Подозреваются в любви

Даша не заметила, как в ее руках снова оказался телефон. На этот раз она набирала номер мужа.

— Они с тобой связывались?

— Даш, ты в порядке? Где ребята?

— Ответь на мой вопрос, пожалуйста!

— Нет, мне не звонили, в контору тоже.

— Что это значит?

Андрей, к тому времени успевший побывать в гостях у некоторых приближенных Кузьмичева, отметелить собственноручно неразговорчивых особ, но, так и не узнав ничего, был ужасно зол и растерян. Получалось, что люди Кузи ничего не знали о похищении или прошли предварительно профессиональную подготовку в КГБ. Последнее было маловероятно, и теперь Андрею только оставалось ждать вестей из Кузиной деревни. Он догадывался, почему бандиты до сих пор не выдвинули своих требований, но Дашке об этом знать было ни к чему.

— Малыш, они, наверное, еще не решили, сколько денег просить.

— Но ты же говорил, что тебе угрожали до этого? Они же чего-то требовали от тебя, так?

— Так, — нехотя признался Андрей.

— Чего? Чего они хотели, и чего ты пожалел? — прокричала она.

— Я не пожалел! — повысил голос и он. — Я не знаю, где взять то, что им надо. Я сейчас приеду, и мы поговорим, хорошо?

— Я не хочу тебя видеть! Из-за твоего проклятого бизнеса страдает мой сын, а ты только и думаешь о деньгах! Я ненавижу тебя, Комолов!

— И я тебя ненавижу! — сорвался он.

Мобильный полетел в кусты.

Ребята, бродившие неподалеку, пока шеф разговаривал по телефону, теперь подтянулись к нему, не дожидаясь команды.

— Я еду домой, — объявил Андрей, — осталось несколько адресов, пока пошукайте там. Сильно не бузите, вдруг Кузя расстроится и еще долго не позвонит. Ищите Мишку, это главное.

— Андрей, — окликнул его Вячеслав Сергеевич, его зам по руководству, — возьми телефон, пригодится.

И хлопнув его по плечу, протянул свой мобильный. Комолов благодарно кивнул. Его ребята смотрели прямо и честно, и каждый был уверен, что шеф справится с собой и порвет этих ублюдков на части, и каждый готов был помочь. Однако ему было невмоготу взглянуть им в глаза, и их участие, бодрый тон, жажда мести сейчас вызывали только досаду.

Андрей сел в машину и резко рванул с места, подумав, что сегодняшний день, начавшись с неожиданности, продолжает удивлять, да что там — лупить со всей силы по голове страшными событиями. Возмущаться было некогда, жаловаться — некому, и Андрей сосредоточился на дороге, будто светофоры и знаки были сейчас единственной проблемой. Он всегда действовал последовательно, и сейчас это спасало его от беспомощного, сумасшедшего беспокойства.

Они еще не были женаты, жили на съемных квартирах и принципиально не имели московской прописки, весело убегая от милиции в переходах метро. Насчет прописки и регистрации Андрей был непреклонен.

— Я — гражданин этой страны и имею право жить, где захочу! — с одинаковым спокойствием объяснял он друзьям и представителям закона.

Для Дашки оставалось загадкой, как с такими взглядами он смог поступить на работу в престижное адвокатское бюро и продвигаться по службе. Он постоянно удивлял ее. Когда говорил с непоколебимой уверенностью: «Наши дети не будут нуждаться ни в чем!» Когда появлялся за полночь с фингалом под глазом, пьяненький, но довольный: «Менты все деньги отобрали, но я им тоже перышки почистил!» И доставал из кармана милицейский свисток. Когда, обойдя стороной молодую нищенку с ребенком, вдруг отдавал несколько крупных купюр седой безобразной пьянчужке. Когда бегал по магазинам в поисках полочки в ванную, чтобы под цвет шторки. Когда купил свою первую машину и орал под балконом: «Дашка! Эти изверги мне покоя не дают!», а местная детвора в порядке живой очереди просилась покататься. Не одну сотню километров накрутил он тогда вокруг двора… Он всегда, всегда ее удивлял.

Он сдержал свое слово по поводу детей, и Степка действительно ни в чем не нуждался. Хотя перед самым его рождением Андрея уволили с работы, пришлось вложить остатки денег в машину, бомбить по ночам, а днем возить на службу какого-то чиновника. Но уже через полтора года у Андрея было собственное дело, собственная квартира, собственный сын-карапуз — здоровенький, крепенький, сладкий-пресладкий.

Дашка вспоминала, как Андрей одевал его — еще сонного, розового, покачивающегося в большой прихожей, как неваляшка. Из-под капюшона выбивались непослушные лохмы, и Степка слюнявил их, запихивал обратно. Пыхтели оба сосредоточенно. А потом Андрей сажал на плечи это курносое сокровище, и они шли гулять — мальчики впереди, Дашка позади, плавясь от счастья.

А потом строили дом, Андрей мотался за город каждый день, рассказывал за ужином, что уже готов первый этаж, что сосны все так же обалденно пахнут, что соседи вокруг смирные и простые. На выходные он вывозил туда Дашку со Степкой, и они, мешая рабочим, носились по участку, лепили куличики из песка, ходили к реке и смотрели, как блестит в зеленой воде солнце.

Новоселье неожиданно для Дашки превратилось в настоящий праздник. Она приготовилась терпеть все проблемы, связанные с переездом, — она уже привыкла паковать вещи, ругаться с грузчиками, пока не видел муж, забывать что-то нужное и важное, в последний момент спохватываться, терять зубные щетки и тапочки. Конечно, теперь у них было достаточно денег, чтобы накупить целый шкаф тапок и нанять целый эшелон грузовиков, но от этого переезд не становился для нее менее пугающим. Дашку вообще страшили любые перемены. Но не было суеты и бесполезных телодвижений, наконец-то она познакомилась с бригадой Андрея, которые сами вызвались помочь шефу и весело справились со всей работой. Они — молодые сильные ребята, с кем ее муж начинал свое дело, вместе с кем он учился одинаково хорошо водить машину и выбирать лучшие заказы, вести деловые переговоры и подбирать новые кадры. Они называли Дашку хозяюшкой без лишнего благоговения, но с уважением, и честно предупреждали Степку, что он получит в лоб, если будет вертеться под ногами. В них не было трепета перед боссом, но и панибратства они себе тоже не позволяли, Даша сразу увидела, как ценят они Андрея и что он отвечает тем же. Ей не пришло в голову пожалеть, что она не встречалась с этими ребятами раньше, но сейчас она готова была принять их в свою жизнь.

На поляне перед домом разожгли небольшой костер, жарили картошку и куриные окорочка, нанизанные на шампуры. В гамаке, натянутом между соснами, посапывал Степка, заботливо прикрытый чьей-то спецовкой. Откуда-то взялась гитара, и Дашка снова удивлялась мужу, который вдруг ласково, с придыханием коснулся струн. Вместе с дымом к небу потянулись веселые и печальные песни, и казалось, что сама юность — та, которой у Дашки никогда не было — с ночными посиделками, искрами костра, бесшабашным смехом и разгаданными секретами звезд, — заглянула в большой сосновый двор.

Даша помнила, как ту ночь сменило утро — яркое солнце ударило, словно обжигающий душ, словно резкий окрик, и ребята, уже клевавшие носами, с новыми силами продолжали веселиться. Она вместе со всеми бежала к реке, кувыркалась в росной траве, хохотала, когда сильные руки мужа оттаскивали ее от холодной воды. Впервые в жизни Даша разделила свое счастье с кем-то, кроме Андрея и Степки, позволила себе увидеть, что люди могут быть радостными и приносить радость.

Слишком глубоко въелся в нее дым другого костра, чье пламя оставило сильные ожоги и отбило всякое желание протягивать руки навстречу кому-то.

Когда ее, школьницу, примчавшуюся к отчиму на работу, предложил подвезти домой сорокалетний дядька с пузатым кошельком, намечающейся лысиной и привычкой получать все, что ни пожелает, Даша растерялась. Дядя Коля дружески потрепал ее по плечу, чуть подталкивая к машине неожиданного кавалера. Дашка, конечно, не задумалась о том, что ее отчиму этот дядька был самый главный начальник. Она вообще тогда не в состоянии была думать — ее смущала одежда соседки, до пота прилипшая к телу, вводили в ступор взгляды мужчин, бесила собственная скованность и нескладность.