Я не хотела умирать

– Но мы же можем не переходить черту?

– Конечно, мы вполне можем стать просто хорошими друзьями.

– И что подсказывает твоя интуиция на этот счет?

– Что все будет очень сложно, – вздохнув, произнес он.

Глава 11. Зазеркалье

«Как мы выжили, будучи подростками? Достаточно одной фразы, чтобы это описать: мы друг друга не убили.

Несмотря на пятилетнюю разницу в возрасте, Дима в свои восемнадцать лет был таким же неуравновешенным упрямым подростком, как я в тринадцать.

Благодаря нашим семьям мы оба приобрели нервозность, и в подростковом возрасте она накалилась до предела. Мы ругались каждую нашу встречу из-за: ерунды, его придирок, моего внешнего вида, погоды за окном. Повод находился всегда, а если нет, то мы создавали его сами.

Мы постоянно дрались. Это стал наш язык общения, наши чувства выходили за рамки слов, и иначе, как через физическое проявление, мы их выразить не могли. Никто не был жертвой или агрессором, это было словно продолжение детской игры, только мы не смеялись, а ненавидели друг друга, и его руки оставляли на моем теле следы, впрочем, как и мои на его. Мы толкались, давали пощечины, он больно меня хватал, а я царапала его, пытаясь вырваться. Дима был силен, но он никогда не использовал всю свою силу против меня, мы были на равных, и я его не боялась.

Мы могли не разговаривать неделями, а то и месяцами. Но потом неизменно притягивались вновь, как две части одного целого, знавшие друг друга идеально. Период перемирия длился недолго, порой он заканчивался уже в первый час нашего совместного пребывания.

Я начала отдаляться от Димы, у меня впервые появились свои, не связанные с ним интересы. Я стала заниматься верховой ездой, сначала просто помогала ухаживать за лошадьми у нас на конезаводе знакомому конюху, однажды он меня прокатил, и я влюбилась в седло и мир с высоты лошади. Там я чувствовала себя в своей стихии, была свободной и уверенной, стала значительно меньше заикаться и обрела новых друзей среди таких же приходящих заниматься подростков.

К Диме я все еще была очень привязана и любила его, но его навязчивость и желание все контролировать меня раздражало, слепо обожающим его ребенком я уже не была и стала отстаивать свои личные границы.

– Почему у тебя опять стоит тройка за контрольную по алгебре? – спросил он, сидя на диване у меня дома.

– Откуда ты узнал? – недоуменно произнесла я, вернувшись с кухни с кружками горячего чая.

– Посмотрел твой дневник.

– Ты что, рылся в моей сумке? Ты нормальный вообще человек? – раздраженно спросила я, громко поставив кружки на стол.

– Это ты, похоже, ненормальная, раз так реагируешь. Я за тебя переживаю.

– Ты что, мой отец, чтобы проверять мои оценки? Еще, может, домашку у меня спросишь?

– Да твоему алкашу-папаше вообще посрать на тебя, хоть кто-то же должен о тебе думать, а то будешь поломойкой, как твоя мать.

– Не смей оскорблять мою семью!

– Оскорблять? По-моему, я просто сказал правду, – ухмыльнулся он.

– Правду? Хорошо. Тогда твой отец тиран, трахающий шлюх на работе.

Он в бешенстве соскочил с дивана и подлетел ко мне.

– Не смей никогда ничего говорить о моей семье! – прорычал он, тряся кулаками около моего лица.

– Это же просто правда, Димочка, – процедила я сквозь зубы, глядя прямо ему в глаза.

– Тебя это не касается!

– Так же, как тебя не касается моя жизнь!

Мы смотрели друг на друга в ярости, готовые вот-вот дать ей вырваться наружу.

– Убирайся из моего дома! – приказала я.

– С удовольствием, только в следующий раз, когда твой пьяный папаша вновь поднимет на тебя руку, прийти на помощь будет некому, – зло прошипел он и громко хлопнул дверью.

На Димино восемнадцатилетие отец подарил ему красивую ярко-красную ауди последней модели. Примерно через четыре месяца мы ее разбили.

Мы возвращались от него, в очередной раз поругавшись, ехали молча, не глядя друг на друга. Я смотрела в окно, пролистывая в голове все нелепые обстоятельства нашей ссоры, в задумчивости проведя пальцем по слегка запотевшему стеклу.

– Какого хрена ты делаешь?! – громко прокричал он, заметив мой жест.

От неожиданности я вздрогнула.

– Какого хрена ты орешь на меня как психопат? – прокричала я в ответ.

– Ты идиотка, не понимаешь, что ляпаешь стекло своими отпечатками?

– И что? Вытрешь.

– Вот возьми и вытри, живо! – в ярости прошипел он и кинул тряпку мне в лицо.

– Твоя машина – ты и вытирай, – зло произнесла я и кинула тряпку ему в ответ.

Мы переругивались, кидая тряпку друг другу, а потом он больно пихнул меня в плечо, я толкнула его в ответ, завязалась очередная драка, в какой-то момент наша машина выехала на встречку, мы заметили это только тогда, когда услышали громкий сигнал и увидели ослепляющий свет фар несущегося на нас грузовика. Дима успел вывернуть в свою полосу, но сделал это очень резко, и на скользкой от мокрого снега дороге нас занесло и бросило прямо на фонарный столб.

Серьезно мы не пострадали, сработавшие подушки безопасности смягчили удар. У меня была разбита губа и сильно жгло лицо, я здорово испугалась и сидела в оцепенении, глядя на вошедший в передний бампер столб, меня пробивало от страха крупной дрожью. Дима в бешенстве бил руками по салону автомобиля и что-то кричал, от шока слов я не слышала, но по открывающемуся в ярости рту могла предположить, что они все не были цензурными.

Мы долго не общались с Димой после той аварии, он злился на меня и считал виноватой, а я была обижена, что из-за его ярости мы подверглись такой опасности. Но долго мы друг без друга не могли, машина была еще в ремонте, а мы уже примирились вновь.

Сверкающие между нами молнии не выдерживали даже окружающие.

Как бы сильно мы ни разругались, Дима всегда провожал меня обратно домой, это было для него нерушимым долгом. Мы возвращались домой из кинотеатра, не получив от просмотренного фильма одинаковых эмоций, снова поссорились, и в такси ехали молча. Он сидел впереди, а я на заднем сидении.

Чтобы как-то разбавить эту гнетущую тишину, я спросила у таксиста разрешения послушать радио. Он кивнул, и я включила свою любимую радиостанцию с попсовыми песнями.

– Что за шлак ты слушаешь? – недовольно пробурчал Дима.

– Ой, ну простите, я не виновата, что ваши нежные уши для такого не приспособлены, – язвительно произнесла я. – Беруши надевай.

– Поедем в тишине, – выключив магнитолу, сказал Дима.

– Нет, с музыкой, – нажала кнопку я.

– Я сказал, никаких тупых песен, – выключив, прошипел он.

– Не нравится, не слушай, – огрызнулась я и включила.

Мы включали и выключали магнитолу, громко ругаясь. Когда слов оказалось недостаточно, мы вновь перешли к действиям, он больно шлепнул меня по рукам, когда я в очередной раз потянулась через сидение, я отвесила ему подзатыльник, в салоне автомобиля завязалась драка. Машина неожиданно резко затормозила.

– Выметайтесь из машины, оба! – гневно прокричал таксист.

Он высадил нас посреди трассы и уехал. Димин телефон здесь не ловил. Мы стояли в темноте на заснеженной обочине пустующей дороги, ежась от морозного зимнего воздуха.

– Тупая малолетняя истеричка! – в гневе прокричал он. – Из-за тебя мы теперь здесь торчим!

– Из-за меня? Это ты вел себя как полный придурок!

– Да пошла ты, сука, – толкнув меня, прокричал он.

– Сам иди, гандон, – толкнула его в ответ я.

– Мразь, – он схватил меня и повалил в снег.

Я упала на спину, он сел сверху на меня и обхватил руками мою шею. Мне было не больно, он меня не душил, но я впервые почувствовала себя в его полной власти. Я не могла убрать его руки или сбросить с себя, он проявил силу, с которой было не справиться. Дима смотрел на мои трепыхания с гневом и наслаждением, и мне стало страшно.

Нас ослепил свет фар проезжающей машины, видимо, заметив нашу возню в снегу, автомобиль остановился на дороге, замигав аварийкой. Из машины вышли двое парней и быстрым шагом направились к нам.