Кофе с корицей

– Досвидании! – крикнул я.

– …Пробки семь баллов! – вместо бабушки ответил мне диктор, которому прибавили громкость.

Выходя на лестницу, я развлекал себя фантазиями о том, как Марфа Егоровна, оставшись, наконец, одна на весь хостел, гоняет по коридорам в директорском кресле, размахивая метлой и крича при этом:

– Хош кэш, хош карта… Токма за андельную плату…

Я вышел на улицу. Повернул за угол и подошел к своей ненаглядной.

– Доброе утро, Долли! Как тебе спалось?

Сев в салон, первым делом я хотел включить приемник. Но чуда не произошло. От прикосновения моих рук и по моему желанию в этом автомобиле мало что происходило. Строптивый характер. Недаром меня предупреждали, с норовом агрегат. Но надежду на слияние моей души и ее двигателя внутреннего сгорания, в поэтическом смысле, конечно, я не терял. Тем более, что искра между нами все ж таки иногда пробегала. Главное – руль крутится, тормоза тормозят, коробка передач передает, а остальное на скорость не влияет.

Ехали мы долго и печально. Она молчала. Скромничала или пыталась освоиться в этом бешеном ритме московских пробок. Я же молча нервничал, потому как впервые в своей жизни ехал утром, на работу, за рулем своего собственного авто. И Москва с этой точки зрения выглядела совершенно иначе, нежели из вагона метрополитена. Совсем не дружелюбной и отнюдь не гостеприимной, и совершенно не знакомой. На навигатор было страшно смотреть. Он покрылся кровавой паутиной. Город затягивал в свои сети и пил человеческие души, предварительно парализовав ложными обещаниями и отравив соблазнами… Но отчего-то было так сладко погибать в нем. За рулем собственного автомобиля, в обществе таких же счастливых безумцев, прибывающих в блаженном неведении. Незнакомое мне прежде возбуждение горячило мою кровь. Будоражило мои фантазии. И гоняло мурашки по спине. Хотелось кричать и плакать от счастья одновременно. Я вертел головой по сторонам и улыбался всем, с кем встречался глазами.

Так, собственно, по истечении двух счастливых часов мы доползли до офисного центра.

– Чтобы въехать на подземную парковку, нужен пропуск, – ответил мне хриплый голос из переговорного устройства у шлагбаума.

– Но я тут работаю!

– Тем более должны знать…

– Я первый раз… На своей машине…

– Сочувствую, но ничем не могу помочь!

– Да мне не надо сочувствовать и помогать. У меня все хорошо было, пока я сюда не доехал. Мне на работу надо.

– Паркуйтесь и работайте!

– Так вы меня впустите, я и припаркуюсь!

– Без пропуска не положено. Освободите проезд!

– А машину я куда дену?

– На общей парковке перед зданием…

– Так ведь там платно!

– Освободите проезд!

Раздался щелчок, который означал конец аудиенции. Кое-как сдав назад, я вырулил опять на улицу и въехал на общую парковку.

– Ничего! Сейчас узнаю у нашей секретарши, где взять пропуск, заеду на паркинг и нагазую под будкой у этого подземного королька.

Взяв кофе в нижнем фойе в кредит, я поднялся на четырнадцатый этаж. В кабинке лифта, рассчитанной на двадцать пять человек. Обычно тут бейджику негде было упасть. Но сейчас я стоял посредине этого стального зеркального зала в полном одиночестве. Это было непривычно и… не означало ничего хорошего. Во-первых, я имел возможность осмотреть со всех сторон свой помятый костюм. А во-вторых, я понимал, что опоздал. Рабочий день начался один час десять минут назад. Об этом с упреком кричали покрасневшие от надменности часы на цифровом табло.

Один час и одиннадцать минут от Начала Рабочего Дня.

Один час и двенадцать минут от Н.Р.Д.

Две тысячи там какой-то год от Р.Х.

Один час и пятнадцать минут от Н.Р.Д. Четырнадцатый этаж.

– Дзинь! – сказали двери лифта, как микроволновка, которая разогрела еду.

Я был готов. Можно подавать. Только берегите руки. Рискуете обжечься.

При виде меня у секретарши Лидочки глаза округлились и ресницы захлопали так, что едва не отклеились. Она явно хотела меня предупредить. Я это понял по ее отвисшей челюсти. Но Лидочка не успела. Я преподнес себя на блюдечке, прямиком в руки нашего шефа. “Повар” он у нас был отменный. Шкуру имел огнеупорную. Горячие пирожки тягал прямо из печи. Или из-за пазухи начальства. Как вам будет угодно. Так что проглотить мою разогретую от волнения, персону, предварительно обработав ее в лучших традициях офисной кухни, ему было раз плюнуть.

После череды хлестких, с оттяжкой, ударов молотом русской изящной словесности, наш шеф-“повар” приготовил из меня восхитительную отбивную. Потом поперчил легким матом 16+. И в конце немного посыпал соли на мои душевные раны:

– …А еще я никак не дождусь от вас аналитики за прошлый месяц! Вы явно занимаете чужое место! Благодарите Натана Семеновича, что я вас до сих пор не уволил!

Все происходило в режиме местного реалити-шоу “Это может случиться с каждым”. На глазах оцепеневших сослуживцев -полуфабрикатов, возносивших, в душе, хвалу небесам, что сейчас не они попали под руку босса. Некоторые смотрели с сочувствием. Кто-то с жалость. Со страхом. А были те, кто откровенно злорадствовал. И даже не мог сдержать радости. Натан же стоял за спиной Виктора Николаевича, и на его лице, кроме подобострастия, явно читалось: «А я тебе говорил, Серега!».

Кулинарная казнь закончилась. Шеф развернулся к лифту и нажал кнопку вызова, демонстрируя свою грозную спину в пиджаке от HUGO BOSS. Повисла пауза. Никто не смел пошевелиться. Все ждали, глядя на цифры над стальными дверьми. Кабина шла с третьего этажа. Остановилась на седьмом. Виктор Николаевич шумно вздохнул. Все как один перестали дышать. Словно огромные легкие начальника выкачали весь кислород в помещении. Сотрудники смотрели то на табло, то на мерно дышащие мощные плечи.

12.

13.

14.

– Дзинь! – распахнулись створки лифта.

– Работайте! – сказал босс, вошел в кабину и не поворачиваясь нажал кнопку этажа.

– Дзинь! – закрылись створки микроволновки.

Офис вздохнул с облегчением. Все потихоньку расползлись по своим норам. Кто за кофе, кто за чаем, кто за валидолом. Мне нужен был таксидермист. Или реаниматолог? А может, психотерапевт? В общем хоть кто-то, кто бы мог привести меня в чувства. Или в чучело. Или посочувствовать хотя бы, без лицемерия, фиги в кармане и всякой фигни в голове. Я отправился в свою клетку в дальнем конце опенспейса без всякой надежды встретить такого добровольного камикадзе на своем пути. Медленно шаркая по ковролину и тупо смотря на затоптанный ворс краями своего неплохо развитого периферического зрения, я видел, как народ, заметив мое приближение, резко погружается в работу, скрываясь за перегородками одноместных окопов. Сегодня я был прокаженным. Общаться со мной опасно. Можно, заразившись, накликать беду на себя и стать следующей жертвой на обед. Если считать, что я был завтраком.

А вот и мое гнездо. Компьютерный стол. Незаконченный отчет… Точнее, не начатый. Стакан с карандашами и ручками. Коробка с разноцветными скрепками и ластиками с мордами Микки Мауса. Календарь на стенке. С фазами полнолуния. “Для оборотней” (Шутка Натана). Рядом свадебная фотография. “Что она в тебе нашла?” (Опять шутка Натана). Милена улыбающаяся. “Она меня любит” (Мой ответ Натану). Милена в раздумьях. (Теперь, я думаю, шутка Натана будет актуальна.) Моя фотография с нарисованными ушами. (Автор шутки неизвестен.) Грамота с Египетского тимбилдинга «Победитель конкурса “Самый обгоревший”». И позавчерашняя чашка недопитого кофе. Так спешил за машиной, что не убрал за собой. За машиной… Ах, да! У меня же теперь есть машина. Моя собственная машина. Моя Долли!

– И теперь никто, слышите меня, НИКТО, не сможет втоптать меня в грязь и вытереть об меня ноги. Никакой там босс в HUGO, мать его, BOSS. Не вам одним дано такое счастье разъезжать за рулем собственного авто. Хотите вы или нет, я теперь тоже в вашем клубе. И вы должны признать этот факт как данность. Так что оставьте свои злопыхательства при себе. Я такой же полноправный участник дорожного движения. Со своими правами. Несмотря на то, что они куплены. Но и обязанности у нас тоже одинаковые. Соблюдать правила движения! Независимо от того, на чем вы там ездите. У вас «Бентли»? А у меня моя Долли! И мы равны перед светофором и стоп-линией!