейчас что возвращаться к машине, что двигаться вперед неизвестно куда было одинаково невыносимо. Сусанна спрятала все волосы под кепку, но шея и грудь все равно покрылись предательской испариной. Хорошо еще на ней нет косметики! Она вместе с очками покоится в чемодане.

— Но краска с глаз текла и у них. Тут уж против природы не попрешь, — усмехнулся Реза и промокнул ей шею рукавом рубахи.

Почему он по жаре носит длинные рукава? Вчерашний порез он спрятал под толстый золотой браслет, а что там спрятано под рубашкой? А? От подобной мысли сразу потемнело в глазах…

— Пей воду.

Он видел, что она на последнем издыхании, но сворачивать с пути было некуда, и воды в купленной бутылке оставалось на два глотка.

— А вы?

— Я здесь вырос. Мне не жарко.

Врет, но врет по-джентльменски. Молодец! Или боится признать ошибку. Не в его стиле, видимо, ошибаться.

— И на мне нет костюма-тройки, в котором ходил прадед, а ты радуйся отсутствию десяти юбок. Хотя соломенные шляпки все же лучше кепок.

Он улыбался, но в этот раз его улыбка не была заразительной.

— Далеко еще?

Она уже, кажется, все ноги стерла или же поджарила на сковородке — в любом случае каждый шаг теперь отдает болью.

— А я не знаю, куда ты идешь, Нен-Нуфер. Я тебя просто сопровождаю. Что ты там написала в романе?

Сусанна остановилась и все же вытерла глаза. Их щипало от пота и теперь без очков еще и от яркого солнца. Хотелось кричать от боли и усталости. И наглой усмешки! Ведь понимала же, что нельзя ему рассказывать про Нен-Нуфер, нельзя! Он и так глядит с высоты положения и своих лет на нее, как на глупую куклу! И кто за язык тянул!

— Ты что, обиделась? Я тоже в детстве писал роман.

"В детстве" — как же смачно он это произнес, и если бы она уже не дошла от жары до цвета помидора, то непременно покраснела бы от его гадких слов.

— Вернее не роман, а семейную хронику. У отца был комплекс маленького человека, потому после стаканчика виски он начинал в сто тысячный раз рассказывать о великом деде, Раймонде Атертоне. Ну и я, мальчишкой, тоже им гордился. Друг самого Картера! Хотя не было у них друзей, каждый рыл песок для собственной славы или скорее из собственного фанатизма. Отыскать нетронутую гробницу, самим взломать печать… Они похоронили свои жизни в этих песках — вот в чем истинное проклятье фараонов, а не в их мифических смертях. Они истощили себя, превратились в живых мумий с пожелтевшими от табака пальцами, не ели, не спали, все рыли и рыли, закапывая деньги своих патронов, выделенных на оплату копальщиков-арабов.