Страница 2 из 25
— Тем более, нужно съездить, пока дяди нет, — пробормотала я тоскливо. Артефакторика давалась мне сложно, и было совершенно бессмысленной тратой времени, но дядя стоял на своем. Нести ответственность за свои поступки — именно этого по его мнению мне не хватало.
Теперь этой ответственности у меня на двадцать четыре стандартные заготовки колец.
— Ох, Вайю, — Фей сдвинула приборы на столе, неосознанно выровняв их в две линии, как делают опытные алхимики, поправила и поменяла местами пиалы и тарелки, как будто это чаши с ингредиентами. — Если бы не твоё наказание, мы бы увидели клан Хэсау… тебе положено сопровождение…
Я фыркнула.
Дядя отбыл к Хэсау утром. На церемонию обретения кланом нового Главы. Мне даже не дали посмотреть приглашение от родичей — я была наказана и сидела дома. Уверена, если бы не это, дядя выдумал бы какое-то наказание тотчас же. Никто не собирался пускать меня к Хэсау, пока не исполнится шестнадцать зим.
Наказанием это не было — это было защитой.
— У-и-и-и-и… — визг Винни был таким громким, что потревоженные птицы застрекотали разом, юная целительница бесполезно заохала, поднос у слуги накренился от неожиданности, и он чуть не уронил все на пол.
— Опять, — Фей подняла глаза вверх с мученическим видом.
Я спрыгнула с кресла, в ответ на беспомощный взгляд целительницы — этот ритуал у нас уже был отработан до мелочей.
Винни всегда хотела то, что было у Зи. А Ремзи любил кубики. Не знаю, почему такая любовь именно к кубикам, но если он что-то хотел — брал молча, и не отдавал никому, пока не приходила я — это мы вычислили опытным путем, после нескольких бесплодных попыток заткнуть Винниарию. Так часто, как в первую декаду, я не кастовала купол тишины никогда.
— Уииии… Уииииии…, — рыдала Винни, протягивая руки к вожделенной игрушке. Щелчок пальцами, кольца вспыхивают, и наступает блаженная тишина — теперь она разевает рот беззвучно.
— Зи …, — я присела рядом на покрывало, подогнув юбки. — Зи…, — позвала я ещё раз, но он так и не поднял глаз, сжимая несчастный кубик так, что побелели костяшки пальцев. — Отдашь? Мне? — я протягивала вперед открытую ладонь. — Я дам тебе другой, а этот отдадим Винни?
Пальцы пришлось аккуратно разжать по-одному, разгладить напряженную ладонь, чтобы вложить другой кубик, этот перебросив целительнице, чтобы она отдала орущей идиотке.
— Молодец! Ты…, — я запнулась — перед Зи в ряд лежали три кубика, и мне на мгновение показалось, что он выложил слово «солнце» осознанно. Ремзи деловито вынул кубик посередине и пристроил тот, что я дала.
Показалось.
Я тоскливо вздохнула. Дядя даже вызывал Пинки с границы, чтобы он вынес вердикт. Пинки сказал, что Винни — пуста, как сухоцвет, но в Ремзи тлеет искра. Едва-едва. Еле уловимый запах раскаленного на солнце песка и специй.
Но похоже Пинки ошибся. Спустя две декады никаких подвижек у Зи не было.
Я понимала, зачем дядя оставил Зиккерта. Не столько из-за рекомендаций Целителя душ — что Винни нужна компания, тогда шанс на выздоровление выше, но и потому что потенциально — вассал седьмого круга, хорошее приобретение для любого Клана. Дядя логичен, расчетлив и предусмотрителен. Любит и умеет считать ресурсы, и людские в том числе.
Поэтому они остались в поместье — под присмотром. Никуда не выходили — проводя время в Зимнем саду, игровых комнатах и у себя.
— Леди, — слуга склонился с поклоном. — Мастер-наставник Луций просил вас пройти в кабинет, после завтрака.
— Хорошо, — я поднялась, расправила юбки, и, повинуясь импульсу, потрепала Зи по голове на прощание.
Он зажмурился. Прикосновение ладони до сих пор горело на волосах, обжигая теплом. Она ушла, но запаха солнца и жара хватит до темноты. А там снова нужно будет считать плитки мозаики на полу — и она придёт снова.
Он покрутил кубик в руках — он не знал почему, но эти кубики всегда работали. Нужно только улучить момент и отобрать у «той пустой, что всегда рядом». Когда «пустая» издавала много звуков, это было хорошо.
Тогда его солнце подходило близко. Она садилась рядом, обжигая теплом, говорила что-то, брала за руку. Его солнцу нравились кубики, значит, он будет учиться.
Выжидать момент, чтобы забрать игрушку, удерживать в голове мысли, и когда-нибудь она останется. Придет и не уйдет больше. Останется с ним, и будет гореть только для него. Эта мысль грела, и он знал, что сделает завтра, когда лучи упадут на цветные плитки пола в центре.
Он снова отберет кубик.
И будет крепко держать в руке до тех пор, пока не придет его солнце.
Глава 2. Леди хочет помнить
Луций был похож на выжатый лимон — морщины на лице обозначились глубже, и сразу стало понятно, что старикану на самом деле гораздо больше зим, чем кажется.
Усы тоскливо обвисли, седые брови раздраженно топорщились в разные стороны, но слушал Управляющего он спокойно и внимательно. Горка свитков на столе навевала тоску даже на меня.
Пока дяди нет, кому заниматься текущими делами, как не правой руке сира Блау? Господину казначею-трибуну, и по совместительству Наставнику.
Я устроилась в кресле, поджала ноги, и с любопытством следила, как Управляющий пытается вывести Мастера из себя, получая от этого откровенное удовольствие — с дядей этот номер не проходил никогда.
Сбоку на столе лежали разложенные карты предгорий с нашей стороны, где тушью была отмечена новая дорога, которая будет проложена к Арке, и место установки портальных ворот. В ворохе бумаг виднелись краешки контрактов с печатями столичных Гильдий — детали, механизмы, артефакты для горнодобычи. Значит, строительство портала идет своим чередом и столица активно участвует во всех начинаниях.
— Достаточно, закончим на сегодня.
— Слушаюсь, — Управляющий послушно склонился, собрал свитки и удалился гордой походкой победителя.
Как только хлопнула дверь, Луций выдохнул сквозь зубы и опустил голову на сложенные в замок руки.
— Всю кровь выпил, скорпикс, — прошептал он чуть слышно.
Я проглотила смешок. После событий той ночи, легкость общения ушла. И я уже не могла позволить себе поддеть Наставника, как обычно. Нет, мы поговорили, выяснили причины и следствия, но… легкость ушла.
Как будто в отношениях появилась трещина. Как будто это чашка из тонкого, почти прозрачного, голубого фарфора, который оказался очень хрупким.
Пиалой ещё можно пользоваться, трещина едва заметна, но мы оба знали, что она есть. Эта трещина. И я не знала, как вернуть всё обратно. Вернуть легкость, которая была. Не сговариваясь, мы опускали темы, которые могли сделать трещину шире — избегая упоминаний о той ночи, и тех вопросах наставника, которые я оставила без ответов.
Как будто приходилось общаться надсадно, через силу. Как будто крепкая нить, которая связывала ученицу и Мастера порвалась, и мы связали концы. И теперь этот узел постоянно мешал.
Мы здоровались официально и степенно, соблюдали все правила этикета, держась за них, как за последнюю попытку сохранить то, что было. Танцевали друг напротив друга, боясь задеть и обидеть неосторожным словом, выбирали только обязательные общие темы для разговоров. И это начинало утомлять.
— Строительство арки в самом разгаре, — я пошевелила планы в документах и свитках на столе, чтобы просто разбить тишину.
Луций молча пододвинул три стопки новых «сосок» — одну мне, и по одной для Геба и Фей-Фей. Чтобы там ни было, обязанности Наставника он выполнял старательно.
Школу закрыли, и три последних декады мы учились дома. Получая планы от Учителей. Нарочный привозил задания, и увозил готовые работы. Но догонять придется всё равно — выпускной курс.
— Яо?
Луций покачал головой, и поднял вверх сразу три свитка — все были перечеркнуты красной тушью поперек — дядя отклонил все кандидатуры.
Нового Наставника для наследника Ву так и не нашли. Прошлый категорически отказался работать после обысков в лавке и поместье, а когда Старшего Ву обвинили в измене разорвал ученический контракт. Малыш Яо оказался предоставлен самому себе. Его программу подготовки проверял Луций и дядя, задания — я, Фей и Геб, мы разделили дисциплины, но с учетом того, что осенью он идет в первый класс — проблема личного Учителя стояла очень остро. Дядя проявил несвойственную ему непреклонность — он хотел в качестве домашнего Наставника алхимика в ранге Мастера. Действующего алхимика, который отказался бы от основного занятия и посвятил время обалдую десяти зим — да, дядя не разменивался на мелочи и хотел очень многого.