Страница 3 из 13
И не допуская коросты
Всех помыслов, вплавь или вброд,
Так как мы – инструмент в руках Господа,
Точно не наоборот…
И та девочка вряд ли хотела
Закончить жить в самом начале,
И чтоб её хрупкое тело
Зачем-то в купель окунали,
И вряд ли ей было так нужно
Покаяться в чьей-то вине,
Или чтоб её юную душу
Пытались очистить в воде…
А весь мир её – мама и папа,
Не я, не какой-то там Бог,
А тогда ведь мы все были рядом,
Вот только никто не помог…
Стих второй
Спаси эту девочку
Не закончив, как будто бы это
Накопленное откровенье,
О чём не писали поэты,
О чём только он с упоением
Мог говорить без конца,
Так размеренно, тихо и гордо
Пред взором Святого Творца,
Всё о том, что копилось за годы.
Священник взял быстро стакан
И, закинув так голову, в горло
Залил горько-огненный яд…
Показалось, что Синсэр был порван,
Растерзан, замучен, распят
Так внезапно от слов своих, словно…
Взорвался за окнами гром,
И священник немедля стакан
Очень шумно поставил на стол,
Не сломав его чуть пополам.
Долго Синсэр смотрел в пустоту,
Но его собеседница знала,
Куда его мысли ведут,
И, не дав им пропасть тут, сказала:
– За честность такую спасибо,
Хоть знаю, что ты сгоряча…
– Я тебе доверяю, Кристина,
Хотя это редкость сейчас.
– В этом Богом оставленном мире
Ты вроде скучающий гений.
Таких никогда не любили,
Но это привычно на деле.
Что ты поменяешь кого-то
Здесь, может мне только присниться.
Не пробуй казаться холодным,
Тебе не идёт это, Синсэр…
Поправив на талии фартук
И руки скрестив на ней гибко,
Так робко, но всё же взаправду
Кристина сверкнула улыбкой.
Мгновение искренней дружбы —
Вот то, что действительно важно,
Вот то, что тогда было нужно,
Вот то, чего Синсэр так жаждал.
Ах, если бы в эту секунду
Священник улыбку заметил.
Ах, если б он не был окутан
Рефлексиями, будто плетью.
Внимание Синсэра путалось
Где-то на тоненькой шее,
Где падали волосы в угольном
Блеске от тьмы помещения.
В сумраке тёмные локоны,
Гревшие тонкие плечи,
Сводили с ума одинокого
Синсэра весь этот вечер.
К великому всем нам несчастью,
Священником с думами грузными,
Слепо разбитым на части,
Улыбка осталась неузнанной.
Было бы явно полезней
Сменить столь серьёзную тему,
Но Синсэр всё так же не к месту
Продолжил злосчастную эту:
– А люди всегда были массой,
Огромной и неповоротливой.
Сложно менять что-то разом,
Ведь в частности – люди не собраны,
Сами в себе, как животные:
Поодиночке, как волки,
Все злые и вечно голодные,
В группах – овечки, поскольку
Примера нет, пастыря, лидера,
Правил нет, чёткого круга,
И если кого-то обидели,
Сразу затопчут друг друга…
Кого-то сейчас поменять,
Значит целое грузное стадо
Устало куда-то толкать,
Да и мало кому это надо…
– Ты что-то тогда говорил
О простой, но великой идее?..
– С идеей давно короли
Уже сделали всё, что хотели.
Вот мог бы себя поменять я,
И, если б не чёртова клятва,
Тебя задушил бы в объятиях…
– Синсэр, ты пьян уже, правда…
– Во мне помешалось всё снова:
Молитвы, грехи, целибат,
Моя вера, распятья, иконы…
– Ты будешь мне вечно как брат…
Когда взгляды столкнулись их робко,
Священник неловко замолк,
А Кристина, занервничав, громко
Бокал уронила на пол.
Они были давно так знакомы,
С тех самых холодных ночей,
Когда Синсэр, от службы у Бога
Раздавленный, виделся с ней.
В её тёплой забытой таверне,
Где люди, как чудо, редки,