Страница 16 из 17
Моя голова была еще в тумане, я не понимала – он так шутил или говорил серьезно.
– Давай вот, выпей, – прохрипел мужик. – Маленько легче станет.
Я выпила, закусила кислым абрикосом. И правда, сразу как-то полегчало.
Мужик свесил голову, обхватил ее руками. Что-то запел, потом сразу сорвался в плач. Но это продлилось недолго. Он налил себе полный стакан, выпил без закуски. Вперился в меня – все смотрел, смотрел.
Потом стал рассказывать, глядя в пол:
– А я ведь под Кандагаром всех пацанов потерял. Ты тогда и не родилась еще. Мы там знаешь как… Ты не знаешь, как… Пока эта предательская рожа Федя Малец дурь с душманами курил, мы там… по горам да по рекам прятались. Выслеживали. Ох, я там! Тебе и не снилось, малая. В этой жаре. В этом дерьме. Они с душманами в сговор вступили. Предательская тварь. Думали, может, какие поблажки будут. Будут, ага. Душманье их первыми и перерезало. Я бы и сам сейчас их всех… Перебил бы. Да только давно уж они у Аллаха. Или у Христа, раз он самый истинный Бог? Мне плевать, если честно. А вот нормальных пацанов, вот их я потерял. И потеря эта невосполнима, – он зарыдал, налил себе и мне. Я начинала пьянеть снова, и то, что одежда в блевотине, мне было уже все равно. Я хотела его слушать, слушать, слушать…
Он вдруг поднял голову. Я никогда не забуду этот взгляд – растерянный, мутный, словно у ребенка, который только что упал с качелей. Мужик бросился на колени, смотрел на меня с мольбой.
Он спросил плаксиво, показав пальцем на бабку, что затихла в углу:
– Слушай, малая, а она мне мать или жена, а? Мать или жена?..
Из меня вырвалось само собой:
– Может… сестра?
Мужик упал на пол, лицом вниз, и зарыдал с такой горечью, с такой тоской, что я бросилась к нему и обняла за плечи. От него сильно воняло потом, но жалость была сильнее.
Он перестал плакать так же резко, как начал, быстро повернулся, стал тянуться ко мне, попытался обнять.
Прошептал заикаясь:
– Поцелуй меня, малая. Поцелуй…
В этот момент входная дверь распахнулась, в дом залетела встревоженная полупьяная Ленка, у которой мы пили водку. Увидев меня, она заорала:
– Нин, ты чего, охерела? Ты куда пропала, мы три часа тебя ищем! Что ты делаешь у этих бомжей, к ним даже менты не заходят…»
Есть в воспоминаниях какая-то светлая грусть. Особенно если давно прошедшие события действительно стоят того. Никто не скажет наверняка, что же важнее: сами события или воспоминания о них? Что реальнее, что ближе? Умный, дай сказать! Я сейчас заору! Притушись, сигаретка. Не видишь, я общаюсь? Отстань, слышишь? Прости, читатель. Я вот думаю, что у хорошего человека и воспоминания хорошие. Ведь Нина хорошая, правда же? Еще бы! Но время идет, и настала пора нам познакомиться еще с одним прекраснейшим персонажем. Я просто счастлив, что вы впервые узнаете его. Я вам завидую. Приятного, как говорится, знакомства. Услышимся.
Яркая смерть
Ресторан «Яркий Я» был почти пуст.
Жаль. Алексу хотелось побольше людей. Он желал смотреть им всем прямо в глаза. Каждому. И чтобы они смотрели, но сразу отводили бы взгляды.
Он уставился через окно ресторана на улицу, где выпускали пар сгорбленные прохожие и дымили редкие машины. Он видел свое отражение в стекле. Оно скрывало все то, что печалило его, и подчеркивало все, что радовало.
Алекс не любил смотреть на себя. Но делал это постоянно. Возраст оставлял на лице свои штампы, отметины, печати. И он страдал – сладко, мучительно.
Объяснения этой сладости не было.
Нина как-то сказала ему, глядя передачу о звездах кино: «Посмотри, как классно стареет Джордж Клуни!» И Алекс радовался, ведь Джорджу – 57, а ему всего 42. И он, конечно, тоже будет классно стареть. Никаких сомнений.
Официант в желтом комбинезоне с надписью: «Яркий я? Яркий ты!» подошел и улыбнулся:
– У вас прекрасный вельветовый костюм. Меню?
Алекс продолжал смотреть в окно.
Чуть поодаль, у занесенного снегом тротуара, толстенный ребенок упал в сугроб – Алекс наблюдал за ним сквозь свое темное отражение. Смотрел через тень. Мать поднимала мальчика, но он снова падал.
– Простите, меню? – официант чуть наклонился, подумав, что в первый раз его не расслышали.
Алекс перевел на него задумчивый взгляд – и долго смотрел в смущенные глаза. Официант искренне не понимал, что происходит, веки его чуть подрагивали, губы стали влажными.
Алекс взял со стола салфетку, стал тереть и без того чистые губы.
Спросил с вызовом:
– Слушай, на сколько я выгляжу, а?
Мальчишка растерялся, хмыкнул, нахмурился.
– Да ты не хмурься, ты скажи. Сколько мне лет? Угадай.
– Я думаю, лет сорок девять, – почти шептал официант. – Не… не больше…
Алекс выпятил губы, о чем-то задумался. Принялся медленно водить пальцем по столу.
И снова смотрел в окно, где ни ребенка, ни его матери уже не было – только темное отражение Алекса и красный стоп-сигнал машины вдалеке.
– Привет, приветище, Алекс Владимирыч, дорогой! – огромного роста человек подошел так стремительно, так резко швырнул ключи от машины на стол, так громко закричал, что официант отскочил, врезавшись в стул у соседнего столика.
Алекс не обратил на это никакого внимания. Он спокойно смотрел в окно, будто ничего не произошло. Медленно повернулся к гостю, отстраненно изучал его. Пережевывал свой язык, но глотать его, кажется, не собирался.
Гость сменил тон, стал серьезным:
– Правда, Алекс. У меня не так много времени. Давай обсудим текущее, и я поеду дальше. Все остальное – потом, ближе к двадцатому.
Официант ожидал заказа, украдкой поглядывая на важных гостей.
Алекс не скрывая игнорировал собеседника. Он медленно поднялся с кресла, сделал несколько разминочных движений руками, подошел к официанту вплотную, гадко улыбнулся, сказал тихо:
– А знаешь что, яркий мой. Я хочу отдать тебе чаевые сейчас. Еще до заказа. Можно так? А? Можно? – он смотрел официанту в область подбородка. Парень трясся.
Алекс резко повернул голову на гиганта, захохотал:
– О, Андрей Евгеньевич, вот так радость! Здравствуй, здравствуй, дорогой! Послушай, я тут пареньку собирался дать чаевых, да мелочи нет. Есть сорок девять рублей взаймы, а? Дай, пожалуйста. У меня зарплата через неделю, я отдам, клянусь.
Длинный Андрей Евгеньевич нахмурился, посмотрел на обоих исподлобья. Порылся во внутреннем кармане. Ничего не нашел, кроме нескольких банковских карт.
Все трое сконфуженно переглядывались.
Лихо подоспела кудрявая администратор, злобно глянула на официанта, но сразу же заулыбалась:
– Господа, все в порядке? Вы становитесь все ярче в «Ярком Я» или что-то мешает?
Длинный отрезал:
– Все хорошо, дамочка. Дайте нам сделать заказ.
– Поняла, удаляюсь. Яркого вам вечера.
Алекс стремительно пошел за администраторшей, взял ее за локоть, отвел чуть в сторону, зашептал:
– Слушай, найди мне срочно сорок девять рублей, а? Страсть как нужно.
Она захлопала глазами, блестящие губы разомкнулись. Молча закивала головой, быстро ушла, вернулась через пару минут. Протянула Алексу аккуратно сложенную пятидесятирублевую купюру.
– Да в лицо те лужу, окаянная… – выругался.
– Что? – с акцентом на «о» выдохнула администратор.
– Да ничего… все…
Алекс схватил купюру, выбежал на улицу, разменял деньги в супермаркете, вернулся. Официант так и стоял, только голова его склонилась, словно на похоронах близкого родственника. Алекс с силой впихнул ему сорок девять рублей в карман брюк, прошипев в ухо:
– Держи-и-и. По количеству лет-т-т-т.
Официант не уходил – убегал, натыкаясь на столы и других посетителей. Их заметно прибавилось.
Длинный закричал, выставив руку вперед:
– Эй, ты куда это? Я сейчас пожалуюсь администратору! Ты не принял у нас заказ!
Официант прибавил скорость, сбив тележку с подносами, опрокинув бутылку шампанского с чьего-то стола. Он оглядывался и бежал к выходу, по пути стаскивая с себя фирменную одежду ресторана. И плакал. В погоню за ним пустился охранник.