Страница 3 из 11
Глава 3. Иван открыл глаза
В Музее искусств народов Востока на Суворовском бульваре, 12а было в это позднее время суетно и хлопотно. Наутро открывалась выставка молодого, но модного художника-абстракциониста, которую организовывало Министерство культуры Российской Федерации…
Невысокого роста блондин вышел из подвального помещения, где располагалась реставрационная мастерская. Время было позднее, но Иван Павловец, – штатный художник-реставратор, частенько задерживался на рабочем месте. Сегодня он решил пораньше закончить работу и, закрыв мастерскую на ключ, принес его на вахту, где дремал охранник.
– Микола, проснись, – усмехнувшись, громко сказал художник, – сало украли!
Здоровенный усатый парень подскочил и растерянно осмотрелся. Потом провел ногтем по черным усам и, снисходительно посмотрев на усталого весельчака, постучал указательным пальцем себя по лбу.
– Ты шо?! – возмущенно пробурчал он.
– Шо-шо, – передразнил светловолосый мужчина, – спать на посту меньше нужно! Да еще и когда светло на улице.
– Не твое дело, – хриплым со сна голосом ответил хохол. – Ты поразгружай вагоны целый день, тогда я посмотрю на тебя!
Иван усмехнулся и философски заметил:
– Это уж кто на что учился, Микола!
– Не дури голову, Ваня, – сказал хохол, – сдал ключи и топай домой.
Он небрежно махнул рукой и бережно положил свою коротко стриженную голову на скрещенные ладони.
– Ладно, не обижайся, Микола, – добродушно и примирительно сказал художник-реставратор и спросил: – А выставку этого… как его… Аташинго уже оформили?
Хохол поднял голову.
– Почти закончили, – ответил он, – остались мелочи. Думаю, через час все разбегутся по домам.
– Начальство здесь? – поинтересовался художник.
– Директор недавно ушел домой, – сообщил хохол, – а его заместитель где-то здесь бегает.
– Тогда я делаю ноги, – сказал Павловец. – Как говорят, подальше от начальства, поближе к кухне.
– Иногда полезно и показаться на глаза начальству, чтобы оно само тебя не искало, – назидательно заметил охранник.
Павловец нахмурил брови и задумчиво почесал затылок. Потом развернулся, чтобы отправиться к выходу, однако остановился.
– А может быть, Микола, ты и прав, – согласился художник-реставратор, – один раз мелькнешь, а помнят целый день.
– Главное, Ваня, чтобы не проклинали целый день, – усмехнувшись, изрек хохол.
– Типун тебе на язык! – проворчал Павловец и зашагал по ступенькам лестницы, ведущей на второй этаж.
Широкоплечий охранник бросил равнодушный и ленивый взгляд вслед художнику и, еще раз потянувшись, осел в кресле.
Микола оказался прав: работники музея почти закончили расставлять полотна Аташинго, которого Павловец и за художника-то не считал, хотя не высказывал своего отношения к нему, чтобы не нажить врагов среди начальства.
– Ишь как стараются, – пробурчал реставратор, – видно, устроители выставки немало бабла отвалили.
Павловец прекрасно знал, как из посредственного, а то и дерьмового художника делают «гения» или, в крайнем случае, модного живописца. Он остановился перед одной из картин Аташинго и презрительно сморщился.
– Вот же дерьмо! – прошептал художник-реставратор, качая головой.
Он хотел было уже направиться к выходу из музея, но, оказавшись возле зала русской живописи, решил взглянуть на настоящее, а не пиарное искусство.
– Нужно вдохнуть свежего воздуха, – сказал он себе и, войдя в зал, остановился возле картины Гагарина, висевшей у входа.
Однако, бросив на полотно пристальный взгляд, Павловец в ужасе выпучил глаза: вместо оригинала на стене висела копия, которую написал не кто иной, как он.
– Черт подери! – изумленно присвистнул художник-реставратор. – Что это значит? А где оригинал?
Он постоял еще несколько минут, но, так и не найдя ответа на поставленный вопрос, отправился на вахту. Спустившись по лестнице, Павловец подошел к застекленному отсеку и снял трубку с аппарата.
– Что случилось, Ваня? – удивленно спросил Микола.
Павловец махнул рукой:
– Ничего!
Поспешно набрав номер телефона директора музея Варенцова, он застыл в ожидании. Через несколько секунд в телефонной трубке послышался глуховатый мужской голос:
– Варенцов у телефона.
Павловец, набрав воздуха в легкие, выпалил:
– Вениамин Александрович, это что за чертовщина?!
На связи возникла пауза.
– Это кто?
– Это Иван Павловец!
– Так что случилось? – спросил директор музея.
– Это вы мне скажите, что случилось, Вениамин Александрович… – потребовал Павловец. – Почему вместо полотна Гагарина в нашем музее висит моя копия?
Некоторая заминка тут же прервалась вопросом Варенцова:
– Откуда там твоя копия?
Павловец передернул плечами:
– А я почем знаю?
– Так, Ваня, подожди… – попросил Вениамин Александрович, собираясь с мыслями.
Микола, которому надоело слушать о том, что его совершенно не интересовало, вышел на крыльцо и закурил сигарету. Курил он недолго, но, когда вернулся на рабочее место, разговор между Павловцом и Варенцовым уже подошел к концу.
– Хорошо, Вениамин Александрович, надеюсь, что вы разберетесь, – уже более спокойным тоном произнес Павловец и повесил трубку.
Охранник, кашлянув в кулак, вопросительно посмотрел на художника:
– Так шо случилось, Ваня?
– Шо-шо, – передразнил художник-реставратор охранника, – спать меньше надо!
Хохол удивленно посмотрел на раскрасневшегося художника, а тот, ничего не объясняя, раздраженно махнул рукой и зашагал прочь из музея.
– Вот же Иванушка-дурачок, – незлобиво прошептал здоровяк и, достав из ящика журнал, стал листать его, рассматривая фотографии.
Однако спокойно посмотреть журнал охраннику не удалось. Завидев спускавшегося по лестнице Белявского – заместителя директора музея, Микола спрятал журнал и встал из-за стола.
– Закончили, Анатолий Алексеевич? – улыбнулся он невысокого роста лысоватому мужчине.
– Добили! – сказал Белявский и тут же добавил: – А куда денешься? Завтра столько народу понаедет в первой половине дня… Сам министр культуры обещал быть!
– Это серьезно, Анатолий Алексеевич, – почтительно покачал головой Микола.
– Еще бы, – сказал Белявский и положил на стол ключ от своего кабинета. – Кто-нибудь звонил?
Микола не понял вопроса.
– В смысле, Анатолий Алексеевич? – спросил он.
– Что значит «в смысле»? – переспросил Белявский.
– Ну, сюда звонили или отсюда? – пояснил охранник.
– И сюда и отсюда, – не вникая в суть, нахмурился Анатолий Алексеевич.
– Сюда никто не звонил, – сообщил Микола, – а отсюда звонил Павловец директору…
Белявский покосился на охранника:
– А чего он звонил?
Микола замялся на мгновение, но тут же выложил то, что слышал:
– Он жаловался на какую-то картину, которая висит…
Анатолий Алексеевич посмотрел на охранника и угрожающе сдвинул брови.
– На какую картину?
– Кажется, на картину Гагарина, – ответил охранник, – но точно не помню.
Белявский бросил на подчиненного ему работника музея пренебрежительный взгляд и укоризненно покачал лысоватой головой.
– Микола, Микола… – протяжно и раздраженно сказал он, – почти целый год работаешь в музее, а не знаешь художников, которые выставлены у нас!
Парень виновато развел руками:
– Я ж, я ж… – передразнил украинца заместитель директора.
Однако он не стал распекать охранника, а, перекинувшись с ним еще несколькими пустыми фразами, быстрым шагом направился к выходу из музея…
Пожилой, но спортивного телосложения мужчина собирался было уже лечь спать, но его планы неожиданно поменялись. Накинув черный махровый халат на голый торс, директор музея сел за письменный стол.
– Черт возьми, эдак можно и в тюрьму угодить! – обеспокоенно произнес он.