Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 57



В III веке прославился своими подвигами св. Никон. Родом из Неаполя, он после св. крещения отплыл на остров Хиос,

213

где на горе Ганос был крещен епископом Кжзическим Феодосией, укрывавшимся в пещерах от гонения со множеством иноков. "По приятии крещения святого, блаженный Никон живяше в пещерном том монастыре, учася божественным книгам и иноческому присматривайся житию: тоже и сам облечен бысть во иноческий образ кротости ради своея".

Св. Галактион и Епиапима - из г. Емеса в Финикии. Св. Галактион, будучи христианином, по вале родителей был обручен с язычницей Епистимой. Обратив ее ко Христу, он убедил ее вести девственную жизнь1. Ночью они удалились из дома и пришли к Синаю, и там, близ горы Публиона, Галактион вступил в мужской монастырь, а Епистима - в женский. "Подвиги его и труды кто изрещи может? Никогда не виден бысть празден, но или делаше, что монастырю потребно, или моляшеся: пост его бе безмерен, иногда бо во всю седмицу не вкуси. Толикий же целомудрия и чистоты своея бе хранитель, яко во вся лета постничества своего соблюдашеся опасно, да не видит лица женска"2... Впоследствии Галактион и Епистима сподобились мученического венца. Память их 5 ноября.

Св. Пансофий, родом из Александрии, по смерти отца своего Антипата раздав свое имущество, удалился в пустыню. Скончался мучеником в царствование Декия. Память его 15 января. В то же царствование пострадал за Христа инок диакон Авив. Память 6 сентября.

Св. Анастасия Ришяныня. Близ Рима, на уединенном и незнаемом месте, находился женский монастырь. Круглой сиротой Анастасия, трех лет, была взята на воспитание игуме-нией Софией. Она выросла красавицей, но "вся уметы вменивши, уневестися Христу, и день и нощь в молитвах служа-ше". На 21 году от роду скончалась мученически. Память ее 29 октября.

Из переводного творения Руфина:

"Жизнь пустынных отцов".

Благочестивому читателю

"После плачевного отпадения от Бога в человеке произошла печальная перемена: в нем образовалась тайная, безмолвная сила, непреодолимо влекущая его к земле, к благам и наслаж

--------------------

1 Вот!.. В. Р-в.

2 Вот! "Не надо Евы". До чего явен бунт против Бога, не со стороны откуда-то, но из Адама же извлекшего жену ему, и тем показавшего, какое это внутреннее существо вещей, не придуманное, не постороннее, не случайное. "Уже в тебе, Адам, - есть Ева:, которая и выходит во благовремении" (= брак). В. Р-в.

214

дениям мира сего. Это было вполне естественно: не направляясь более вверх к живому, святолюбящему Богу, как к высочайшей цели желаний, дух человеческий по необходимости низвергается вниз, в мир земных благ, с беспокойно-страстным желанием наполнить образовавшуюся, с удалением от Бога, пустоту. И вот - нет конца, нет насыщения... Не насытится око зрением; не наполнится ухо слышанием; и вот - "все суета и томление духа" (Еккл. 1, 8,14). Множество конечных целей никогда не удовлетворит духа с его бесконечными стремлениями1.

Ни у одного народа это всецелое увлечение внешним миром не выразилось в такой яркой, вполне законченной - до художественности - форме, как у древних греков. Всеми силами души, всеми своими стремлениями они погружены были во внешний чувственный мир, смотря на земную жизнь, как на законченное целое, и почти совсем не задумываясь о жизни вечной. Как дивно прославляли они блага земной жизни! Какая чудесная картина развертывается пред нами в песнопениях Гомера. Земная жизнь человеческая во всех ее проявлениях предстает здесь пред нами, вся облитая лучами чарующей поэзии.

Никогда земля и небо не сияют столь лучезарным блеском, как после грозы, бури и проливного дождя. Так и в песнях Гомера "мы ощущаем как в целом, так и в частях - свежую, цветущую юность человечества" (Шеллинг). Весь мир полон дивной гармонии! Нигде нет разлада - ни В жизни природы, ни в жизни человеческой. Даже несчастия, даже слезы - не портят того жизнерадостного ощущения, которое ощущается при чтении Гомера. Они лишь не более, как игра света и тени в чудно-прекрасной картине. Все божественно и человечно! Смысл жизни - в самой жизни, в наслаждении ее дарами.

Сладко вниманье свое нам склонить к песнопевцу, который

Слух наш пленяя, богам вдохновеньем высоким подобен.

Я же скажу, что великая нашему сердцу утеха

Видеть, как целой страной обладает веселье, как всюду



Сладко пируют в домах, песнопевцам внимая, как гости

Рядом по чину сидят за столами, и хлебом и мясом

Пышно покрытыми, как из кратер животворный напиток

Льет виночерпий и в кубках его опененных разносит.

Думаю я, что для сердца ничто быть утешней не может!

......................................................................

Но вот - пришло Евангелие. Оно открыло миру новый, неведомый язычеству, смысл жизни. Перед очами мира засияла новая красота, перед которою поблекла красота мира сего.

-------------------

1 О, семинарщина, о глупая семинарщина! И еще туда же, философствует... В. Р-в.

215

В мир явилась Божественная Мудрость, научившая людей жить для смерти и умирать для жизни. Огонь, низведенный Спасителем на землю, попалил прежнюю и воспламенил новую жизнь на ней...

...Вместо героев, увлекавшихся борьбою, вместо гостей, увенчанных миртом и розами1, вместо веселых хороводных песен - явились другие люди, с другими стремлениями. Не чарующие дубравы, не светлоструйные ручьи, не изумрудное море, не очаровательные ландшафты веселой Эллады - нет,

----------------------------

1 Да, психологическое основание для перелома, конечно, было, но не было основания религиозного, т. е. относящегося "до вечности" и в себе самом заключающего "вечность". Вся древняя цивилизация износилась, истерлась... Стреляли, стреляли из пушки - и она обратилась в "кувалду": нарезы сгладились, ствол измялся, вся она "деформировалась"... Вчера сыт, сегодня сыт, всегда был сыт: нужно и поголодать, хочется поголодать. Но это - феномены, психические состояния, перемены бытия, жизнь Нет жизни, где нет перемен, пульса. Вот в смысле "пульса" покаяние и пост, пустыня и молитва были нужны. Но, повторяем, - это феномен, который никогда не смел переходить в религию, в котором не было содержания для религии! В этом все дело. Но и затем вопрос: где "изначальная правда" и где "первородный грех", в светлом ли взаимодействии с природой, или "в облачках" души человеческой, которые тоже есть, есть они извечно, прорезывают самую чистую радость, самый безмятежный, казалось бы, покой? Здесь, не в силах разгадать, я передам, что чувствую: хотя я вечно, казалось бы, "защищаю язычество", но на светлом пиру Эллады и я выбрал бы, сел бы рядом и заговорил бы с тобой, которую так хорошо очертил поэт:

Но, в разговор веселый не вступая,

Сидела там задумчиво одна,

И в грустный сон душа ее младая

Бог знает чем была погружена...

Интереснее! Да не только интереснее, - лучше! Монашеская красота извечно победит внешнюю, плотскую, мясную, тельную: как Рафаэль победил же Рубенса... и "суровая" Астарта-Девственница побеждала юную, полнобедренную, грудистую Венеру. Удивлен я был, рассматривая карфагенские монеты (см Muller: "Монеты Африки") с изображением на них Астарты-Таниты. Это очень редкие монеты, выбитые в эпоху Цезаря и Августа в самом Карфагене, тогда как более древние карфагенские монеты, чеканившиеся в сицилийских колониях, все носят на себе изображения других божеств. Я был не только удивлен, но поражен: на монете изображена голова теперешней, нашей монахини, не только с чертами пожилого и сурового лица "ханжи-игуменьи", но голова и покрыта каким-то монашеским куколем, некрасивым узким покрывалом. Весь стиль монахини! Вдобавок и прямо к ужасу - позади головы стоит крест, длинный латинский "крыж", т. е. "крест на кресте": две прямых линии, поперечная ближе к верхнему концу, и без всяких наших "православных" перекладинок! Между тем это - подлинная языческая монета, вне всякого ведения христианства, вычеканенная и посвященная Таните-Астарте, "женской половине" Молоха, - в честь коей, как и Молоха, сожигали детей! Значит, эта "меланхолия" - извечна! И краткий "рай", конечно, должен был смениться "грехопадением". Душа человеческая, сама душа его, а не обстоятельства его жизни, рождена с "облачком"... которое мы или видим, или ждем, или воспоминаем. В "Астарте-Молохе" древние,