Страница 4 из 13
– Раньше здесь все было иначе, – протянул я.
– Жизнь меняется, брат, – обернувшись ко мне, ответил Чума.
– И мы не стоим на месте, – закончил я фразу.
– В точку.
На том разговор и оборвался. Я вновь уставился в окно, а Чума врубил магнитолу.
– А музыка остаётся все та же, – заметил я, по первым же аккордам узнав знакомую до боли песню:
“Мы приветствуем всех, кто способен на бунт
И завидуем тем, кто всю жизнь копил силы”.
–Нас совсем не волнуют те, кто нас не поймут, – подхватив, хрипло завыли мы с Чумой. – Панк – это дерзость и молодость мира!
Под неумирающую классику FPG Чума и привез нас к одному из множества кабаков в центре города.
– "Тортуга", – протянул я, рассматривая вывеску. – Пиво тут по-прежнему такое же вкусное?
– О да, – весело ответил Чума, паркуя машину прямо напротив заведения. – Даже не так. Пиво с тех времен стало еще вкуснее. А официантки – только симпатичнее. Ну? Что встал? Идём, и скоро ты сам все увидишь. Нас ждет ледяной алкоголь.
***
Вечера в "Тортуге" никогда не отличались оригинальностью. Мы не стали изменять своим привычкам и в этот раз.
Открыть глаза получилось не сразу. Я был ещё пьян, но похмелье уже постепенно накатывало на меня тяжелым колотуном. Хотелось урвать хотя бы пару часов беспокойного сна. Но это не выходило.
Виной всему был организм, отчаянно протестовавший против той дозы этанола, которую мы употребили вчера на пару с Чумой. Не сказать бы, что этот вечер исключение. Скорее, это был некий особенный стиль наших попоек. Начиная пить, мы вливали спиртное будто не в себя, словно собирались поставить личный рекорд по употреблению этанола. И, как следствие, нажирались мы обычно до абсолютно свинского состояния. Сопутствовали этому “перекидывания” и прескверные истории, в которые мы, одержимые синим духом, попадали, впадая в пьяный угар. Поэтому утренние состояния после встреч с братом – это, скорее, обыденность.
Мне было дурно. Потолок раскачивался, словно в дикой пляске, а во рту был мерзкий привкус. Глотка пересохла, и у меня было стойкое ощущение, будто она растрескалась как земля в пустыне. Голову словно стянули обручем, а все тело покрывал липкий пот. Я попытался было пошевелиться, но вышло это у меня с превеликим трудом, сразу же поплатившись за свою дерзкую выходку резким всполохом боли. На миг мне показалось, что в голове взорвалась бомба, а мир на секунду вспыхнул фонтаном разноцветных искр.
Кто-то глубоко вздохнул и завозился, устраиваясь поудобнее. Я скосил глаза. Рядом со мной спала, подложив руку под голову, какая-то девушка. И как я не силился вспомнить, откуда она взялась в моей кровати, выходило это у меня крайне хуево. Воспоминания словно затянуло туманом, непроглядно черным и густым. Я даже не помнил как её зовут. Хотя не исключён и тот факт, что имени я не знал совсем.
Я с трудом поднялся с кровати, и пошатываясь, и шаркая ногами как зомби, заковылял на кухню. И здесь тайна гостьи была частично раскрыта.
Во-первых, на полу валялась изорванная в клочья тельняшка с черными полосками. А посередине стола лежала шляпа-треуголка. В таком прикиде обычно ходят официантки "Тортуги". А во-вторых, у стола сидела, сжав в ладонях кружку с черным, как чернила, кофе, еще одна гостья, одетая точно в такую же тельняшку. А больше из одежды на ней не было ничего. Заметив меня, девочка смущенно зарделась и кивнула мне:
– Как самочувствие? – участливо поинтересовалась она.
– Отлично, – с трудом разлепив слипшиеся пересохшие губы, прохрипел я, проходя мимо. И взмахнул руками, поскользнувшись на скользкой плитке. Лишь в последнюю секунду я успел ухватиться за дверной косяк, что позволило сохранить равновесие и остаться на ногах. Завидев мою вытянувшуюся от удивления рожу, большие глаза, и как я машу руками, девушка захихикала:
– По тебе не скажешь.
Я лишь хмуро кивнул, усевшись напротив гостьи. Бросил в чашку таблетку прессованного пуэра и залил её кипятком. Руки предательски тряслись, поэтому большая часть воды полилась на столешницу, весело прокладывая ручейки к краю стола. Как водится, затуманенный этанолом мозг не придал этому факту ровным счётом никакого внимания. И очень зря. Потому как, едва первые капли кипятка упали мне на ноги, я аж взвыл от боли, резко отшатнувшись от струек горячей воды:
–Блядь!
Сохранить равновесие после такого кульбита не удалось, так как стул, опасно накренился, и я кубарём полетел на пол, под веселое хихиканье сидевшей напротив гостьи.
– Чего смешного? – поинтересовался я, поднимаясь на ноги. В моем голосе слышалась некая злоба, которая мигом оборвала смех собеседницы.
– Ничего, прости, – ответила девочка, глядя на меня. – Просто ты забавный. Я это вчера подметила.
Я взял со стола пустой чайник, и маленькими шажками, стараясь не наебнуться на скользком кафеле, прошлепал к раковине, набирая новую порцию воды:
– И что же во мне такого забавного?
– Ну судя по твоим рассказам, ты живая легенда, – охотно ответила та. – Что зовут тебя Нико Белик и ты родом из Сербии. Впервые убил албанца в двенадцать лет, после чего бежал из страны. Воевал в легионе и был с миротворческой миссией в Ираке. И все это в неполные… Сколько тебе? Двадцать три?
– Двадцать два, – автоматически поправил я, щелкнув кнопкой чайника. – Что я ещё вытворял?
– Частичная или полная потеря памяти? – лукаво переспросила девушка. – Это третья стадия алкоголизма, дружок. Так что, на твоём месте, я бы крепко задумалась.
– Ты врач?
– О нет, – рассмеялась в ответ гостья. – Но раз уж у тебя амнезия – давай знакомится заново. Меня зовут Катя, и я не врач, я будущий юрист. А вот та, что спит в твоей кровати – она да. Подающее надежды светило медицины. Ее, кстати, Рита зовут.
– Ага. – я долил в кружку кипятка, разбавив уже настоявшийся пуэр, и отпил чай. – Очень приятно.
– А по поводу вчерашнего… ох и до чего забавный приключился вечер, – начала пересказывать мои истории Катерина.
– И в чем же он был так интересен? – хмуро поинтересовался я, отпивая чай.
– Вы вчера творили такие вещи, – закатив глаза, мечтательно произнесла девушка.
– Очень познавательная информация, – нахмурился я. – Но хотелось бы узнать подробности.
– Ты точно хочешь правду? – лукаво посмотрев на меня, уточнила Катерина.
– Иначе бы не спрашивал.
– Ну, например, вчера ты и твой друг, напали на машину ППС, пытаясь ее перевернуть.
– Пиздежь, – сразу отверг я ее слова.
Это не значило, что я и Чума не могли такое сотворить. Вовсе нет. “Перекинувшийся” от выпитого человек страху не ведает, и поэтому в лучшие годы происходили и более хуевые истории. Но кабы мы с Чумой устроили такой блудняк – проснулся бы я не на кровати, а на жестких нарах отдела. И, скорее всего, похмелье было бы меньшей из моих проблем.
– Согласен, – раздался хриплый голос от дверей кухни. И сколько же в этом голосе было боли и страданий.
Я поднял голову и посмотрел на вошедшего в кухню Чуму. Выглядел он, прямо скажем, не очень. Наверное, так выглядят аристократы, которые всего за пару часов потеряли все нажитые непосильным трудом капиталы. На лице еще виднеются остатки былого величия, но в остановившемся взгляде зомби уже явственно читаются боль и страдания. Чума прошаркал к столу и уселся рядом с блондинкой. И Катерина тут же поцеловала его в щеку и встала из-за стола:
– Так, все. Мне пора, мальчики.
– Родители потеряли? – ехидно осведомился я.
– Парень, – односложно ответила та. – Но по легенде, да. Ночую я у родителей. Все, убежала.
Не сказать бы, что я охуел от этой новости. Чума не очень-то разборчив в связях. Даже не так: мой приятель был падок на все, что движется. Но на товарища я посмотрел с некоторым интересом.
– Удачи, – односложно ответил Чума.
– Я позвоню, – прощебетала Катя и выскочила из комнаты. А Чума спокойно продолжил смаковать чай.
–Черт, надо бросать пить. С каждым годом пережить похмелье становится все тяжелее.