Страница 42 из 65
- Отстань, дуреха!
Валины глаза наполняются слезами. Стоя на коленях возле моей кровати, со съехавшим на бок бюстгальтером, она, пытаясь быть твердой, говорит:
- Милок, а что изнасиловал, не хочешь послушать? В милицию пойду, заявление напишу!
- А, делай, что хочешь! - апатично говорю я.
- И сделаю! В милиции скажу, беременна! Родителям уже сказала! Нас поженят!
Я широко зеваю, закрываю глаза и думаю: а собственно, почему бы и нет?
- Что ж, считай, уговорила сочетаться законным браком. Надеюсь, у тебя все? - спрашиваю я.
Валентина немного молчит, наша встреча рисовалась по-другому, а затем говорит плаксиво:
- Гриша, я не могу без тебя! С тех пор, как мы... я... летаю на крыльях...
Далее я уже не слушаю, засыпаю. Спиртное, как всегда, подействовало на меня, как хорошее снотворное. Напрасно я пил: где гарантия, что гостей больше не будет?.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
Я резко просыпаюсь, усаживаюсь на кровати и осматриваюсь. Мне кажется, что я и не спал вовсе, а общежитие уже полно звуками: бурчат новостями радиоточки, звенят убираемые после вечерних попоек бутылки. Старожилы утверждают, что раньше по утрам в общежитии обязательно присутствовал запах приготовляемой пищи. Но сейчас пахнет чем угодно, но только не едой. Вот такая у нас, в России, проблема!
Валя крепко спит на столе, свернувшись калачиком и подложив руки под щеку, как ребенок. Я хочу разбудить ее, но в дверь так барабанят, что мне приходится открыть. Мужик неопределенного возраста, держась за стену, просит:
- Сосед, умираю, налей! Есть чего у тебя?
- Пошел вон, ублюдок! - кричу я.
Мужик кивает головой и вдоль стеночки двигается к следующей двери. Я удивляюсь: похоже, мне удалось найти верный тон для общения с соседом. Он часто просит у меня чего-нибудь, а едва я даю, скандалит, что мало. Теперь же исчез, как тень. Хотя, не исключено, что это другой. Все живущие в общежитии мужики постоянно пребывают в том состоянии, когда и лицо, и одежда, и рост, у них одинаковые.
Я ухожу умываться. Возвратившись, вижу, что Валя проснулась, прибралась в комнате, и за неимением чая заварила в стаканах сушеную яблочную стружку. Мне бы улыбнуться ей, но вместо этого я с ехидцей спрашиваю:
- Как? Ты еще здесь?
Она что-то отвечает мне, но я, не слушая ее, включаю электробритву и становлюсь к тому, что у меня называется зеркалом. В нем видно, как девушка приветливым жестом приглашает меня сесть и позавтракать. Я выключаю электробритву. Спрашиваю, что она хочет, и тут же включаю опять. Валя повторяет. Я кричу ей, что не разобрал. Девушка понимает, что я измываюсь над ней нарочно. Заплакав, она срывает с вешалки верхнюю одежду и убегает. Я выдергиваю шнур из розетки и швыряю электробритву на полочку. Мне очень грустно. Может быть, действительно на ней жениться? Хоть кормить будет, уже хорошо!
Дверь, которую Валя оставила не до конца закрытой, отворяется. Некая страдающая личность, со свистом дыша, говорит:
- Похмели, товарищ!
В гневе я хватаю нож и бросаю, но только не в мужика, а в деревянный наличник над его макушкой. Лезвие уходит в дерево почти полностью.
- Так бы сразу и сказал! - говорит алкоголик, ничуть не удивившись моей реакции. От полученного адреналина он приходит в себя без опохмелки. Замычав военный марш, мужик, браво печатая шаг, направляется дальше по коридору. Я слушаю топот его кирзовых сапог, и на душе становится совсем худо.
Через полчаса я движусь пешком к автобусной остановке: 'Москвич' в минус тридцать пять не завелся. Обувь у меня не по сезону, ноги мерзнут уже через несколько шагов, и я иду этакой 'танцующей' походкой. Слабым утешением является то, что здесь я не один такой. В ожидании автобуса пляшут все, от мала до велика. Конечно, это мы не по своей воле: ботинок и валенок в магазинах нет. Вероятно, так правительство заботится о кружках народного танца. В них, по слухам, солистов не хватает.
В воздухе кружатся снежинки, дует ледяной ветер. В тот момент, когда мне чудится, что я превратился в сугроб и слышу, как ' ангелы поют на небеси', заиндевевшая толпа бросается штурмовать появившийся автобус. Он стоит недолго, почти сразу трогается с места. Я успеваю в нешуточной борьбе отвоевать себе местечко в проходе. Дверь за моей спиной закрывается не до конца, и на ходу я мерзну от макушки до пяток. Интересно, а Головань лечит обморожения?