Страница 2 из 7
***
В городе свадьбы не отличались особой торжественностью: молодых благословляла старшая матрона в женском доме и муж, проведя время сна у жены, возвращался в свой дом, где мужчины в честь этого события пили щербет с нусом и играли в нарды. После чего жизнь возвращалась в свою колею.
Но в Замке, представлявшем из себя огромный улей из зданий, облепивших вершину одинокой горы к северо-западу от города Гольяма, ритуал бракосочетания был тщательным и изнурительным. Жених прошёл обряд символического умерщвления и освящения своего имени, которое теперь запрещено было произносить в миру. У него сбрили все волосы на голове. Его тело тщательно очистили всеми способами - и снаружи, и внутри. Он присутствовал на долгих службах в подземных храмах - с заунывным пением, в мерцании свечей. Произносил ритуальные фразы, которым его научили замковые метрессы.
Очевидно, в его пищу и воду подмешивались волшебные снадобья, поскольку он не ощущал никакой усталости, послушно делая то, что ему велели немногословные женщины в тёмных одеяниях.
Его привели в полутёмный зал, где он обнаженным стоял перед метрессами, которые внимательно осмотрели его и дали последние наставления. После чего вошёл в брачную келью.
Наконец, он увидел деву, ступившую на порог его лавки. Она сидела на высоком круглом ложе, скрестив ноги, тоже совершенно нагая, раскрытая. Свет потайных светильников играл на её смуглой коже. Она молчала и не смотрела на него. Гольям же замер от этой картины, голова закружилась, он едва не упал. Потом, вспомнив, чему его научили, трижды опустился перед ложем на колени и взошёл на него и сел, тоже скрестив ноги.
Между ними лежал длинный обоюдоострый старинный атам с бритвенной заточкой - молодой оружейник определил это с первого взгляда. Однако меч выполнял более символическую функцию. Этот Замок был весь пропитан могущественными заклинаниями - о физическом сближении священных супругов сразу стало бы известно и святотатцев постигла бы мгновенная ужасная смерть.
Во всяком случае, так Гольяму говорили орденские метрессы.
Но снадобья, похоже, не только дурманили его разум - ещё и возбуждали тело. Хотя он, конечно, и так был бы возбужден в такой ситуации. Вскоре он заметил, что отрешённый взгляд девы сконцентрировался на нём. Вернее, на его клыке, который был поднят, ещё когда он вошёл в покои, а теперь напрягся настолько, что, казалось, вот-вот взорвётся.
Сам он тоже пожирал девушку глазами. Теперь он волен был рассмотреть её всю в подробностях, о которых и не мечталось: острые скулы, маленькие уши, покатые плечи, небольшая, но, судя по всему, твёрдая грудь с тёмными острыми сосками, плоский живот с глубокой тенью пупка. Стройные расставленные бёдра открывали самое сокровенное, что притягивало взгляд юноши. Ни один мускул не дрогнул на её теле, но он всем существом ощущал, насколько она напряжена. Обострившееся до предела обоняние доносило до него разнообразные запахи её тела, и он жадно вбирал их в себя.
Её взгляд прошёлся по его торсу, груди и упёрся в лицо. Он тоже посмотрел в её глаза и погрузился в них, словно в глубокий колодец. По лицу её скользнула капелька пота. А может, слеза?..
Колоссальным усилием воли Гольям сдержал порыв протянуть к ней руки, коснуться. Он знал, что не проживёт после этого и секунды, и даже не потому, что его об этом предупредили - просто для него сейчас стало очевидно, что физическое прикосновение к этой девушке равно вхождению в пламя.
Однако взглядами они сплелись ими настолько бесстыдно, насколько иные не в состоянии сплестись телами. В какой-то момент Гольяму стало казаться, что он и правда осязает её, и это было более, чем иллюзия, вызванная неутолённым желанием.
Наконец странное слияние достигло такой степени накала, что разрешилось катарсисом. В одно мгновение они словно бы оказались в восхитительном радужном фонтане, став единым целым с его разноцветными сияющими струями и друг с другом. В реальности такое сближение невозможно.
Им казалось, что это продолжалось вечность, но окончилось так же внезапно, как и настало. Они в тех же позах сидели на ложе, и пот обильно струился по их телам. Однако Гольям вдруг понял, что ощущал себя совершенно иначе, чем раньше - словно он достиг единства не только со своей женой, но и с этим местом, с людьми, его населяющими, со всеми его мрачными тайнами. Он почувствовал, что Замок поглотил его. Личность Гольяма, все его силы влились в эту конструкцию, стали деталью некоего мощного механизма.
Но он слишком устал, чтобы раздумывать над этим, его неудержимо клонило в сон. Жену его, похоже, тоже - она первой вытянулась на ложе. Гольям тут же последовал её примеру. Их головы почти соприкасались, но разделённые клинком тела были далеки друг от друга.
- Как тебя зовут? - прошептал он.
Это были первые слова, прозвучавшие этой ночью в келье.
- Лами, - ответила та.
Он слышал её голос второй раз в жизни.
***
- Без святого брака нет Ордена, нет Замка, нет мира.
Фразой этой метрессы начали каждый урок для мужей Алмазного легиона.
- Итак, пацы, Маруха-дия, богов матрона, родила этот мир, саму себя разделив, - говорила Дали-цоха. - Для женщин и их мужей родила она его. Но мир всё время стремился преодолеть благое разделение. Тогда Маруха сотворила из огня меч-атам и в мир опустила его. Мир раскололся - север отстал от юга, а люди остались в срединной Сумеречной долине. Но и тогда они не образумились - по-прежнему жили вместе, мужчины и женщины, продолжая множиться, так, что земля стонала. Людям стало тесно, провинции пошли войной на провинции, и настал хаос. Тогда Маруха вошла в благородную матрону Дворку-цоху, и та сказала слова, которые сложились в святую книгу "Снег и Песок". Алмазной наукой она наставила людей в почтенной жизни.
Конечно, подобное мальчикам говорили ещё в пору учения, но лишь самое основное. Девочкам преподавали подробнее, но те, конечно, никогда не рассказывали им об этом. Теперь же Гольяму открывалось множество интереснейших вещей. Например, оказывается, снежные призраки и песчаные рыцари - не души умерших женщин и мужчин, после смерти расходившиеся одни на север, другие на юг...