Страница 11 из 108
- Матра Дольча, - прошептала она не дыша. "Откуда взялась эта мысль?"
- Милая Матерь, прости меня...
- Ведра! Бассда!
- Сам бассда, кабесса мердитта.
"Дерьмовая голова". Крепкое ругательство, похлеще "мозгов с горошину".
- Знаешь, что они затевают? Сарио улыбнулся.
- Кажется, да.
"Матра Дольча, Пресвятая Матра эй Фильхо..."
- Да! - выдохнул в темноте Сарио. - Да... Сааведра закрыла глаза.
- Кого-то ведут.., фильхо до'канна! Томас!
- Томас? - Сааведра распахнула глаза и пропустила мимо ушей вульгарное восклицание. - Что с ним сделают?
- Кое-что сделают.
- Что? - Она придвинулась ближе к щели, больно ткнулась носом в стену. Что сейчас будет?
- Чиева до'Сангва!
"Кровавый Ключ".
Это казалось нелепым. Она знала только Золотой Ключ, Чиеву до'Орро семьи Грихальва. А еще - ключи и замки, символы орденов санктос и санктас. И только один раз слышала о Кровавом Ключе - мальчишки возбужденно шептались о наказаниях и какой-то "священной каре для ослушников", а Сааведра случайно оказалась рядом.
- Что? Сарио, что?..
В комнате под нею один из старших иллюстраторов молча подошел к мольберту и откинул парчу. Сарио не ошибся - на картине был изображен Томас Грихальва. Портрет и впрямь оказался мастерским - со своей высоты Сааведра могла судить о качестве работы, хоть и невозможно было разглядеть детали. Но живой Томас в эту минуту не походил на свое изображение. На холсте он был лет на пять моложе, пятнадцатилетний.
"Через два года он пройдет конфирматтио и будет признан Одаренным..."
Сарио говорил, что и ему придется написать автопортрет. Пейнтраддо Чиеву.
- Сарио...
- Неоссо Иррадо, - прошептал он. - Гневный Мальчик... Точь-в-точь как я.
Томаса всегда считали хвастуном и пустомелей, кто бы мог подумать, что он способен написать такую картину? - Неоссо Иррадо.
- Так это - наказание, да? За дерзость?
"Священная кара для ослушников", как сказал тот мальчишка - Но почему? Что он сделал плохого? И что сделают с ним? Нервным взмахом ладони Сарио откинул с глаз нечесаную каштановую челку.
- Бассда, Ведра. Подожди, сама увидишь.
Она подождала. И увидела. И ее вырвало на пол.
Глава 2
Сарио отпрянул столь поспешно, что ударился затылком о косой потолок. Он еще ни разу в жизни не испытывал такого омерзения.
- Матра Дольча! Ведра!
Но она не слышала его возмущенного шепота, не осознавала его ужаса и отвращения - ничего не осознавала, кроме своей обморочной слабости. Ее корчило, руки и ноги дрожали, рот судорожно хватал воздух, горло обволокла кислятина. Спутанные пряди волос рассыпались по лицу.
Нельзя было задерживаться в этой комнате. Сарио не осмелился закричать на Сааведру или как-нибудь иначе выразить свое недовольство - иначе внизу, в кречетте, их бы услышали, и тогда наказания не миновать. Такое унижение ему бы никогда не удалось стереть из памяти, проживи он хоть целую вечность.
Поэтому он сжал губы, преградив путь лавине язвительных упреков, и потянул Сааведру за холщовую блузу.
- Ведра, вставай! Вставай, надо уходить!
Она подчинилась. Кое-как поднялась на ноги, хотя горло все еще не отпускали спазмы. Прижала ко рту ладони - наружу рвалась очередная порция блевотины.
В тесной комнатушке нестерпимо воняло. Сарио вновь схватил Сааведру за блузу и потянул вниз по лестнице. Он хорошо знал эту лестницу, лучше, чем Сааведра. Без него, наверное, она бы заплутала в этом лабиринте.
- Наружу! - прошипел он. - Надо выйти наружу. Если они тебя слышали...
Может, слышали, а может, и нет. Выяснять не хотелось - огромный риск, если принять во внимание только что увиденное...
Вниз, вниз, вниз. Дважды отсчитав по четырнадцать ступенек, Сарио клацнул щеколдой, приотворил дверь и высунул голову в коридор и вновь дернул Сааведру за блузу.
- Ведра, пошли. Надо скорее на улицу.
- Сарио, хватит меня теребить! - Она рывком высвободила блузу, задрала ее и яростно вытерла лицо - будто Хотела стереть саму память о приступе слабости.
"Уж теперь-то Сарио не схватит меня за блузу".
- Ведра, поспеши!
Наружу. Через чулан с узорчатой занавеской, по длинному извилистому коридору. Подальше от центральных комнат. Подальше от тех людей. Через дверь, которую Сарио торопливо отпер непослушными пальцами и с шумным вздохом облегчения распахнул.
Нахлынул свет. Щурясь и шатаясь, как марионетки в руках пьяного кукловода, они выбрались в переулок на самом краю квартала. В конце булыжной мостовой, которая сужалась к центру квартала, сходились две мелкие канавы для стока дождевой воды и отбросов. Но сейчас дождя не было, стоял погожий день, ослепительное солнечное сияние затекало в свежие раны их душ, неумолимо высвечивая правду о Чиеве до'Сангва, - о том, как он выглядит, о том, как происходит...
И вдруг забили колокола.
В чистых лучах летнего солнца лицо Сааведры было белым, как свеча в изголовье покойника. Побелели даже губы - она их сжимала так, словно боялась, что ее снова вырвет.
Чувство омерзения не отпускало Сарио, но жалкий вид Сааведры навел на благую мысль.
- Фонтан, - торопливо сказал он. - Пошли, Ведра, тебе надо умыться.
Он повел ее к фонтану рядом с Палассо Грихальва, самому большому фонтану на сокало в квартале художников, которые, так же как Сарио и Сааведра, жили тем, что продавали свои творения. Жара почти всех загнала под крышу - попивать охлажденные фруктовые напитки или предаваться сладостной дремоте, - но теперь колокольный звон манил к дверям.
Сааведра перегнулась через каменный парапет, зачерпнула воды обеими руками и плеснула в лицо. Блуза тотчас намокла на груди и животе, но уж лучше вода, подумал Сарио, чем содержимое слабого желудка.
Гул, плывущий над городом, заставил его нахмуриться. Столько колоколов... Бьют на Катедраль Имагос Брийантос, на каждой екклезии и санктии. Но это праздничный перезвон, а не погребальный.
Сааведра покрепче уцепилась за парапет и вновь перегнулась. Потные спутанные локоны ниспадали каскадом, окунались в воду. Мощные струи фонтана сама Матра с простертыми руками исторгала их со своего возвышения разбивались в водяную пыль, и она оседала на черных вьющихся волосах Сааведры.