Восставший

– Представь, что жить тебе осталось всего несколько биений сердца, – мрачно усмехнулся Нергал, усиливая давление кинжала, – Подумай теперь, о чем ты больше жалеешь? Что тебе поистине дорого? Ощущаешь? Манят ли тебя рискованные барыши? Или объятия ветреной красотки? А может, ты сейчас жалеешь совсем о другом?

Рихтер замер, продолжая буравить гостя испепеляющим взором. Купец застыл, не осмеливаясь даже вдохнуть, надутое лицо покраснело, в воздухе запахло мочой.

Резко отстранившись, Нергал спокойно отступил назад к окну. Из-за спины пророка послышался громкий вздох, сопровождаемый непонятным бульканьем. Купец тяжело сипел, кое-как отходя от неожиданного потрясения.

– С-с-с-с-с… – прошипел он, но так и не закончил слова.

То ли это было «спасибо», то ли «сука» – договорить купец в любом случае не сумел. Громко топая отяжелевшими ногами, Алехандро бросился к выходу.

– И игрушку свою захвати, – равнодушно бросил Рихтер.

Убийца дернул ладонью, воздух рассержено прошипел, кинжал, сделав несколько оборотов, вонзился в дверь избы, едва разминувшись с головой убегающего посетителя. Тот глянул на оружие, но даже не сделал попытки вытащить клинок, глубоко засевший в дереве.

Усевшись за стол, Нергал грустно улыбнулся: вот так и рождаются легенды. Сегодня купец будет полыхать от гнева, возможно даже строить планы мести. Но уже с утра ярость в душе уступит место страху и благоговению. Так или иначе, Алехандро осознает кое-что важное для себя, как бывает с каждым, посмотревшим в глаза неминуемой смерти. Он и дальше станет вспоминать Рихтера с содроганием, рассказывая приятелям о великом и ужасном «пророке», открывшем ему важную истину. Когда же купца спросят о способе, каким пророк донес мысль, Аменабар будет лишь многозначительно усмехаться: такое, мол, словами не перескажешь…

Рихтер повел ладонью, разворачивая оставленное посетителем подношение. Завернутые в обычную газету, тут лежали несколько монет, две головки Республиканского сыра, пакет острой приправы и банка с черной икрой. Все, как обычно – почему-то пришлые считают, что деревенским недостает местных продуктов… Впрочем, он-то как раз не деревенский, так что чуточку разнообразия не повредит.

Нергал протянул ладонь к банке и вдруг замер, уставившись на обрывок газеты. Проведя рукой, отстранил содержимое свертка в сторону, оставив перед собой лишь потрепанную обертку. Взгляд уцепился за черно-белую газетную фотокопию, откуда на мужчину смотрело до боли знакомое лицо. Образ, приходивший во снах, не дававший опустить руки и сгинуть. Глаза, дарящие надежду и свет.

Переключив внимание на текст, Рихтер прочел заголовок: «Клаудия Сенна – смерть шарлатанке!». Мужчина нахмурился, не понимая, как редакция допускает подобные вольности в названиях. Чем больше Нергал углублялся в чтение, тем мрачнее становилось выражение лица, тем явственней проступал на нем давно забытый оскал ассасина.

Автор статьи, некий магистр Клемонт Агилийский, начинал с того, что подробно расписывал биографию Клаудии, преподнося каждый из ее эпизодов исключительно с негативным окрасом. Богатые родители? – значит изнеженная буржуйка. Отличные оценки? – вычурная зазнайка. Прекрасная внешность? – ветреная кокетка. Великолепный магический дар?

А вот с последним Клемонт был категорически не согласен. Во второй части статьи он переходил к разбору профессиональных достижений чародейки, раз за разом низводя все заслуги заклинательницы либо до успехов ее подопечных, либо вообще до удачного стечения обстоятельств.

Наконец, в заключительной трети магистр переходил к откровенным оскорблениям и брани. Тон статьи терял хоть какой-то намек на академичность, скатываясь к банальной ругани. Автор смешивал героиню с грязью, раз за разом повторяя неприкрытые угрозы в ее адрес.

И за всей этой напускной злостью, выпущенной на потеху публике, Нергал явственно ощутил вполне реальную опасность для Клаудии. Статья являлась очевидным предостережением, намеком на скорую и жестокую расправу в случае, если женщина откажется от сотрудничества. Большинство прочтет и не заметит ни единого скрытого сигнала, но Рихтер привычно чуял давнюю знакомую – смерть – затаившуюся где-то между строк.

Нергал не мог вспомнить, как оказался у открытого окошка. С удивлением ощутил, как бешено колотится сердце, помутневший взгляд блуждал по звездному небу. Почти полная луна заглядывала в дом, яркая звездочка сорвалась с небесного купола и неторопливо скатилась к горизонту.

«Неужели сейчас? – подумал Рихтер, – Неужели пришло время вернуться?»

Глава №2

День потихоньку клонился к вечеру, летнее солнце опускалось к далеким холмам, свежий ветер приносил приятную прохладу. В предместьях Бастиона царила тишина и спокойствие, нарушаемые разве что пролетевшей стаей птиц или прошмыгнувшим диким зверьком. Утренние патрули большей частью вернулись, не обнаружив ничего необычного. А остальные либо ушли в дальние рейды, либо перейдут Великую Стену через другие ворота. Даже часовые разнежились на постах, не забывая, впрочем, зорко оглядывать горизонт.

Сержант Северин Манн отдыхал в караулке, беспечно потягивая холодную воду из вместительной кружки. Вообще-то он являлся вполне ответственным и исполнительным офицером, чтил устав, любил порядок и определенность во всем. Просто погода… располагала к небольшой расслабленности.

Высокий, спортивный, сообразительный и деятельный, Манн находился на хорошем счету у начальства, да и подчиненные его уважали. Выслужился сержант сам, не используя взятки и связи. Службу в Бастионе почитал за честь, нес ее с гордостью, тем более, что платили здесь не в пример больше, чем в тех же северных частях.

И тем не менее, лето нестерпимым жаром выжигало из гарнизона любое желание следовать формальным правилам и привычному распорядку. Любое построение тяготило, дежурства превращались в скучную, никому не нужную повинность. Люди невольно расхолаживались, даже такие, казалось бы, обязательные и чопорные, как Северин.

Отворилась дверь, сержант лениво скосил глаза. В караулку вошел рядовой, небрежно изобразив военное приветствие. Кое-как соблюдая формальности, доложил о приближающемся к воротам путнике. Манн выслушал донесение, думая совсем о другом. Лето, жара, скатывающийся по спине пот… Сейчас бы окунуться в озеро!

– Один? – уточнил Северин.

Солдат подтвердил, и сержант успокоено кивнул. Мало ли кто едет в Бастион? Навестить родственников или по другим делам… Но рядовой не уходил, и Манн вдруг понял, что в докладе есть нечто настораживающее… Что-то, ускользнувшее от сонного разума в первый момент. Стоп!

– Путник со стороны Диких Земель?

Вот теперь Северин заинтересовался, сонливость разом сдуло. Резким движением мужчина поднялся на ноги, рука опустилась на пулевик, взор загорелся охотничьим азартом.

Да, со стороны Республики движение в Бастион и из него являлось регулярным и практически свободным. Никто даже толком не вел учет прибывших, лишь бы не нарушали дисциплину да установленные порядки. А вот из Диких Земель – дело другое! Оттуда приходили редко, обычно это или караваны торговцев, или разведывательные отряды. Путешествовать в одиночку отваживались либо невероятные смельчаки, либо слабоумные. Что, впрочем, зачастую являлось одним и тем же.

– Пойдем посмотрим на этого бродягу! – азартно заявил Манн, срываясь с места.

Быстро пройдя по длинному коридору, сержант оказался на тесной закрытой смотровой площадке, откуда взгляд мог легко охватить все прилежащие пространства. В очередной раз захватило дух от величия природы, раскинувшихся пейзажей и громады Великой Стены, перегородившей западный перешеек. Всмотревшись, Северин различил среди зелени трав черную приближающуюся точку, мало-помалу складывающуюся в высокую человеческую фигуру.

Путник шел широким походным шагом, явно привычный и к долгим переходам, и к летнему зною. Бросалась в глаза легкость движений, непринужденная грация, с какой пешеход помахивал руками. За спиной болталась полупустая котомка, на поясе висела фляга. Что-то еще в приближающемся путешественнике вызывало у сержанта смутные подозрения, какая-то несуразность, нелепость…