Страница 3 из 61
Устал до невозможности, но сон не шёл. Перед глазами так и стояли обгорелые тела дочери и сестры. Любовница тоже оказалась под ударом, но она всего лишь одна из… несмотря на мою симпатию к ней, а другие — они моя кровь!
Моя маленькая Эсманур-хатун. Моя дочь… я никогда не плакал, но сидя в кресле и глядя в никуда, в темноту кабинета, впервые ощутил жжение в глазах. Я не имел права показывать другим, что боль от потери меня выжигала.
Я Хан, и сантименты не для меня. Не для, таких как я, но наедине с собой, с горем, я глотал её, давился и, не позволяя себе звучать, так зубы сжимал, что они хрустели.
Моя хатун…
Моя сестра… Разула. Так любила племянницу, что не позволяла нанимать няню, хотя самой всего только двадцать минуло. И Эсманур обжала тётку. Они проводили всё время… и по моей вине погибли тоже вместе!
Эта боль меня никогда не оставит!
Это умрёт со мной…
И за мою кровь ответят Юсуповы! Я сделаю их жизнь сущим Адом. Лично ли замешаны, подставили ли их — не суть. Юсупов допустил в своём стане гниль! Не упредил нападение, хотя звонок был ещё неделю назад. Он был слеп к тому, что нас столкнули — теперь поздно говорить о невиновности.
Цена этой ошибки слишком высока.
Теперь решит дело только кровь…
Кровь за кровь!
Очнулся от жалобно скрипа стакана в ладони. Рука дрогнула и, наполненный коньяком снифер, качнулся, не удержав несколько капель. Они шмякнулись на пол. Даже во мраке кабинета, скудно освещённого светом улицы, чётко увидел мокрое пятно. Смотрел на него… пока перед глазами плевок малолетки не померещился, а следом её лицо. Дерзкое, наглое, с ненавистью во взгляде и презрением на губах.
Удивительная стервозность в столь юном, хрупком существе.
Я знал, что девки у Юсупова — красивы, но ни разу их не видел. Не было нужды, да и он ими не особо светил. И теперь понятно почему. Возраст у них как раз горячий, от женихов отбоя, наверное, нет. А в наше время сыскать достойную партию для сынадочери и не угодить в сети приживалокохотников крайне сложно.
И ему есть за что волноваться. Одна — как ангел, другая — дочь Шайната — не меньше. Такие разные и такие… Юсуповы!
Мои губы цинично дрогнули. Зубы сжал так, что скрежет послышался. Ничего! Я ему упрощу задачу… В несколько глотков осушил снифер, со стуком поставил на журнальный столик, взял со стола телефон:
— Да? — после нескольких гудков раздался сонный недовольный голос Карима.
— Как дела? — Мой — звучал глухо и шероховато, прорезая тишину окутанного мраком кабинета.
— Чёрт, Хан, я сплю…
— Ещё? — подивился сонливости сына. — Ну, — кивнул мысль, — он у тебя хотя бы есть…
— Не начинай, — ворчливо перебил сын.
— Смерть сестры и тётки тебя не тронули?
— Не смей упрекать меня в бесчувственности, — буркнул недовольно Карим. На миг умолк, раздалось копошение. — Спасибо, что разбудил, прости, мне вставать пора, — монотонно пробубнил. — Если нужно поговорить — не телефон! — напомнил, что нам не стоит светиться в эфире.
— Как подарок? — решил уточнил на прощание.
— Какой? — озадачился Карим.
— Ты его не видел? — теперь и я подивился.
— Пап, я вернулся домой пару часов назад. Ничерта не видел. Я устал как чёрт. Лёг спать…
— Скоро буду, — отрезал я и сбросил вызов.
— Привет, — с недовольным лицом встретил меня Карим у себя дома немного погодя. Уже переодетый к работе: в белоснежной рубашке, чёрных брюках. Почти бодрый… и небритый, хотя в отличие от меня предпочитал чистоту линий лица.
— Доброе, — кивнул я, входя в зал. Мои ребята вошли следом и заняли привычные места, даже не спрашивая, можно ли.
— Бать, ненадолго, — застёгивая пуговицы на рукавах, проворчал Карим, — сам знаешь, у меня дел столько… — неопределённо качнул головой.
— У тебя никогда нет на отца времени, — упрекнул без злобы.
— Так я твоими делами занимаюсь, — хмуро парировал сын. — И пока ты в войнушки играешь, я разгребаю дела. В морге, кручусь по банкам, с ментами и судьями. И живу, мать твою…
— Не поминай мою мать, а твою бабку всуе, — процедил я, ничуть не сомневаясь, что сын на чувствах брякнул.
— Да-да, — закивал устало Карим. — Но я уже зашиваюсь, — уместил руки на талии, и на меня укоряюще воззрился. Как наяву представил своего сына, окопавшегося в документах, расчётах и цифрах, а тут ещё и возня с телами родственников…
— И да… — с едким неудовольствием кивнул на второй этаж Карим, — что это за девица у меня заперта в комнате?
— Исмаил был должен сказать! — сухо обронил я.
— Он что-то вчера пытался сказать, но я устал и не слушал, — признался Карим, почесав затылок. — А сегодня его уже тут не было… Стой, — покривился, — это и есть подарок? — выпучил глаза.
— Не благодари. Тебе ходить по девкам некогда, поэтому она теперь у тебя будет дома. Ждать.
— У меня есть любовница, — напомнил сын. И я нахмурился:
— Назвать ту девицу постоянной любовницей даже у меня бы язык не повернулся. Она — профессионалка. Плати — сделает, что желаешь, или делай с ней, что пожелаешь. А эта — твоя домашняя игрушка.
— Хан, — развёл руками сын, — мне не нужна ни домработница, ни наложница, и даже просто гостья. Мне некогда приглядывать за девицей. У меня на это нет времени! — чеканил недовольно. — Погоди, а кто она? — упавшим голосом и секундой погодя.
— Отгадай, — хмыкнул я, размазавшись спиной по спинке дивана и, водрузив на неё руки по разные стороны.
— Юсупова? — вытаращился Карим, и тотчас категорический жест сделал:
— Стоп! Нет! Не говори, — пальцем в меня ткнул упрекающе и осуждающе. — Я не должен этого слышать! Я её и видеть не должен! Нет и нет!
Мда у меня не типичный сын авторитета. Карим шибко умный, чтобы прожигать жизнь, но слишком ответственный и правильный, чтобы уметь отдыхать.
Он не мажор, как многие дети знакомых — ни вечеринок, ни гонок, ни наркоты, не беспорядочного секса. Всё строго и по расписанию. Не походил на меня ни фигурой, ни лицом, ни характером, но я гордился им, хоть и понимал: Карим — сильный финансист, это огромный плюс нашему делу, подкованный юрист, — что в наше время и при нашей деятельно — на вес золота.
Но…
Но встать на моё место он и не захочет, и не сможет — не потянет! Тут другие принципы нужны, и стержень лидера. Стальной характер, несгибаемый. И цинизм… Ещё нужно не бояться замараться, а сын… готов помогать, но вмешиваться в разборки — не желал.
До сего момента я ему позволял быть в стороне, но теперь… задета честь семьи, пролита НАША кровь! Так что, как бы его не любил и не уважал, ему придётся не только заниматься нашим состоянием, решать дела с банками, государством, парнёрами, конкурентами и разными инстанциями, но и руки замарать местью…
— Ты не понял, — я поднялся в рост, не сводя глаз с сына. — Это тебе подарок от Юсуповых. Он не возвращает, не отпускается и не передаривается, только сдаётся в утиль.
Мы несколько секунд пилили друг друга взглядами. Карим сдался:
— Ты её… взял? — пропустил нарочито слово Карим. Он вообще избегал слов, которые могли его дискредитировать. Словно оброни хоть одно, станет грязным настолько, что не отмоется.
— Смотря ты о чём, — продолжал я холодно. — Её никто не трогал, если ты о насилии.
— А я обо всём, — кивнул сын торопливо. — И что мне с ней делать?
— Она — развлечения ради. Откуп за тётку.
— Мне некогда развлекаться, — опять поморщился сын.
— Искать не нужно. Она рядом, под рукой… Пользуй. Или, — я выдержал нарочито показательную паузу, — в утиль — отдай её парням. Им её мачеха по вкусу пришлась.
— Бл*! — тяжко вздохнул Карим, и его лицо перекосилось от внутренней борьбы.
— Решать тебе! — хлопнул по плечу сына. — Игрушка твоя, но сразу скажу, это не весь подарок.