Страница 135 из 152
Осень мигнула и прошла.
Казалось, что жизнь никогда больше не войдет в колею, но она, конечно, вошла.
Успокоились Соколы, попритихли вместе с первыми холодами, в королевстве было спокойно. На Самайн приезжал отец с Каролиной, Шелена была дома, он проверял.
Что у них с ней?
Этот вопрос он видел повсюду.
Отец спрашивал глазами, вежливо-неодобрительно выжидал Колин и плотной тенью за его плечом стоявшая Веледа, полушутливо-полусерьезно намекал ди Анджело, плотоядно потирали руки придворные, половозрелые девицы и перезрелые мамаши предлагали свои прелести особенно настойчиво, Каролина, не стесняясь, задала вопрос в лоб, и только сама Шелена оставалась в стороне от этой суеты.
Что у них с ней?
Он не знал.
Не хотел знать.
Это было неважно.
Они замерли между небом и землей, между рассветом и ночью, между жизнью и смертью, между любовью и дружбой.
Все в ней изменилось: белые волосы, отрастающие перьями, делали ее одновременно чужой и невыразимо родной, настолько близкой, что временами хотелось плакать от любви и тоски, пронизывающей тело, осознавая то, как много ужасного пришлось пережить ей и понимая, что он не в силах ничего ни исправить, ни забыть, ни стереть. Он мог только пережить это вместе с ней.
Каждый день он провожал ее домой. Дни становились короче, темнело все раньше, и ему было важно довести ее до забора, проследить глазами, как она поднимется на крыльцо и перед тем, как зайти в дверь, обязательно оглянется.
Ни разу он не сделал попытки войти, и ни разу она не предложила остаться. Дождавшись, пока загорится свет в окне, он уходил.
Он никогда не был тем, кто долго рассуждает, ищет причины и следствия. Если ему чего-то – или кого-то – хотелось, он брал. Если ему причиняли боль – он бил в ответ.
Сейчас он знал, что не хочет думать о том, почему таскается за этой девчонкой, которая и за руку-то его стала держать без опаски несколько недель как. Просто это было важным: вечер за вечером идти рядом, иногда разговаривая, но чаще нет, вспоминать присутствие друг друга, связывать порванные нити заново.
На Йоль Керман, уставший от ноябрьских заунывных дождей, оживал. Украшались дома ветками падуба, плющом и омелой, на полях жгли костры, на главной площади раскидывался пестрый рынок, мельтешащий яркими шапками, снующими между прилавками, как проворные мыши, детьми, крикливыми торговцами.
Воздух пьянел от аромата зимних яблок и гвоздики, пряного коричного сидра и жареных каштанов. Кипел в котелках обжигающий эль, густой пар возносился над разноцветными островерхими палатками и достигал до самых звезд, где хитроумный Мерлин вдыхал его и одобрительно хмыкал в свои вислоухие усы.
Они с Шеленой бродили по ярмарке с самого утра. Живот болел от сладостей и легкого голода, губы обожгли печеными каштанами, голова приятно кружилась от двух кружек эля. Шатаясь как дети, они не пропускали ни одного прилавка, там покупая полосатые шерстяные шарфы и стеклянные хрупкие свистульки, там стреляя из расстроенного ружья в кривую мишень и катаясь на карусели.
Когда площадь накрыли сумерки, торговцы зажгли свечи и скоро все вокруг дрожало в чарующем свете тонких огней. Шарманщик завел какую-то мелодию, они вдруг встали под омелой, и как ошпаренные, выскочили.
Их узнавали, конечно же, узнавали. Каждый воробей в этом городе был в курсе личной жизни любимого принца и горячо сопереживал. Простому народу нравилось то, что он влюбился в девушку не своего, а их круга, они считали это красивой сказкой, которую уже пересказывали из уст в уста.
Пошел снег и безупречные пушистые хлопья ледяным узором опускались на лица, и, задержавшись на секунду, таяли. Оба замерзли, пора было возвращаться. Уже уходя, их окликнула высокая полная женщина, стоящая за одним из прилавков.
- Мой принц!
Они подошли, улыбаясь.
- Пусть сбудутся все наши пожелания при новом Солнце.
- Пусть сбудутся все наши пожелания при новом Солнце! – обменявшись ритуальными фразами, принц уже полез за кошелем, намереваясь купить все, что ему предложат, но торговка покачала головой – никаких денег, это подарок к зимнепразднику – и протянула им свернутый кулек.
Переглянувшись с Шеленой, он развернул его, и волнующий резкий аромат наполнил рот слюной.
Анисовые пирожные.
«Так для тебя секс как анисовое пирожное?
-Ага. Никак не могу понять, придется снова пробовать.»
Оба вспомнили одно и то же. Шелена покраснела, он же вдруг почувствовал, что не может сглотнуть, так пересохло горло. Аккуратно подцепил маленький квадратик, откусил половину, вторую поднес к ее рту. Она дрогнула и, закрыв глаза, губами забрала лакомство с его рук, он почувствовал легкое движение языка на своих пальцах.
В огромном костре в центре площади ярким светом разгорался ясень и, казалось, что что-то древнее и глубокое смотрит на них из глубины – предрекая новый поворот, а может быть, просто его освещая.
Они шли к ее дому в тишине, но без неловкости. Каждый вел мысленный разговор.