Страница 17 из 18
– Квартиры давно сдаете? – спросил он у Гузикова.
– Ээээ, года полтора, кажется. А какая разница? – вскинулся вдруг Гузиков. – Вам-то что? Я все вопросы с вашим начальством давно уладил, все решил. Не ваше дело!
– Конечно, не мое. Не волнуйся, – Максим основанием ладони врезал Гузикову в нос. Директора откинуло к стене, он врезался в нее затылком, вывалился из кресла на пол и там затих. Максим шагнул к директору, за лацканы пиджака поднял его на ноги, прислонил к стене. Следующий удар пришелся в переносицу, еще один, уже после того, как Гузиков рухнул на бок, в висок. И еще один, для верности, по неподвижному, лежащему на животе телу, в темя. И все как по манекену в спортзале – без эмоций, на автомате, с полной отдачей и сосредоточенностью.
В правом кармане пиджака директора Максим нашел ключи на брелке и ринулся к стоящему у окна здоровенному металлическому сейфу. Ключ к замку был под стать – огромный, тяжелый, еще с «тех» времен, а на сейфе только подпечатника с пластилиновой нашлепкой не хватает. Внутри плотной стопкой лежали папки, на корешке каждой зеленым фломастером написаны фамилия, имя и отчество. «Дело» Риммы Михайловны нашлось почти на самом дне второй стопки, Максим схватил папку, открыл ее. Да, все верно, все на месте – паспорт, пенсионное удостоверение и свидетельство о собственности на квартиру. Ух ты, даже про генеральную доверенность не забыли! Проверить, что ли, ради интереса – подпись бабки подлинная или поддельная? А, хрен с ней, это уже не важно. А за рядами «дел», в дальнем углу металлического ящика Максим обнаружил толстенький пакет, вытащил его, посмотрел внутрь. Три плотные пачки перехваченных разноцветными резинками купюр отправились в рюкзак следом за выдранными из папки документами, Максим закрыл дверцу сейфа, ключи вернул на место. Гузиков неподвижно лежал ничком, одна рука подвернулась под живот, вторая отброшена в сторону ладонью вверх, на запястье виден браслет дорогих часов. «Не сдох бы». Максим проверил на шее Гузикова пульс. Вроде шевелится там под кожей что-то, не разобрать.
– Так получилось, – пробормотал Максим вполголоса и сбросил со стола ворох бумаг, нашел телефон, набрал номер «Скорой».
– Дом престарелых, директору плохо. Шок, потеря сознания, возможно сотрясение мозга, – назвал он «диагноз» и бросил трубку. «Успеют или нет? Вот тебе лотерея и русская рулетка в одном флаконе. Наслаждайся, тварь». Максим одним прыжком оказался у двери, отодвинул «язычок» замка, вышел в коридор. «Личник» понять толком ничего не успел и вырубился уже от второго удара кулаком в гортань, после того, как ослеп от удара по глазам. Рыхлая туша первого заместителя свалилась на стол в предбаннике, с него скатилась на пол. Дверь распахнулась за спиной Максима, и на пороге остановилась невысокая женщина в очках. Она смотрела то на полудохлого заместителя Гузикова, на темное пятно под его тушей, то на Максима. Поняла все, икнула, попятилась назад и заорала во всю глотку только оказавшись в соседнем кабинете. Под вой этой сирены Максим бегом рванул по коридору, выскочил на улицу и в сумерках промчался через двор. Миновал завязшую в клумбе иномарку, проскочил мимо второго корпуса и со всех ног кинулся мимо кирпичной стены к забору. Хорошо, что эта овца вылезла посмотреть, что там происходит, очень хорошо. От шока внешность человека в кабинете директора она не запомнила, зато поняла все и сразу. И прочая шушера, которая сбежится посмотреть на свое покалеченное начальство, если уже не сбежалась. Очень хорошо, что именно так все вышло – тетки обязательно растреплют и преподнесут все так, что слух пройдет по всей Руси великой, и не важно, кто здесь будет следующим директором: хоть гордый внук славян, хоть финн, хоть дикий тунгус, или друг степей калмык – любой из них пять раз подумает, прежде чем разводить тут свой тухлый бизнес.
По тропинке в дыру между плитами, дальше по мокрой брусчатке мимо старых берез и через лес – путь до вокзала занял у Максима почти час. Уже в полной темноте под дождем он миновал пригород – череду домов за заборами под лай псов. Дальше еще минут сорок вдоль железнодорожной насыпи, постоянно скатываясь по гравию вниз – товарняки, электрички и пассажирские поезда носились мимо один за другим. Тропинка увела под насыпь вниз, к старому деревянному бараку, из его окон неслись пьяные вопли и под дождем бродили согнутые серые тени пьяных в хлам или обкуренных человекообразных. За бараком уже начиналась цивилизация, появился первый магазин, за ним еще один, и дорога привела Максима на привокзальную площадь. Он прошел мимо рядов маршруток к зданию вокзала, нашел расписание. Время еще есть, можно не торопиться, тем более, что день еще не закончился. Точка будет поставлена позже, к самому исходу этих суток, надо передохнуть. И поесть заодно.
Посетителей в кафешке было полно, у стойки образовалась небольшая очередь. Но брали все, в основном, навынос, и свободный столик Максим нашел быстро. Он уже вцепился зубами в разогретый в микроволновке бутерброд, прожевал кусок, запил его чаем и замер на месте. Отложил еду и повернул голову влево, услышав знакомый фальцет:
– Отойдите немедленно! Я вам говорю, да, вам! Безобразие, кто его сюда пустил? – через два столика, у окна возмущалась тетенька с гастритиком. Она защищала свой ужин от забредшего на запах еды бомжа. Вонючее оборванное существо слонялось между столиков с протянутой рукой и канючило денежку «на пиво». Кто-то подал страдальцу почти полную бутылку дешевого пойла, и бомж быстренько убрался восвояси. Тетенька за столом успокоилась и продолжила свою трапезу. Она кушала чебурек, жир и масло текли по ее подбородку и капали на бумажную тарелку, где ждали своей участи еще два нехилых куска теста с жареным фаршем. Первый чебурек уже сгинул в бездонном брюхе, и тетенька тянула короткопалые жирные лапки ко второму. Она наклонилась над столом и ее короткие, похожие на шерстку ярко-рыжие волосенки на голове даже зашевелились от предстоящего удовольствия. Максим отвернулся, взялся за свой бутерброд. «А сейчас она что лечит? Ожирение, наверное. Или скудоумие, но здесь поможет только лоботомия. Классический случай – мозги в майонезе. Это диагноз, а не рецепт».
Финальный марш-бросок подходил к концу, Максим оказался на вокзале Владимира в половине двенадцатого ночи. В пути он успел отдохнуть и даже выспаться – вагон был полупустой, никто не орал, песен не пел, а у торговцев мелким барахлом рабочий день давно закончился. До съемного жилья было ходу минут сорок быстрым шагом. Максим обошел девятиэтажки, пробрался мимо гаражей и остановился рядом с разломанной деревянной детской горкой. Все как обычно – грязно, мерзко, но тихо. Холод и дождь разогнали алкашей с площадки, вдали, у супермаркета, тоже никого не видно. Зато неприметный «жигуль» с тонированными стеклами, знакомый еще по Александрову, притулился у подъезда, практически дверь в дверь с ним. В тусклом свете из окон дома непонятно, сколько человек в салоне. Двое, как минимум, а то и все скопом там засели, греются в ожидании «объекта». И уйти-то нельзя, и оставаться тошно. Потерпите, ребятки, недолго вам осталось. «Зря я в электричке не выпил. Для запаха, дури-то своей пока хватит». Максим сбросил рюкзак, поставил его на мокрые доски. И вышел из темноты на освещенный пятачок, поплелся, покачиваясь, в сторону подъезда. Сделал несколько замысловатых виражей, обошел «жигуль» и остановился у заднего бампера. А номера-то грязью заляпаны, да как аккуратно, просто на загляденье. Максим постоял, покачиваясь, шагнул вперед и упал на капот, успел только в последний момент выставить вперед руки. Машина покачнулась, обе передние дверцы немедленно распахнулись.
– Греби отсюда.
Максим напутствие пропустил мимо ушей, подтянул кое-как куртку и принялся расстегивать ремень на штанах. Реакция водителя и пассажира «жигуля» была мгновенной – оба дружно вылетели из машины и по очереди свалились в лужи на асфальте. Один еще мычал сдавленно, пытался приподнять голову, второй со сломанной шеей молча лежал рядом с ним. Двух ударов по голове хватило, чтобы заткнулся и первый. Максим затолкал обоих в салон, на заднее сиденье, тихонько закрыл двери. И отошел к припаркованному неподалеку «Бычку», привалился спиной к его борту. Отсюда подъезд отлично виден, как и окно бабкиной квартиры. В них темно, старуха давно спит. Придется потревожить бабушку, но немного позже. Мимо дома протопала компания пьяных подростков. Они матерились в голос, швыряли о стену дома пустые банки и едва не подрались прямо перед подъездом – обпившихся «энергетиками» детишек всегда тянет на подвиги, этому способствуют спирт этиловый, ароматизаторы, красители и консерванты, раствор химических леденцов в консервной банке. Адская смесь прекрасно выполняет свою функцию – проводит очищение генофонда путем естественного отбора. «Энергетики» не только эффективно расправляются с печенью, желудком и поджелудочной железой, эта дрянь самым положительным образом влияет на потенцию, не позволяя размножаться половозрелым человекообразным особям. «Я бы это пойло как конфеты детям на утренниках раздавал, даром. Кто выпил, того сразу в минус, один фиг, это уже не человек». Максим ждал, когда ребятишкам надоест беситься, или они устанут. Все обошлось, «детки» затарились в палатке добавкой и утопали, на дороге перед домом снова стало тихо. Так тихо, что Максим слышал, как звонят мобильники в карманах одежды убитых губернаторских гонцов. Сначала надрывался один телефон, потом замолк, после паузы затрезвонил второй, потом к нему присоединился первый. А потом телефоны дружно замолкли, и подъездная дверь приоткрылась. Максим подлез под днище «Бычка», лег на живот, дождался, пока человек подойдет к тонированной «десятке» и дернул его за лодыжки. Тот сообразить не успел, грохнулся всем немалым весом оземь и больше не поднимался. Бордюрный камень тоже может быть оружием, даже вмурованный в асфальт. Максим бросил тело третьего «гонца» с разбитой башкой у «Бычка», вытер руки о перемазанную грязью куртку. Черт с ней, все равно выкидывать, тем более скоро лето. Подъездная дверь снова грохнула, кто-то сбежал по ступеням и теперь летел к машине. Четвертый торчал, скорее всего, у окна на площадке и все видел. Его Максим встретил, уже не скрываясь, просто шагнул навстречу из-за фургона, и оппонент даже не успел затормозить. Согнулся пополам от удара в живот, упал на колени от удара по шее. Он успел даже то ли выругаться, то ли вскрикнуть от боли, но только один раз, перед тем, как хрустнули его шейные позвонки.