Страница 106 из 106
Можно предположить, что перед нами отклик писателя на знаменитые речи С. А. Бардиной и П. А. Алексеева на "процессе 50-ти" (февраль – март 1877 г.) [144]. «Центральным местом» выступления Бардиной было "опровержение общего обвинения против подсудимых, что они разрушают священные основы собственности по ее убеждению, каждый человек должен быть полным хозяином своего труда и его продукта. «Я ли подрываю основы собственности, – спрашивала она, – или фабрикант, который платит рабочему за одну треть его рабочего дня, а две трети берет себе?» (В. Фигнер. Полн. собр. соч., т. 5. М., 1929, стр. 196). О том, что «все капиталисты без зазрения совести стараются всевозможными способами отнимать у рабочих трудовую копейку и считают этот грабеж доходом», говорил Алексеев (Л. Островер. Петр Алексеев. М., 1964, стр. 168).
сюпрем – здесь: высшее достижение (франц. supreme).
великая монархиня – Екатерина II, памятник которой установлен на Александрийской площади.
Сказка о ретивом начальнике,
как он сам своими действиями в изумление был приведен
(Стр. 292)
Черновая рукопись четвертой редакции (см. прим. на стр. 361–363). В рукописи имеется поддающийся прочтению зачеркнутый отрывок: Стр. 296, строка 6 св. После слов: «голосу не подают…» -
– Господа! – воскликнул он, – да ведь программа-то эта с незапамятных времен практикуется, и всегда от нее только для мерзавце!5 пожива была! А я-то за новость ее счел!
Четвертая редакция «Сказки о ретивом начальнике…», как считал Р. В. Иванов-Разумник, является «и самой полной, и самой острой», но «совершенно нецензурной». Дальнейшая работа Салтыкова над нею состояла в «приспособлении» к цензурным условиям, отчего сказка «потеряла… в остроте и яркости» [145]. Однако, как показывает публикуемый здесь текст, логика работы писателя была несколько иной.
Идея причинения, в интересах "пользы" России, разнообразного "вреда" ее населению была, можно сказать, постоянным принципом политики царизма. Салтыков оставил ее в основе всех редакций "Сказки". В четвертой редакции эта идея уснащена рядом подробностей, характерных именно для 80-х годов. Сравнительно с пятой редакцией, она действительно полнее отражает конкретные политические обстоятельства, оттенки в правительственном курсе, которыми отличались кризисные для российского самодержавия 1879–1882 гг. В пятой редакции Салтыков, отказавшись от некоторых из этих "локальных" политических намеков, усилил момент обобщения, раскрывающего самую сущность института самодержавной деспотической власти.
Науки упразднит – польза… – Имеется в виду деятельность Д. А. Толстого на посту министра народного просвещения.
…население испугает – еще того больше пользы. – К осуществлению этой цели направлялись многие меры правительства: учреждение в 1879 г. временных генерал-губернаторов с задачей «спасительного устрашения», как выразился один из них (см.: П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870-1880-х годов, стр. 97), царский манифест 29 апреля 1881 г., который, по характеристике современника, «дышит вызовом, угрозою» («Дневник Е. А. Перетца». Л., 1927, стр. 69) и т. д.
Предполагалось, что отечество завсегда в расстроенном виде от прежнего начальства к новому доходит… – «Всеподданнейшие доклады» и другие официальные заявления Лорис-Меликова, Игнатьева, Д. Толстого, сменявших друг друга у кормила российской внутренней политики, именно так определяли исходные обстоятельства деятельности каждого: «положение дел достигло того предела, далее которого идти некуда», – утверждал Лорис-Меликов, считая своей задачей «возобновление правильного течения государственной жизни». Игнатьев, в свою очередь, нашел, что «лицам, призванным к управлению после 29 апреля, предстояло работать при весьма трудных условиях хищение и отрицание действительных потребностей народа шли в последнее время рука об руку Полиция и все местное управление, поставленные крайне неправильно, еще более обнаруживали, что авторитет власти поколеблен и что она бессильна» (цит. по кн.: П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 годов, стр. 157, 207, 486).
И всякий раз при этом будет слезы лить и приговаривать: видит бог, как мне тяжко! – В политической практике Лорис-Меликова и Игнатьева угрозы «не допускать ни малейшего послабления и не останавливаться ни перед какими строгими мерами для наказания преступных действий» неизменно обосновывались «тягостным положением» «родины», необходимостью «успокоить и оградить законные интересы» «благомыслящей части» общества и т. д. (П. А. Зайончковский. Кризис самодержавия на рубеже 1870–1880 годов, стр. 156, 157).
144
Салтыков назвал эти речи «замечательными». См. его письмо к П. В. Анненкову от 15 марта 1877 г.
145
«Неизданный Щедрин». Л., 1931, с. 326–327.