Притаившаяся смерть Москвы

Сейчас, когда время медленно приближалось к 10.30, Мефодий Петрович уже спокойно смотрел на экран телевизора, мысленно повторяя одно слово: «Достукался». Он даже не пытался думать о том, как они оба могли бы выйти из дикой для них и для страны – ситуации. В голове министра вертелась песня его юности «А зачем попу наган?» Он вдруг заметил, что его ноги притопывали в ритме звуков рок-н-ролла, что грохотали в его голове. Всё казалось министру смешным, нелепым и глупым. Но он насторожился, едва спикер палаты объявил себя Исполняющим обязанности Президента. Мефодий Петрович был «тёртым калачом» в политике и в борьбе за власть, поэтому, прищурюсь, он вгляделся в лицо Медного – Широкого. И не удивился, когда услышал в полицейской рации негромкий голос Медного – Широкого:

– Внимание. Всем начальникам полиции города: как можно быстрей уничтожить опасных убийц и садистов…– и спикер назвал вымышленные имена и фамилии министра и Президента.

«Достукался», – прозвучало в голове Мефодия Петровича здравое слово среди грохота рок-н-ролла и песни «А зачем попу наган?»

Медный – Широкий легко и без размышлений сделал второй шаг, чтобы ликвидировать угрозу неизвестного шантажиста, который вероятно, пленил Президента. Медный – Широкий, отдав этот приказ, мысленно сказал: «До тех пор, пока я не увижу их трупы, я не смогу заснуть». Он забыл отключить канал на аппарате, так как по спецсвязи далёкий голос быстро сказал:

– Из города Шушенское сбежал Апельсинов со своей бандой большевиков. Он вылетел в столицу на китайском самолёте «Мао».

– Сбейте его над болотами Сибири.

– Наши самолёты пытались…но не смогли догнать. У «Мао» скорость четыре маха. Скоро Апельсинов будет в Москве.

– Кто изобрёл этот самолёт?

– Китайский изобретатель Маркелов Александр Олегович.

– Подумайте: как его вывезти в Россию. И – на рудники, как предателя Родины. А большевиков уничтожьте в воздухе любой ценой!

Всё это раздавалось в рации полковника Смаги впереди салона машины. Это была секретная информация. И полицейский Дядя вынужден был броситься вон из «обезьянника», чтобы отключить звук в рации.

Мефодий Петрович плотно прижался спиной к спине Президента и едва слышно сказал:

– Наша полиция, хоть и редко, но применяет неадекватные меры воздействия на задержанных граждан.

– Я не верю.

– И я не верю, – охотно поддержал Президента министр, старательно подыскивая слова, которые не показались бы Президенту намёком на то, кем он был на самом деле. – Но я слышал слова, похожую на неприличную клевету на нашу полицию.

– Мефодий Петрович, говорите прямо: что это за клевета?

– Отдельные недобросовестные полицейские рвут волосы на головах задержанных граждан, обрывают усы и бороды.

– Что вы хотите предложить мне?

– Побег.

– Это невозможно.

– Да, невозможно, – тихо откликнулся министр.

Дядя в это время ворвался в салон машины и стремительным движением руки выключил на рации звук. Потом посмотрел из салона в сторону «обезьянника». В ней раздавался шум. Мефодий Петрович плечами бил Президента, пытаясь столкнуть его с табурета. Дядя быстро вернулся в «обезьянник» и едва шагнул к Мефодию Петровчу, как тот резко вскочил с табурета, подтянулся на руках к потолку кабины и с громким выдохом ударил каблуком туфли в подбородок полицейскому. Тот отлетел к стене «обезьянника» и сполз на пол.

– Кто вас научил такому приёму? – спросил Президент.

– В кино видел, – шёпотом ответил министр, сдерживая громкое дыхание.

Он сбросил с ног туфли, дотянулся пальцами ног до пояса Дяди, где висели ключи наручников, и осторожно потянул их к себе, потом поднял ноги вверх, к скованным рукам.

– Мефодий Петрович, вы, вероятно, в юности были хулиганом? – спросил Президент.

– Да, случалось, – хрипло ответил министр.

В этот момент, вися в воздухе в напряжённой позе, Мефодий Петрович чётко понял, что игра закончилась, а если она и продолжалась, то была смертельной игрой. И нужно было спасать себя и Президента, чтобы вскоре стать Президентом. К тому же Мефодий Петрович страстно хотел жить, потому что в его груди было сердце юноши.

Смольный в это время мчался на машине в глубину Промышленной зоны, где режиссёр Медальный и писатель Максим Злой создавали блокбастер с длинным, предварительным названием «Она мочила всех. Кто её остановит?»

Героиня, огромная женщина, какие всегда водились в русских селениях, ходила по съёмочной площадке, держа в правой руке крупнокалиберный пулемёт с длинной лентой патронов, конец которой висел на её широких плечах. В левой руке у неё, конечно, был мобильный телефон.

Медальный и Злой так же, как и Смольный, мчались на машине в Промышленную зону. Медальный нашёл, потому что знал: где искать писателя Злого…на помойке. Где Гений, само собой понятно, кушал отбросы. Ну, так было всегда в России.

Максим Злой ненавидел всех и даже самого благодетеля Медального, потому что знал, видел и чувствовал, что люди не изменились за последние пятьдесят лет. Всюду в журналах, а газетах, на ТВ остались старые, советские кадры «непущальщиков», которые привычно лепили советское время, называя его «новым временем».

– Я думаю, – зло сказал Злой, глядя на бежавшую под колёса машины дорогу, – нужно совместить блокбастер с сериалом «Свинарка и миллиардер», добавить сюда фильм – ужасов «Дело было в парткоме». И, конечно, много юмора.

– Но это невозможно совместить!

Злой, продолжая зло смотреть на дорогу, зло рассмеялся скрипучим смехом.

– Медальный, не меряй меня своей дебильной меркой. Оставь её для актёров. Мне это сделать…– Он щёлкнул несколько раз пальцами, -…один час работы…А Смольный должен открыть свой срам.

– Это будет верх безнравственности.

Злой резко ударил кулаками по своим коленам и, свирепо глядя на дорогу, завопил:

– Что я слышу?! Ты говоришь о нравственности в самой безнравственной стране мира! – Но тут же он спохватился и, кривя губы злой гримасой, сказал: – Впрочем, и так понятно: там, где говорят о нравственности, значит, там её никогда не было. Отдай приказ «членам политбюро КПСС», чтобы они выдвинулись в свинарник и приготовились к заседанию, стоя по колено в говне. Вот там они и заговорят о чистоте, о нравственности, о целомудрии на фоне совокупления свиньи и борова.

Медальный, предчувствуя удачу новой серии, начал быстро набирать номер на «мобильнике», тогда как Злой уже стремительно писал шариковой ручкой в тетрадке новый сценарий.

Между прочим, в одном квартале от дома, в котором была коммунальная комната Злого, жил патриарх русской литературы С. В последние годы он искал, ждал появления Гения, внимательно читал новые книги и огорчённо вздыхал. «Нет, не тот…бездарь». Порой, гуляя по улицам города, С. из-за спин агентов ФСБ и личной охраны, из-за спин секретарей он вглядывался в лица людей, ища среди них Гения. Но если бы С. заглянул на помойку, сходил на мусорную свалку, то легко бы заметил пачки рукописей Гения. Но С. не заглядывал в эти места…

А в это время в далёкой Сибири в синее небо стремительно уходил самолёт «Мао». Он был не сильнейшим самолётом, так как в Армии Китая его давно заменили самолётом «Мао, ты прав» и более скоростным «Мао всегда впереди».

Самолёт вёл Линь Бяо по кличке «Бяка». Он был «сочувствующим» партии Апельсинова и владельцем казино «Только для братвы», тем не менее, он напевал боевую песню китайских революционеров «Синь тянь дай ман». В песне говорилось: «Товарищ, давай оторвём собачью голову у буржуя. Бросим её в отхожее место и пойдём дорогой великого Мао». Хотя сам Бяка был удачливым бизнесменом.

Пять самолётов МиГ- 40 начали свой мощный разбег по взлётно-посадочной полосе, неся под фюзеляжем по два берёзовых бревна для расстрела китайского самолёта.

Командир полка, морща лоб, следил из окна за разбегом эскадрильи и мысленно подталкивал их руками. Но самолёты продолжались мчаться по полосе. Двигатели были старые, брёвна –сырые, тяжёлые. Пилоты, само собой понятно, давно продали и пропили ракеты, а вместо них повесили брёвна, зная, что генералы близко не подходили к технике, осматривали её издалека.