Страница 41 из 57
21 января 1910 года. Цель моя состоит в том, чтобы очистить себя от мерзких богопротивных дел. Грешить - грешу так, как мало кто; молиться молюсь очень мало; а в монастырь пришел, то отчего бы не молиться больше, разве кто может воспретить. Нет, этого не хочу, а богопротивное продолжаю; вот и скорблю душой, хотя без сомнения уверен, такой скорбью бесов только радую и гнев Божий на себя подвигаю.
Две мысли: одна говорит - "делай то", а другая - "делай то". Вот и происходит неурядица душевная. На чем остановиться, на какой мысли, каком чувстве и желании? Говорят - "на той, которая не противна воле Божией". А нет, отчего и сам не знаю, но большей частью останавливаешься на греховной мысли; а если не остановишься, то она все-таки давит, не дает свободно работать мысли над делом. Вот и скорблю душой.
22 января. Смотрю на себя, да и думаю: "довел себя до того, что тело так ослабло; почти неспособно стало ни к чему хорошему". А когда вспоминаю, что мне всего 24 года, то невольно приходится сказать себе, - что же будет далее? Опять болит душа, а все бесполезно.
------------------
1 Это интересно сопоставить с тяжелыми эпитимиями, тянувшимися от 2-х до 7-ми лет, налагаемыми на разводящихся супругов, по вине нормального совокупления не с женою или не с мужем. Утяжеление эпитимий в этом случае есть выражение общих антипатий к мужьям и женам, к браку вообще, идущие параллельно легкому и извиняющему отношению ко всем вообще аномалиям в поле. В. Р-в.
2 К мужчинам (лат.).
3 К женщинам (лат.).
330
23 января. Сегодня я был назначен в дом странно-питательных петь молебен; там священник сказал речь, а затем показывали (туманные? - В. Р.) картины о воспоминании Смутного времени. С каким же я настроением вышел оттуда: душа настолько была печальна, что не могу выразить. Я чувствовал себя жалким, несчастным человеком. Смотрю на людей, живущих в миру, - они пользуются миром разумно; они, бывает иногда, прямо забывают про худое, греховное, что Богу противно, а я? Я пришел в монастырь, и мой ум, моя голова всегда занята одной думой, этим несчастным моим грехом; а если я хочу когда-либо подвигнуть себя на доброе - воли нет. Голова ли к ученью неспособна, несмотря на то, что ученье у меня (т. е. "на мою оценку". - В. Р.) незаменимо на свете ничем. И вот терзаюсь душой; да как же не терзаться: то, что дорого, - того не делаю; а то, что вредно, не то что только для души, но и для тела, - то делаю. Вот и скорблю душой; не знаю, как поступить.
24 января. Очень, очень хотел бы быть я ученым (я не говорю про высшее учение). Я ограничился бы учением таким, если бы мне постигнуть столько науки, сколько требуется для сельского учителя. Я уверил себя: тогда бы конец скорбям моим. Я не пошел бы на то место, где мне предложили бы 50 или 70 py6., а с душевной радостью пошел бы учителем и на 20 руб. А монастырскую жизнь оставил бы; потекла бы милая и желанная для меня жизнь. Но беден и несчастен я, не придет такое время.
26 января. Сегодня я вышел за монастырские ворота. Навстречу попались два седые от старости старика. Завидя меня, они начали величать меня: "Батюшка - такой-этакий, - подай на пропитание". Вздрогнуло мое сердце: "За что же такого молокососа, как меня, за убогую помощь, за одну копейку так величают? Знать она для них так дорога". Долго не мог и забыть этих стариков. И после этого я такую почувствовал легкость, радость сердечную. Но, о горе, скоро это исчезло, и опять противная вялость, уныние, скорбь. Отчего это, не могу и порешить сам с собою. Опять наполняется душа разной пошлостью, скверностью. Ужасно. Что же сделать, когда такие противные гости носятся в голове.
27января. Ну, как же тут жить, как довольному быть? Как добрые люди живут! Сегодня не знаю, как переживаю день.
Прошедшеи ночью я спал более семи часов, и еще днем час спал. Вечером посмотрел, сколько учебных книг: а я ни одной не брал в руки, а если и брал, то не надолго. И других книг читать - тоже не читал. Вот и не знаю, что происходит. Себя понять не могу. Кажется, совершенно лениться, не расположен к делу; точно какая-то слабость или просто привычка к лени; не знаю. А как посмотрю, - зима проходит, а я ничего себя не подвинул относительно ученья: ни - русский язык,
331
ни - Закон Божий, ни - арифметика. А как нужны-то они мне. Вот несчастье - какой я вялый; а время, время золотое, 25 лет. Что же будет далее? Ужасно. Не знаю, что такое: успокоюсь мыслью, не расстраиваюсь греховными мыслями - и так легко бывает, прямо - свет вижу; а как только явилась причина, греховный помысл - все пропало; хотя бы впереди и ожидаю очень дурное - все равно. Ну, вот приходит то время, и если грех совершен страх, тоска и терзание души; а желал бы я быть мужественному. А если не совершаю греха - еще хуже: я мысленно отдаюсь ему. Вот считаю себя несчастным, что слаб против всего худого. Не могу держаться.
29 января. Вот мои мысли о монашестве. Все то, что налагает "Устав монашеский" на монаха, он должен исполнить; если же не исполняет, то хотя и носить мантию буду - но монахом не могу себя назвать. Потому дела не таковы, какие должны быть у монаха. Думаю - не важно, что дадут мантию; дать ее - может быть, и скоро дадут. Дорого было бы то, если бы я был монахом в душе. А поступать так по "Уставу" Антония Великого и других Отцов - не могу вместить при таких мыслях, как у меня. Вот и не могу покойно жить в монастыре. А в мир неохотно поступать. И какой же тогда образ жизни взять? Супружеский, - но тогда через немного времени будет семейство, и чем же существовать с ним. Я ни к чему не способный, и по этой причине. (Т. е. своего "греха"? - В. Р.) Жить в монастыре тоже страшно: разве приятно Богу? Тогда выходит так, что большую часть, и почти совсем, жить в монастыре ради тела или матерьяльности.
Вот почему я и задался целью, если бы Господь благословил, кончить экзамен на учителя; а потому именно - на учителя, что я науку, в особенности Богословие, очень полюбил. Если бы и более чем мог научиться, то все равно никуда больше не поступлю, как только учителем. Потому я мог бы, мне кажется, лучше исправлять душу (ученическую? свою? - В. Р.), и больше не для своего благополучия, а для того, что с учителя не то требует Бог, что с монаха. Я тогда готов терпеть все скорби, а душу исправлять мне необходимо; потому она у меня особенная от других; такую душу, как моя, немногие, очень немногие имеют1, от искреннего сердца говорю. Ох, про свою душу, - про те дела, которые я совершал, - боюсь, вспомнить страшно.
О, Господи! - за грехи ли, не знаю, попущение ли - тоже не знаю, только знаю одно, как я жив и живу на свете, как не поглотит меня земля. Разве я ищу какой-либо особенной жизни, или - святости? Нет, мне не до этого. А про мона
----------------
1 Вот - самоощущение! Не тот, как у других, пол - и совсем иная, нежели у прочих людей, душа. "Иное осязание, иной глаз, рукопожатие, ход мыслей, идеалы, все" (см. мой текст выше). В. Р-в..
332
шескую жизнь - это, правда, думаю, что тогда только буду прогневлять Бога, а не очищать душу, - т. е. если сделался монахом, не исполняя Устава. Разве я могу описать то, что делается в моей душе сейчас, когда я все вспомнил, что было так еще недавно.
30 января. Сейчас я очень трогательно задумался над собой, потому настает время такое для меня ужасное: раскрывается та змея, которая жалит меня. День провел неблагоприятно; невольные какие-то желания блудные страсти какие-то и для самого непонятные. Но мысли давили и на женщин и на мужнин. Представлялись только не в том виде, чтобы в усладительном. И такие, правда, пробегали мысли, но я не придаю им значения, и они скоро уходят. Сейчас мысли на мужчин являются, но только такие: "Почему я не такой, как тот". И тут же сердце защемит; отвечаю сам себе: "Потому что утратил свою и молодость, и красоту; и - потому еще, что те люди молодые, сильные, красивые, а я - как тряпка". А кто виноват? Сам себя чуть с ума не свел; да и не остановлюсь (в "грехе"? - В. Р.) никак.