Не по совести

В тот день Холод уехал учиться и смог вернуться в родное Иваново только лишь через месяц. Когда же в один прекрасный момент у Азмиры зазвонил телефон, почему-то, как по закону подлости, в тот самый момент, когда она ублажала очередного клиента, девушка сначала не поняла, кто с ней сейчас разговаривает.

– Мира, – так ее звали только друзья и знакомые, – привет! Это я.

– Кто такой – я? – недовольно пробурчала она в свой мобильник.

– Холод Андрей, – промолвил звонивший, лишь немного смутившись от тона своей собеседницы, – помнишь такого?

– Чего тебе надо? – не меняя своих интонаций, грубила Азмира. – Я сейчас занята.

– Ты обещала, что позволишь пригласить тебя в ресторан, – настойчиво продолжал юный влюбленный.

– Что-то я такого не помню, – усмехнулась молодая путана и тут же, словно почувствовав, что это именно то, о чем она беспрестанно мечтала, ухватилась за эту возможность, как рыбак подсекает пойманную им только что рыбу, – хотя ладно, давай приглашай.

В тот день они сговорились на встречу и с тех пор между ними установилась прочная платоническая, любовная связь, в которой девушка не спешила переходить к более близкому отношению. Она не торопилась посвящать дорогого возлюбленного в теневую сторону своей жизни и раскрывать перед ним сразу все свои «карты», интуитивно понимая, что нужная ей «рыба» еще не до конца заглотила «крючок».

С тех самых пор, появляясь в Иваново, Андрей сразу же назначал свиданье любимой им девушке и вел ее в полюбившийся им ресторан с красивой вывеской: «Чайхана», располагавшийся на площади Пушкина.

Вот и сейчас Тагиева согласилась на эту, как она не сомневалась, решающую встречу, обозначив время в девятнадцать часов на их старом месте. Поэтому красавица и спешила, ведь ей, поскольку она уже приняла ванну после последнего в этот вечер клиента, нужно было нанести скромный, не вызывающий макияж и нарядиться соответственно случая. Заскочив по пути в магазин, чтобы купить родителю водки, Тагиева забежала в квартиру, где, одарив «любимого» папочку, проследовала в свой будуар и принялась активно изменять там свою внешность.

Она слегка подвела тушью ресницы, нанесла на веки легкие тени, «набросала» на щеки пудры, после чего облачилась в красивое, чуть выше колен, укороченное темно-синее платье, сплошь покрытое яркими блестками. Она купила его на днях, намереваясь использовать специально для этого случая, и еще ни разу до этого времени не примерила. Наряд оказался ей так к лицу, что Азмира на несколько минут замерла перед зеркалом, отчетливо понимая, что непременно сразит своим видом и так бывшего в ее полной власти возлюбленного. Поскольку был уже июнь месяц, колготок она одевать не стала, облачив и без того прекрасные ноги в остроносые черные туфли на слегка завышенном каблуке. Ее нынешний туалет заканчивался, в тон обуви, дамской сумочкой.

Когда она выходила из отгороженной от основных помещений каморки, ее отец уже «принял на грудь» не меньше четверки и чувствовал себя превосходно, наслаждаясь, как он считал, вполне удавшейся жизнью.

– Куда расфуфырилась, «шлюха»? – не смог он сдержать замечания, невольно, однако, поразившись красотой своей дочери, – Опять пошла позорить родителя?

– Позорить?! – с негодованием воскликнула девушка, никак не желавшая привыкнуть к такому хамскому обращению, – Интересно спросить, а где Вы, папенька, были, когда мне в пятнадцать лет пришлось идти на панель? Водочку кушали? Вот так и кушайте, а то договоритесь и больше ее не увидите. Обижусь, «…твою мать», уйду, тогда поглядите – самому придется идти зарабатывать.

Так сложилось, что девушка обращалась к отцу на «Вы» не потому, что его уважала, а напротив, хотела так показать – до какой степени тот ей безразличен. Мужчину сначала такое отношение к нему раздражало, но потом, совершенно утратив чувство хоть какого-нибудь там достоинства, он стал воспринимать это абсолютно естественно.

Азмира, еще раз «подарив» родителю взгляд, полный презрения, недовольно фыркнула и словно легкий ветерок выпорхнула на улицу. На дворе было еще светло, одета она была довольно прилично, поэтому такси вызывать не стала, а отправилась на площадь Пушкина на маршрутке. Как и положено девушке, она опоздала на пятнадцать минут.

Ее преданный кавалер уже находился на месте и в томном ожидании ерзал на стуле. Он собирался в этот день сказать своей девушке нечто самое важное, поэтому никак не мог собраться с мыслями, с чего же стоит начать этот, как он считал, судьбоносный для него разговор. Что же такое могло так тяготить душу этого юного еще человека? Подходил к концу первый семестр первого курса его обучения, а готовясь к экзаменам, он имел свободное время и возможность покидать учебное заведение. Эту небольшую отсрочку парень решил использовать для того, чтобы съездить в родное Иваново, где собирался сделать Тагиевой предложение – выйти за него замуж. Для этой цели он, тайком от родителей конечно же, долго экономил выдаваемые ему капиталы и смог приобрести для любимой очень дорогое кольцо с большим и красивым бриллиантом. Именно его он собирался преподнести сегодня милой Азмире вместе со своей рукой и, естественно, сердцем, и именно такое серьезное обстоятельство и явилось причиной его крайнего возбуждения.

Когда прекраснейшая изо всех молодых девушек легкой походкой вошла в помещение ресторана, «плывя» по паркету так грациозно, словно бы лебедь по играющей глади спокойного озера, ей сразу же бросилось в глаза необычное для нее состояние любимого человека. Нежно поцеловав его в щеку (дальше у них пока дело не заходило), она уселась на удобном стуле – прямо напротив своего ухажера. Глядя на то, как его лицо меняется в красках, становясь то бледным, то красным, а то бело-красным одновременно, она, изобразив крайнюю заинтересованность, уставилась юноше прямо в глаза, желая поскорее узнать, что же конкретно явилось поводом такого его необычного поведения. «Поедая» кавалера вопросительным взглядом, Тагиева его только больше смущала, заставив в конечном итоге отвести в сторону взволнованный взгляд.

– У нас что-то случилось? – не желая оставаться больше в неведении, настойчивым тоном спросила Азмира, – Что, Андрюша, тебя беспокоит? Расскажи, я послушаю, и если это находится в моих скромных, девичьих силах, то обязательно помогу.

Холод от этих слов засмущался еще только больше. Его карман жгла небольшая малиновая коробочка, в которой находился бриллиант и с чьей помощью этот застенчивый парень собирался добиться согласия на совместную жизнь от этой, уверенной в себе, невероятной и восхитительной девушки. Однако его горло словно сковало каким-то спазмом, и юный влюбленный никак не мог выдавить из себя те самые несколько слов, которыми принято решать судьбу двух влюбленных друг в друга людей. Видя его нерешительность, совершенно не закомплексованная молодая особа, решила помощь своему намного более порядочному поклоннику.

– Ты собираешься поведать мне что-то важное? – «прожигая» юношу взглядом, беззастенчиво спросила девица легкого поведения. – Это как-то касается наших с тобой отношений?

– Определенно, – скрипящим, срывающимся голосом отвечал юный парень, – от того, что я собираюсь сказать, действительно, зависит дальнейшая жизнь как моя, так в том числе и твоя.

– Интересно, что бы это могло быть такое? – кокетливо состроив прекрасные глазки, подталкивала Азмира нерешительного возлюбленного к отважному шагу. – Я прямо истомилась вся в ожидании?

Не имея еще подобного опыта, парень не знал с чего следует начинать такие признания, боясь сказать или сделать что-то такое, от чего ему непременно ответят отказом. Не следует думать, что он не репетировал этот самый момент, многократно демонстрируя перед зеркалом в ванной: как он смело будет вести себя в этой важной для себя ситуации; как уверенно будет признавать в любви и произносить ту самую фразу, после которой в романах все девушки непременно бросаются в объятья любимых ими мужчин; как будет, привстав на колено левой ноги, протягивать ей небольшой сувенир, приоткрывая одновременно его красивую крышку; как покажет ей дорогое кольцо, хранящееся внутри; как «загорятся» ее глаза от долгожданного, мгновенно наполнившего ей душу, огромного счастья – в е это он отчетливо видел, но только в своих наполнявших взволнованный разум фантазиях. На деле же он никак не мог собрать воедино «разбежавшиеся» в лихорадочной спешке мысли и не мог подобрать тех самых несколько слов, после каких уже ничто не сможет разлучить его с прекраснейшей на всем белом свете возлюбленной.