Страница 52 из 88
Льок в своем колдовском наряде вышел вперед и заговорил нараспев:
— Духи велели выбить на скале тех, кого охотники увидят на море. Они сказали, что завтра пора выходить на промысел.
Все пошло по установленному Льоком обычаю. И белухи и кит на скале были большими, попадать в них было легко, и ни разу брошенная дубинка не пролетела мимо.
— Верно, будет богатая добыча! — радовались охотники.
После окончания колдовской церемонии Льок, подняв руки, громко сказал:
— Слушайте, охотники! Вчера ко мне приходил горбатый Роко и принес подарок. Он велел его отдать тому, кто в эту весну впервые будет метать гарпун. Скажи, Главный охотник, как его имя?
Кремень нахмурился, он почуял что-то недоброе, но как было разгадать хитрость молодого колдуна?
— Ау, — пробормотал он нехотя.
— Подойди сюда, Ay, — торжественно произнес Льок. — Стань рядом со мной и протяни руку к покровителю и другу охотников Роко.
Ау приблизился, и колдун положил ему гарпун на ладонь.
— Бери дар Друга охотников! — сказал он.
Охотники, позабыв, что они на священном островке, толпились вокруг Ау, шумя, как малолетки, и отталкивая друг друга, чтобы получше рассмотреть дар духов. Кремень побагровел от злости. Он сразу узнал этот гарпун. Когда-то в дни юности у него был друг, ставший потом колдуном. Он-то и выточил из твердого бивня моржа это орудие и собирался отдать его Кремню, но они поссорились, и гарпун, видно, остался лежать в землянке колдуна. Кремень уже давно забыл о нем, а теперь хитрый мальчишка уверил охотников, что это подарок Роко, и отдает его желторотому, который еще ни разу в жизни не метнул гарпуна.
— Никто не смеет нарушать обычай! — загремел голос Главного охотника. — Оружие получают только из моих рук.
Не помня себя от гнева, старик потянулся к гарпуну.
— Брось его в порог! — приказал он Ау.
Тот судорожно прижал орудие к груди. По толпе охотников пробежал ропот. Как можно загубить такой замечательный гарпун!
— Это же дар духов! — крикнул Льок. — Неужели ты хочешь навлечь на охотников их гнев?
Охотники одобрительно закивали головой. А старый Нюк шагнул к Кремню.
— Разве можно идущим в море противиться велению духов? Тебе ли, Главный охотник, менять их милость на гнев?
Кремень промолчал, ему пришлось уступить.
Скоро охотники разошлись. У скалы остались только Кремень и молодой колдун, как тогда, когда охотники впервые метали священную дубинку в изображение гуся.
Старик спросил:
— Это ты послал Роко в ночь посвящения молодых охотников?
— Я просил его, — ответил Льок.
— Почему он тогда не дал гарпун? Ты же говоришь, что это его подарок.
Не по-старчески живые глаза словно впились в лицо Льока.
«О чем он догадывается и чего не знает? — подумал юноша. — В то, что приходил Роко, он верит, о гарпуне же лучше с ним совсем не говорить».
Вместо ответа Льок спросил:
— Не говорил ли тебе Роко, что меня следует посвятить в охотники? Все колдуны у нас были старые, я один молодой, ноги у меня быстрые, руки сильные.
— Нет, — ответил Кремень. — Охотником ты быть не можешь, тебе нельзя знать наших тайн. Умрешь — все расскажешь зверям.
Старик бросил на юношу такой недобрый взгляд, что Льоку стало страшно.
Ночь перед выходом охотников в море прошла по-разному в стойбище и в лагере.
Едва закатилось солнце, Кремень велел всем охотникам лечь спать — зоркий глаз и меткая рука бывают только у хорошо отдохнувшего человека.
Зато женщины даже не ложились. Не слышно было ни обычной болтовни, ни криков детей, и все-таки в стойбище царила напряженная суета. В пузырях, сделанных из желудка лося, дети таскали воду с реки, старухи — хозяйки стойбища, ведавшие припасами, — раздавали женщинам сушеную рыбу и вяленые гусиные грудки. Надо было запасти побольше питья и еды. Кто знает, сколько пробудут охотники в море? А ведь все это время женщины и дети должны неподвижно и тихо пролежать в землянке, чтобы морские звери были тоже тихи и неподвижны и подпустили охотников на расстояние удара гарпуна. С первыми лучами солнца женщины, закончив свои приготовления, залезли в спальные мешки, крепко прижимая к себе ребятишек.
Тихий шепот слышался в землянках за опущенными на входное отверстие пологами — это матери перечисляли детям запреты, нарушить которые значило навлечь беду на охотников. Стойбище словно вымерло.
А в лагере начались сборы. Охотники сняли с себя всю одежду, затем тайком, будто прячась от врага, один за другим выскользнули за ограду. Поеживаясь от утренней прохлады, они шли по лесу совсем обнаженные, не смея даже отмахнуться от налетевшей на них тучи комаров.
По знаку Кремня, Бэй отделился от вереницы охотников и быстро побежал к землянке колдуна. Издали он бросил несколько камешков в опущенный полог. Льок тотчас же вышел. Увидев, что на Бэе нет одежды, Льок начал торопливо стаскивать с себя кухлянку. Но Бэй замахал на него руками — колдуну не полагалось особой одежды на морских промыслах. Льок кивнул головой, что понял. Говорить было нельзя — птицы и животные, насекомые и рыбы узнают о замысле людей, услышав человеческую речь. Пока не раздастся сказанное человеком слово, можно не бояться, что морские звери догадаются о готовящемся на них нападении.
Бэй привел брата на полянку, где их поджидали охотники. Все тронулись в путь. Хорошо было идти бором в тихое утро! Пахло хвоей, багульником, множеством расцветающих в эту пору трав. Уже высоко поднявшееся солнце щедро заливало лес такими жаркими лучами, что смола таяла, как на огне, и текла по стволам золотистой, долго не мутнеющей струйкой.
Впервые видел Льок на теле бывалых охотников белеющие рубцы от медвежьих когтей и темные следы от удара лосиного рога или укуса хищного зверя. Особенно много рубцов было на теле Кремня — видно, старик за свою долгую жизнь не раз схватывался один на один со зверем.
Льоку о многом хотелось спросить у Бэя или Ау, но пока охотники не наденут промысловые одежды, нельзя проронить ни единого слова. Бесшумно, будто их подстерегал враг, крались они между кустами и деревьями, стараясь, чтобы под ногою не хрустнул сучок, не сдвинулся камешек.
Но вот дошли до отвесной стены гранитных скал. В одном месте скалы чуть расступились, и Кремень, велев Льоку подождать их, исчез в этой узкой расщелине. За ним проскользнули охотники. Сначала Льок присел под деревом, потом не утерпел и тихонько подполз к щели. Осторожно раздвинув кусты, прикрывавшие проход между скалами, он увидел небольшую поляну и на ней почерневшие от старости ели. На мохнатых ветвях висели берестяные короба. Под одной из елей, стоявшей немного в стороне, желтело могучее тело Кремня. Это дерево легко запоминалось по раздвоенной вершине — других таких здесь не было. Зажмурив глаза, старик натягивал на себя охотничью одежду. Под другими деревьями одевались остальные охотники. Глаза их тоже были закрыты, губы шевелились, видно, они шептали заклинания. Те, кто уже успел одеться, разрисовывали себе лица краской из глиняных горшочков.
С завистью глядел Льок на своих сверстников, которые проделывали весь этот охотничий обряд наравне со старыми испытанными охотниками. Если бы он не стал колдуном, он был бы вместе с ними, а сейчас ему только и остается, что украдкой подсматривать, да и то под угрозой страшного наказания.
Льок тихо пополз обратно и грустный уселся под деревом.
Вскоре один за другим стали возвращаться охотники в непромокаемой промысловой одежде из рыбьей кожи. Лица их были размалеваны охрой до неузнаваемости. Это была хитрая уловка. После промысла духи убитых животных начнут искать тех, кто пролил их кровь, но охотники смоют с лица краску, и духи не сумеют их признать.
Снова тронулись в путь. Теперь разрешалось перешептываться, и Льок услышал много незнакомых слов. Дернув Бэя за рукав, он отвел его в сторону и начал расспрашивать. Бэй объяснил, что «горой жира и мяса» охотники называют кита, «усатым стариком» — моржа, «пестрой мышью» — тюленя, а «белым червем» — белуху.