Игры под водой

И тут вдруг поднялся маленький Хоббит.

– Господа, господа, – начал он торопливо, глотая целые слоги. – Меня очень интересует этот вопрос. Война же не закончится? Мы же об этом не договаривались?

– Нет, конечно, – ответил Военный, голос которого стал немного выше. – Мое ведомство только восстановило поток снарядов для вашего вооружения. Это те самые, с производства сняты, так что единственный сбыт – в вашу Недороссию.

Слесарь вздрогнул всем телом, но проглотил реплику, переводя взгляд с одного на другого.

– Если прекратится война, вся наша схема с северными потоками полетит в тартар, – взволнованно перебил Хоббит. – Мы потеряем кучу бабла, а вы – рычаги давления. Так что – мы в одной связки.

– Да кто же спорит, – покладисто согласился Военный.

– И вообще, господа, мы ведь одна команда. Только тесно сплоченные общими целями люди могут… – Изгнанник споткнулся и закашлялся. Его никто не перебил. И тогда он продолжил. – Ну, и у моей семьи есть финансовая заинтересованность в ВПК, не скрою. Если все пойдет по-прежнему, мы выиграем избирательную компанию и еще и останемся при хороших деньгах.

– При хороших деньгах мы все, спасибо девальвации, – усмехнулся Военный. – Особенно вот эти господа, – он снисходительно и пренебрежительно кивнул на Хоббита.

– Не все так гладко. Не все, к сожалению. Малейшее изменение в политическом раскладе, если это выйдет из-под контроля, может пребольно ударить по финансам нас всех, господа. Так что – обещайте вождю посмертную славу и живые фанфары, но держите вожжи. Иначе понесется и разнесет все в щепки.

– Держим, не волнуйтесь.

Горец, словно потягиваясь, протянул руку и поставил рюмку на столик.

– Помните же песню: ему покажешь медный грош и делай с ним, что хошь.

– И грош, и два и сотню покажите. Понастройте памятников в лавровом венке и тоге – главное, чтобы все продолжалось.

– Да не волнуйтесь вы так. Мы же тоже в деле. Крым дает нам большой козырь и звание объединителей земель русских.

– Но Новороссия – тоже русская земля, – опять ляпнул мгновенно Слесарь.

– Дружище, – выпрямил спину и посмотрел на него свысока горец. – Во-первых вас пригласили сюда без права голоса. А во-вторых, вы слишком дословно все понимаете. Уймитесь уже со своей землей.

– Я вам не дружище!

– А кто? Тебе определение «братец» – больше подходит?

– П…

Слесарь вскочил, Горца как пружиной подкинуло. Тиролец и Черчилль отреагировали, когда эти двое уже сцепились друг с другом, готовые порвать глотки.

Казак оказался между ними первым. Но тут же отлетел от толчка своего земляка.

Хозяин и Тиролец схватили их – каждый того, кто был к нему ближе. Казак встал между ними. И комнату так плотно заполнил мат, что стало нечем дышать. Даже горец изменил своей привычке выражаться вежливо.

В комнату забежали двое охранников. Тогда только хозяин поднялся из своего кресла.

– Уведите этого, – он показал на Слесаря. – Пусть остынет.

И только когда здоровяка-луганца вытолкали из комнаты, все вздохнули спокойно.

– Где вы его откопали? – раздраженно спросил Военный, почему-то оставшийся на своем месте, как и невысокие, рыхлые: Черчилль, Хоббит и изгнанник.

– Да Палыча не вовремя прихватило, – буркнул казак, все еще разгоряченный и красный.

Дышали все тяжело и часто откашливались.

Слесаря вывели в большой холл. Тут все остановились и полезли в карманы за сигаретами. Слесарь в своих карманах обнаружил только носовой платок. Охранники угостили его сигаретой и дали прикурить.

– Пожалуйста, пройдите или к себе в комнату, или за дверь. А то нас накажут, – сказал один из охранников.

– Без проблем, ребята, не хочу, чтобы вы получили из-за меня.

Слесарь поднял к груди обе ладони, показывая, что настроен мирно и повернулся уже уходить, как сзади его окрикнули:

– Костя.

Слесарь повернулся, недоумевая.

– Привет, Костян! – к нему из небольшой комнаты в коридоре шел высокий мужчина в форме охранника.

Слесарь замер на секунду.

– Никита, ты? Откуда? Как тут оказался? Как докатился до такой жизни?

Старые товарищи обнялись, смеясь.

– Да вот, катился и докатился.

– Ты же вроде в Москве жил.

– Вроде там, вроде тут.

– Понятно.

– Ты что там набедокурил?

– Да, в рожу вмазал одному гаденышу. По-нашему, по литейному. А что он думал, все проглотят? Для них мы – разменная монета. Третий сорт.

– Ладно, остынь. Иди, прими душ, легче станет. Иди, иди.

Никита все с усилием, но мягко разворачивал Костю, тот поддавался с трудом. Наконец Никита подвел своего старого друга к лестнице.

– Ну, давай, иди же. Остынешь, поймешь. Кстати, тот, кому ты припечатал, это советник президента, если что.

– Да мне похрен.

– Ладно, ладно, иди. Разгорячился тут…

Костя согласно кивнул, вздохнул, пробормотал устало:

– Так довели… – и грузно поднял ногу на ступеньку. – Я и правда пойду. Попробую все обдумать.

Костя уже быстро и раздраженно поднялся вверх по лестнице.

Купался он долго, вылил на себя, казалось, несколько бушелей ледяной воды, пока работа рассудка не замедлилась, как в старой кинохронике.

Потом он вышел из душа и крепко, до красноты, растерся полотенцем.

Вроде бы стало легче на душе. А то так сдавило, словно и правда положили камень на грудь.

Костя сел в глубокое и широкое, с красной обивкой, кресло, хотел развалиться в нем, но тут же выпрямился. Он и наедине с собой оставался таким же непоседливым. Потянувшись к столику, Костя взял с него сигареты, уже свои, российские, купленные в родном Луганске.

Думать не хотелось: зачем снова себя накручивать.

Костя закурил и откинулся назад. Кресло было удивительно спокойным, мягкость его обволакивала и баюкала. Пуская дым к низкому лепному потолку, Костя прикрыл веки, стараясь вспомнить что-нибудь приятно. Вкусный борщ или красивая женщина в его постели – как раз бы помогли ему расслабиться и успокоиться. Но в ЛНР давно уже ничего приятного не наблюдалось. Кроме пустых полуразрушенных от взрывов и бесхозности деревянных домов и вырытых окопов. По крайней мере, для него. Но кто-то неплохо устроился и в этом аду. Например, его отдаленно знакомый казак из Донецка, который и был главным инициатором того, что в последнюю секунду отправили в Черногорию его, Костю, представителем ЛНР.

Его убедили, что от этого зависит их будущее. Он будущее представлял не так.

В этом году ему исполнилось 54 года. Он застал времена СССР и ту неразбериху, в которой все погрязли после его развала. На литейном перестали платить зарплату. Виновата, конечно, была Украина. А то, что в России было то же самое, его не смущало.

Украина была виновата в развале самой стабильной страны в мире. То, что РСФСР вышла из Союза первой, или точнее, второй – опять никого не смутило.

Донбасс рванулся к России. Зачем? Он и сам плохо понимал. Вроде бы, там жилось лучше. Да, точно, но никто не задумывался, что так было только в Москве и Питере. А в глубинках, таких, как этот регион, шоколадом была намазана далеко не каждая булочка.

Просто были слухи. Откуда они шли, мало кто понимал. Но они шли, начиная с 91 года. Жители Донбасса чутко прислушивались к ним.

Лихие девяностые были на Донбассе вдвойне лихими. Нувориши девяностых, бывшие шахтеры и металлурги, шутить не умели. Кровавый передел бизнеса происходил каждые пару лет.

Большинству донбассовцев жилось плохо. И естественно, Киев виноват был во всем. И самый ярый враг для русской души – стал Бандера, человек, умерший тридцать лет назад.

Все как-то дружно забыли, что шахтеры Донбасса в 1989 году кричали, как один: «Хватит кормить Москву».

Слухи, слухи. Их, как детские самолетики из бумаги, пускала чья-то точная рука. Костя вырос и возмужал на них, что доказывает и то, что начались они задолго до девяностых годов, и до самой независимости тоже. Шахтерско-металлургический край был ими буквально напичкан. Но глотал все.