Серая радуга

— Вещи не обманывают, — отрезала Дара. — Они склонны скрывать, чтобы мы могли обмануться сами, поторопившись составить о них мнение. Но они не врут. Бестия …

Она все-таки не сказала этого вслух. «Бестия» и «страх» совмещались в одной фразе примерно как «Кристо» и «прилежание».

— А почему она… из-за того Тамариска, что ли?

— Потому что Бестия не хуже меня понимает, что если на той стороне настолько талантливые артемаги… глупо думать, что ими руководит Тамариск. И он бы не стал возрождать Арктурос — зачем, если можно создать другие артефакты с похожими свойствами. Все их объяснения… они все не просто натянутые, они будто специально себе глаза закрывают. На то, что у них под носом. Я говорила с Максом — он так же думает. И поцелуйша… ей незачем было с ним беседовать. Преподносить ему чей-то там чужой девиз. Она произнесла его как свой.

Нольдиус издал высокомудрое покашливание.

— Рискну заметить, Дара, что поцелуйши, как и прочая нежить, никогда не придерживались военных союзов с кем-либо — помимо, разумеется, Нежитного Пакта и альянсов между кланами… А также они не принимали девизы, не входили в отряды… кроме, разве что, одного раза, при…

И тут Кристо пронаблюдал сцену года: у всегда педантичного, прилизанного Нольдиуса медленно начали вставать дыбом волосы, потом принялась отвисать челюсть и вываливаться язык, а вслед за этим еще и глаза выпучились до крайних пределов. Встревоженная Мелита крутанулась по сторонам, ища предмет изумления, но предмет свистел и клокотал в горле Нольдиуса, выходя наружу по звуку:

— С-с-сеча Альтау…

— Чего-о? — не понял Кристо. — Это вы что…

— Экстер говорил об этом, — упрямо выдвигая вперед подбородок, подтвердила Дара. — О том, что они боялись увидеть это за все годы. И теперь они прикрываются иными именами только потому, что боятся назвать своего настоящего противника. Они сами все запутали, а все было ясно с самого начала! Срытый Холм! Возрождение Арктуроса! Тело! Убийства!

Она яростно вонзила кинжал Бестии в землю и замолчала. Кристо тоже молчал, не совсем понимал, о чем речь, но в желудке что-то скрутилось в скользкий комок, и это было совсем не ободряюще. И было слишком прохладно — наверняка надвигался Хмурый Час, хотя с чего бы так рано? Где-то орал Вонда о скорой своей радости, а на зеленой поляне между кустов молчали четыре мага. Новички вопили и гонялись друг за другом, но их вдруг как отрезало, и через эту пелену прорвался только голосок Наиды — с навязшей за все эти дни в зубах то ли кладбищенской песенкой, то ли считалочкой. Пела ее Наида по поводу и без повода — только вот теперь слова отдавали настоящей жутью.

Эта змейка всех страшней.

Поиграть ты хочешь с ней?

Раз-два, но, увы,

Нет у змейки головы!

Но не плачь и не пищи!

Труп кошачий отыщи,

Раз-два, всё поправь,

К телу голову приставь!

Со змеиной головой,

Чтоб покойник стал живой,

Раз-два, где-нибудь

Яду бочку раздобудь.

Отыщи ты под конец

От иных от змей сердец,

Началась игра, раз-два,

Стала змейка вновь жива!

И одновременно с последним куплетом с губ Дары начали слетать зловещие слова, которые Кристо слышал в палатке Майры:

Капли крови, стук-постук,

Просыпайся, старый друг,

Раз-два, сколько лет,

Нам прискучил неба цвет…

Мелита сидела вся белая и смотрела почему-то на Сину и Яса, которые заключили временный союз и теперь упоенно, с хохотом тузили забияку Крета. Тот не очень протестовал.

— Они подняли Холдона, — жестко и сильно уронила Дара. — Не вчера и не позавчера, а уже давно. Потому что такой артефакт, как Арктурос, может быть возрожден только при помощи его создателя. Он был продолжением Холдона, там была индивидуальная связь такой силы… никому другому он бы попросту не откликнулся.

Кристо уже как-то подозрительно задыхался, а тут не выдержал — разразился:

— Да ты… да как? Да кому и на что… Да оно же ж… во! Да почему пока не… смурилло… у!

На этом его возможности иссякли, зато жестами он пользовался как следует — так, что заехал Нольдиусу в нос. Но тот только ухватился за нос, да так и застыл, с вылупленными глазами.

— Не знаю, кто, — прошептала Дара. — Может быть, его сторонники все же сохранились с Альтау, но чего они тогда ждали столько веков? Может быть, кто-то новый — Экстер же говорил, это было растворено в воздухе. Может, и то и другое. И я не знаю, как они это…

— П-песенка, — вдруг сказал окосевший, как от выпивки Нольдиус.

— Что?

— П-песенка Наиды. Н-некромагия. С-сердца и яд…

— Что? Песенка? То есть, это не просто… фольклор?

— Да нет, можно сказать, что это рецепт, — придушенным голосом проговорил Нольдиус. — Универсальный некромагический рецепт, один из простейших для оживления покойников. Он, можно сказать, довольно широко известен…

На отличника тут же воззрились с очень большим интересом, так что он мгновенно побагровел, отмахнулся и забормотал что-то о чисто исследовательских целях и «Да вообще, эта книга мне просто так подвернулась».

— Но я бы никогда не подумал, что… есть же условия, — он потер нос, ушибленный рукой Кристо. — Это должен быть маг — с человеком едва ли подействует, хотя я читал, что такое возможно с драко…

Он оглядел физиономии остальных, которые так и напоминали, что Холдон — мало что артемаг, так еще и сын дракона и человека. Нольдиус стиснул виски — будто вдруг начал страдать от головной боли.

— И рецепт действует только если маг умер недавно. Потому что берется его голова… и в ней должна теплиться магия. Трое суток — четкая грань, после которой не остается даже остаточного…

— Холдон искал секрет бессмертия, возможность продлить жизнь, — осекла Дала. — Экстер говорил… он искал возможность стать как вещь. А части вещей могут жить долго… Например, осколки украшений…

Это она о Браслете Гекаты, — передернулся Кристо, посмотрев на напарницу. Тьфу ты, неужто и эта дрянь тут впутана? Ладно, взяли башку Холдона, предположим, потыкали в нее осколком, дальше чего?

— Нужно тело, — припомнил Нольдиус. — Чужое тело. Какое-то… не подходящее под голову, но молодое и сильное, чтобы ритуал перенести… потому что там писалось, что сам ритуал производит противное природе действие, и потому облик воскрешаемого тоже нужно сделать противным природе…

Он заикался так, будто сдавал свой первый экзамен и не выучил ни одного вопроса.

— Гм, — смекнул Кристо. — Тело без башки, да? А-а, вот почему от Эльзы тогда только башка и осталась — так они ее тело-то… стоп.

Все крашеные пасмы окончательно встали дыбом — у новичков это вызвало восторг. Магия рванула к мозгу, а через него — к волосам. Эльза умерла девять месяцев назад. И если ритуал провели тогда же, значит, по стране уже почти год шарится возрожденный Холдон?!

На Нольдиуса теперь все смотрели прямо как на оракула какого-то, а он продолжал выпаливать, чакая зубами:

— Э-это… не совсем ритуал воскрешения… и в той книге о некромагии говорилось, что, несмотря на надежность… ключевым является время, потому что это нечто вроде… это ритуал нового рождения… и срок в девять месяцев…чтобы тело и голова срослись в единое невозможное существо… чтобы оно стало чем-то новым… Есть и другие условия.

— В песенке были сердца и яд, — припомнила Мелита. На заключительном этапе нужны человеческие сердца, если воскрешаешь человека? А Холдон не был человеком, он был сыном человека и Морозящего Дракона…

— Понятия не имею, как это случилось, — проскандировали все дежурную шутку в тему. Машинально так проскандировали. И грустно. В мозгу у всех плавало одно: «Морозящий Дракон… драконы… драконьи сердца…»

— Так почему он не… появляется? — у Мелиты впервые на памяти Кристо был такой перепуганный вид, что так и хотелось ее обнять, заслонить… — То есть… если он здесь уже больше трех месяцев… чего он ждёт? Дара, ты говоришь, что Бестия уже понимает, на самом-то деле… Магистры же тоже наверняка додумались? Да? Значит, они будут его искать, могут обнаружить. И он же тоже должен это понимать, да? Так почему же он…