Обратные вспышки

Ваня откинулся на стуле и выдохнул, будто ворошиться в прошлом неприятно.

– На экономиста, – сказал он, – но я не прям экономист, менеджер, скорее.

– Слушай, а тебя не расстраивает, что ты столько учился, а в итоге работаешь здесь? Я вот окончил только школу и тоже здесь работаю.

Вова взглянул на меня печальными и холодно-голубыми глазами. На доли секунды он впал в задумчивость, дернул головой, точно выпрыгнул из омута неприятных воспоминаний, и обнажил лошадиные зубы.

– Да я работал на высокой должности, – сказал он, – но там совсем времени не оставалось на себя и… а здесь меня все устраивает.

– Все-таки мне было бы обидно учиться четыре года и устроиться на работу, где образование не требуется, – сказал я.

– А чего обижаться-то?

Прозвенел колокольчик на входной двери: вошел первый покупатель. Вова подскочил и оправил выползшую из-под брюк рубашку.

– Добрый день! – сказал он.

Слово «добрый» звучало радостно и бодро, а слово «день» уныло и раздраженно.

– Опять он, – шепнул Вова.

Я выглянул из-за прилавка. У входной двери стоял маленький мужчина в кожаном пальто. Даже издали можно разглядеть перхоть на его взъерошенных волосах. Нос его стягивали очки с толстыми линзами в металлической оправе. Щеки покрыты плешивой бороденкой, а бледно-мертвенные губы вытянуты двумя полосками. Он стоял, потряхивал головой, точно контуженный, и пялился в одну точку.

– Каждую неделю заходит, – пробурчал Вова, – у него, похоже, крыша поехала.

Мужчина осматривался и все потряхивал головой. Он заметил наши взгляды, застопорился и опустил лицо в пол. Постоял так, исподлобья поглядел на нас и снова уставился вниз. Мы будто показались ему, и он опасливо проверял, так ли это. Он немного перетаптывался на коврике, еще раз поднял голову, но уже решительно, и когда снова увидел нас, то выскочил наружу. Мы с Вовой молча поразмыслили над происшедшим. Я потянулся к записной книжке, как снова зазвенел колокольчик. Вова подскочил.

– Видели этого? – весело крикнул парень с входа. Это был Женя. В противовес Вове, Женя был высокий и суховатый. После его рукопожатия хотелось намочить руки. Его ладонь, словно бумажная салфетка, впитывала влагу. Единственное, в чем сходились напарники, это в лысеющей голове. Вова расчесывал светлую челку по бокам так, чтобы скрывать залысины. А Женя зализывал жиденькие темные волосы на затылок, скрывая плешину на макушке.

– Да, снова он заходил, – сказал Вова.

Завибрировал телефон. Я вытащил трубку из кармана и отошел в сторону. На дисплее отразилось имя «Мила». Это моя девушка. Бывшая девушка. Что ей надо?

– Алло? – протянул я.

– Ты на работу устроился? – голос был резкий.

– Я стажируюсь. А тебе-то чего?

В подмышках стало влажно.

– Твоя мама винит меня, что ты бездельничаешь.

– Я вообще-то работу искал! – я закусил губу, – а вы разве общаетесь?

– С твоей мамой? Конечно нет! Мне Саша рассказывает. Он, кстати, приезжал к вам за вещами.

Мы помолчали. Она называла Сашей моего отца. Она называет его так же, как и меня, разница лишь в интонации. «Саша» с презрением и недоверием – это про меня. «Саша» с лаской и благоговением – про отца.

– Ладно, давай, – сказала Мила.

– Как там папа? – оборвал я ее.

– У Саши все хорошо. Он рад, что съехал.

Я сбросил. Если сейчас этот звонок показался странным, то он перестанет таковым быть, когда я расскажу о знакомстве Милы с родителями. Вообще все, что недавно произошло, до конца в голове не уложилось. Когда с кем-то случается подобное, вроде должно охватить возмущение и горькое недоумение, но у нас прошло так легко, будто это случается повсеместно.

Прозвенел дверной колокольчик. Вошла разлохмаченная и расфуфыренная женщина. Она сняла солнцезащитные очки и посмотрела по сторонам. Вова спохватился, но тут выбежал из раздевалки Женя, сказал: «Я подойду», – и поскакал к покупателю.

– Трудоголик донжуан, – шепнул Вова.

Женя любезничал с первым покупателем.

– А какие у вас поверхности? – спрашивал он, – а есть домашние питомцы?

– Да у этой фифы сорок кошек, – все шептал Вова.

– Вы знаете, – говорила расфуфыренная женщина, – мне нужно отмывать швы в душевой и такие пятна на плитке.

– А, тогда вам подойдет пароочиститель! – Женя чуть не под руку водил женщину по торговому залу.

Эх, был бы такой пароочиститель, который вывел мои пятна на руках. Если найду сегодня блох на кровати, придется выбросить матрас и сжечь одеяло. И вместо мольберта я куплю кровать. Да я бы и так не купил мольберт, и кровать тут ни при чем.

Прозвенел колокольчик: вошла еще одна женщина. На руках у нее дрожал йоркширский терьер с хвостиками на мордашке. Женщина стремительно подошла к прилавку. Вова подпрыгнул.

– Добрый… – начал он, но женщина перебила.

– У вас есть шланг? – сказала она.

Вова стоял озадаченный.

– Шланг? – сказал он.

– Да-да, шланг, – затараторила она, – и чтобы толстый был.

– Для пылесоса? – сказал Вова.

– А для чего же еще? Понимаете, у меня собака, скотина, сгрызла его.

Вова уставился на ручного пса. Женщина нахмурилась и следом залилась раскатистым грудным смехом.

– Да не эта! – сказала она, – большая собака!

Вова обнажил лошадиную улыбку.

– А какой у вас пылесос? – сказал он.

Я отвернулся и закатил глаза. Стало так противно. Хотелось провалиться сквозь стертый кафель. Может, тогда я забудусь, как тогда, после боя курантов с приятелями. Я взял записную книжку и ушел в раздевалку. Откинул твердую обложку, закусил колпачок ручки и задумался. Я хмыкнул и захлопнул блокнот, ничего не записал. Опустил пластиковую крышку стульчака на унитаз и примостился на нем. Стульев в раздевалке нет. Руки обвисли, и я выронил блокнот. Он звякнул, ручка отлетела в сторону. Нет сил, руки онемели. Не сходя с унитаза, я рывком подхватил ручку и блокнот, выпрямился и на автомате записал.

«Мужчина сидит у больничной койки, на которой лежит молодой парень весь в трубках и проводах. Мужчина думает: ты всегда был такой любознательный, хотел узнать даже, что творится в голове у инвалидов, может, поэтому ты попал в аварию».

Сцена шестая: «Новый год. Пункт первый»

Он надел мятую рубашку, накинул пуховик и кепку с прямым козырьком, которую не снимал до самого возвращения. Родители потихоньку отходили от шампанского и были готовы лечь спать, а для Саши праздник только начинался. Он вышел на устланный снегом двор и вдохнул маленькие крупицы влаги, витающие в воздухе. Темный и густой купол неба озарялся частыми вспышками фейерверка и петард. Грохот стоял такой, словно зенитные установки отбивали налет вражеских самолетов. Окружение полуночного мрака и оглушающих раскатов одновременно и пугало, и завораживало.

Дорога пролегала с низины на возвышенность. Саша условился встретиться с Митей, тем парнем, который тогда на крыше обещал свести с легендами города. Отчасти он сдержал слово. Саша, который всегда был одиночкой, немного приобщился к местным уличным художникам. Привычка творить одному быстро развеялась, когда появились единомышленники.

Саша вошел в подъезд, а Митя уже выходил из квартиры с распахнутым в улыбке ртом. Митя всегда был веселым и, казалось, вообще не думал о плохом. Его жизнерадостность всегда притягивала, хотя иногда и казалась наивной. Митя переговаривался с родителями, которые давали шуточные наставления, мол, много не пей, а то голова будет болеть. Митя тоже отшучивался. Он развязно поздоровался с Сашей и сказал подождать минутку. Из квартиры вышел толстенький и лысый человек в растянутой футболке и шлепках. Глаза его хитро бегали по сторонам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.