Страница 6 из 10
─ Не реви. Есть в квартире свободная комната.
И жизнь у него свободная. Почему нет?
─ У тебя?
─ У меня. Приставать не буду. Не бойся, я хороший.
─ Все вы хорошие.
А Пухов уже и немного пожалел ─ то ли он делает. И как-то слёзы высохли быстро, и откуда знает в эти годы про «всех хороших». Но они многое чувствуют своим женским чутьём ─ Пухов не станет. Сколько раз замечал ─ идёт себе, идёт, а стоит взгляд бросить, тут же ─ глаза в глаза. Молнией. Еще и усмехнется при этом. Чувствуют власть над бедными мужиками, чувствуют. Каким только органом? Но что не третьим глазом это точно. Чем-то другим.
Не каждая девчонка поедет к незнакомому взрослому парню. Она поехала. Вот что значит дойти до края. Но у неё край-то совсем и не край. За имущество Пухов не беспокоился, взять кроме плазмы и компа нечего, разве ковры. Кому они на хрен нужны.
Стали Пухов и Маша жить-поживать. Утром оба на работу, отвозил Машу в салон на Гражданской, а сам круги нарезать. Созванивались. Иногда, если был близко, забирал и доставлял домой. Спали, конечно, в разных комнатах, комнаты раздельные, она в спальне, он в большой на диване. Запиралась сначала ─ стул ставила, Пухов про себя смеялся, ─ вот дурочка, стул мужику не преграда, если только им по голове ему дать, ну это так, шутки. А вот запах женщины. Запах… И белье мокрое не спрячешь под подушкой. Сушила на балконе. Трусики, слава богу не стринги, каждый день меняла, это Пухов заметил, подсмотрел, мужчина найдёт, когда подсмотреть, и всё замечаешь, если в доме новая женщина. Питались вместе. Продукты сам покупал, и она покупала. Вкусы почти совпали, Пухов не привередливый, ел, что Рая готовила, теперь что Маша. Сначала на скорую руку, пельмешки, лапшичка, колбаска, сосиски, всё покупное. Потом стала готовить, борщи, супчики вкусные, салатики-котлетки. Неплохо для молодых лет. Длинный халатик сменил короткий, короткий сменился белыми шортами и опять коротким. Смотрела загадочно, Пухов делал вид ─ не замечаю, а они всё замечают. Оба держались месяц, во всяком случае Пухов держался. Телевизоров у Пухова две штуки, в спальне и в зале. Телевизор Серёжа почти не смотрит, только новости, что смотреть ─ сплошной дебилизм, хватает интернета и у Пухова свои ночные занятия. Однажды вечером поздним стучал он по «клаве», стучал, добивал рассказ, а Маша вошла незаметно-тихо и сзади обняла. И случилось. Это случается обязательно, если мужчина и женщина вместе. Теперь его женщина. Девочка. Машуня. Машка.
***
Чувствовал Пухов, не оставит в покое Верунчик, тронулась на почве любовной. Увидит Машку и обдирает, и наедине, и прилюдно. Пухов вмешался и пригрозил. Теперь мимо ходит сурово, глазами не косит, губы поджаты. Ксения Петровна наоборот вдруг добродушна, заговаривает ласково, интересуется молодой жизнью Серёжи ─ скоро ли свадьба. Так тебе и сказали, вас там не будет. О свадьбе Пухов уже думал, девочка добрая, тихая, хозяйка хорошая, Рае бы у неё поучиться. Один раз засёк Пухов Раю за неприглядным занятием, когда убиралась после гостей ─ макала веник в унитаз и мела мусор в зале. Есть же пылесос! Скандал вышел нешуточный. Молчала два дня. Хотя и Рая сперва была тихая, это потом, когда обжилась, стала коленца выкидывать, не разглядел в Находке, а когда там разглядывать, гормоны, тестостероны. Смоется Пухов в самоволку изредка или еще реже ─ уйдёт в увольнительную, тогда не до разглядываний, бегом в сопки или на квартиру к Антонине, подружке Раиной. Тоже видная девушка. Был один момент интересный, пришёл как-то Пухов незадолго до дембеля к ней на квартиру, а Тоня встречает в коротком халатике, вообще в коротком, заводит в комнату и сообщает: «Раи сегодня не будет, Серёжа, уехала с мамой во Владик. Бабушка заболела серьёзно». Владик ─ это Владивосток, почти рядом ─ сто миль. На столе яблоки-китайка, маленькие, вкусные, тортик и бутылка вина, «портвейн розовый», и предлагает Тоня Серёже отдохнуть у неё, чуть-чуть посидеть, провести время. У Пухова увольнительная до вечера, времени уйма, не скитаться же по улицам, разве в кино сходить. Дело перед обедом, портвейн до вечера выветрится, и Пухов уселся за стол. Ещё один портвейн «розовый», ля-ля ─ тополя, эти загадочные глаза напротив, много ли голодному парню надо, не помнил, как и оказался на Тоне. М-да… Была ситуэйшн… Ушёл от Антонины сильно поддатый и виноватый, нарвался на патруль, «губа», и до дембеля ни Раю, ни Тоню не видел. Антонина не проболталась, а могла. Сравнивал. Чуть зигзаг не случился. Победила Рая. А сейчас думает Пухов: лучше бы Тоня, а там кто его знает.
Жеманная мадам в чёрном, которую Пухов отвёз к прокуратуре, туда и шла. Писать заявление о случае с «мерседесом». Мария Валерьевна не долго думала и карты показали. Кто-то из двоих, молодой человек на фото или заказчица. Выпали «пиковая дама» и валет «червовый». Червовому валету уродовать машину не нужно, а эта толстуха вполне. Наглая. И кто утащил старинную книжку по чёрной магии? Только она. Отлучилась на секунду в кухню выключить чайник. Работает приворот на любовь не всегда, «фифти-фифти», а тут случай простой, но кто-то мешает, магический шар вдруг покрылся мелкими трещинами, из «волшебного» зеркала глянула жёлтая морда с рогами, погрозила когтистым пальцем, показала клыки и пустила туману в лицо, еле отмылась, туман смрадный, селёдкой и луком воняет. Чертовщина! Мария Валерьевна перекрестилась по старой привычке и по-простому, на картах. Вышла она, Вера, заказчица. Я тебе покажу, как портить «мерседесы»!
Стала Вера худеть, что в принципе не плохо, но не так же стремительно, ведь питается хорошо. Под глазами синяки, юбки спадают, скоро в скелетину превратишься. Недомогания, как беременна ─ солёного хочется, огурцов и селёдки. Собою раньше довольна была, подумаешь пару лишних килограмм, обратят кому надо внимание, найдется принц и в нашем захолустье на её тело. Но Серенький зайчик выбесил. Привел молодую, думает… А всё равно, что он думает. Не видать Серому счастья с желторотой, Вера позаботится, бортанул, обнадёжил и бортанул. Взгляды кидал обещающие, козлина хромая, теперь враг. Радикальный метод. Чёрная магия. И не надо никаких колдуний за три улицы. Сама. После сериала, когда маман всхрапнула, выпила Вера полбутылки сухонького, скатала ковер в зале, начертила пятиугольник мелом на паркете, в центр тринадцать свечей, тоже своё ноу-хау ─ чем больше, тем лучше сработает, и взяла в руки колдовскую книгу. Ничего сложного. Вот картинка в книжке, вот пентаграмма на полу, свечи горят, вот тут громко читаем на шестой странице…
Угольник пыхнул голубым и загорелся красным. Бу-бу-бух!.. Очнулась Вера у разбитого окна, лицо порезано, в «плазме» порнушка идёт на немецком, а телек был выключен, на полу пять чайных ложек из набора, шестой как не было, так и нет, свечи прилеплены к потолку, Васька из-под дивана вылез и «сухое» из лужи на полу лижет. Алкоголик. Маман проснулась, пришла, уселась и смотрит порнушку, не отогнать. Сопротивляешься, Серенький? Будет тебе завтра второй магический сеанс. Наверно, не то заклинание и страница не та, всё не по-русски написано, надо быть повнимательней, Вера, наделаешь делов. И заказать пластиковые окна, давно пора.
Звон стёкол, ну мало ли кто чудит, алкашей во дворе хватает, Полкан вдруг завыл тоскливо, будто в доме кто помер, и Пухов выглянул на балкон. У Верунчика смотрят порно, по-немецки стонут, типа групповуха: «… клясе… дастиш фантастиш… муши… я-я… зер гут…». Спятили Вера с мамашей, а вот зачем стёкла бить?..
На следующий день Верунчик распечатала ещё одно фото Пухова в павильоне у рынка и купила у знакомой торговки за тыщу двести серого зайца. Не пожалела денег. Китайский серенький зайчик хорош. Ростом в полметра, длинные ушки, длинные лапки, хвостик комочком, всё как положено. Умеют же китаёзы делать игрушки. Коричневые глазки как у Серёги Пухова. Точь-в-точь. Улыбается. Ты у меня доулыбаешься, Серый!
После сериала, когда маман всхрапнула, Верунчик посадила зайца на диван, поправила висячие ушки, села на колени и прилепила фото Пухова к морде. И давай втыкать швейные иголки в ненавистную рожу. Вуду, вуду… я тебя никогда не забуду. На тебе, на тебе, на!.. По две в каждый глаз, четыре в лоб, по три в щёки, две в подбородок и застыла, раздумывая куда бы всадить последнюю, самую большую, прицелилась и всадила Пухову в нос. После последней иголки комната вдруг затуманилась смрадной взвесью, запахло протухшей селёдкой и луком, иголки выскочив из фото, зажалили в щёки, в голые плечи, коленки, а самая большая вылетела из носа Пухова и вонзилась в серединку носа картошечкой.