Страница 4 из 65
Пожилая женщина - врач истеричным голосом вторит начальству:
- Больной, потрясающее нахальство! Вы нарушаете распорядок дня! Прекратите немедленно!
К сожалению, я не могу остановиться, и в коридоре образуется тяжелая тишина. Зав. отделением становится красным, потом багровым, но вместо ожидаемого словесно -административного взрыва, он вдруг, скрипнув зубами, падает на медсестру, от чего папки из ее рук летят в разные стороны.
Минут через пять его уносят на носилках санитары, а я, вздохнув, с сожалением смотрю на дно пустой банки. Видимо, мой взгляд очень выразителен, потому что сосед лезет в тумбочку и щедро одаривает меня своими съестными припасами.
Очищая вареное яйцо от скорлупы, я рассматриваю бескорыстного дарителя. Он не похож на алкоголика. Симпатичный парень, модная стрижка, одежда с 'иголочки'. Улыбнувшись, он представляется:
- Николай Жуков.
- Рад знакомству. Григорий Россланов, - я краснею. Право, стыдно, за суетой совсем забыл о приличиях.
Сразу после знакомства Николай проникается ко мне особой симпатией: наклонившись поближе, просит одолжить червонец. Я думаю, что ошибся, не так уж он бескорыстен. Только теперь ничего не поделаешь, придется уважить. Вздохнув, я обещаю, что вечером, когда придет Сашка, одолжу. Николай удовлетворенно кивает, и, оставив меня, направляется к больным на дальних койках играть в карты.
Подходит врач Головань и присаживается на краешек моей койки. Я уже сыт и готов говорить о чем угодно, и с кем угодно. В глазах Голованя мелькают озорные огоньки, но тон у него официальный:
- Похоже, у вас заметное улучшение!
- Благодаря вашим стараниям, доктор!- вежливо говорю я.
- Я тут ни при чем! Такой быстрый результат бывает лишь при вмешательстве высших сил! - уверенно произносит Головань.
- А мысль не лишена..., - бормочу я под нос, вспоминая последний сон.
Головань заканчивает слушать мои легкие. Он сообщает, что у меня все хорошо, затем собирает с пола оброненные медсестрой папки и уходит.
Я лежу под капельницей, когда появляется Лена. Я говорю ей комплимент:
- Ленусь, а ты сегодня великолепно смотришься! - что, если честно, ничуть не соответствует истине.
- Спасибо. - Безразлично говорит Лена и усаживается на пустую койку соседа. Внутренний голос подсказывает мне, что она не на минуту.
- Ты как тут оказалась? - спрашиваю я.
- Да через соседку передали записку в аптеку срочно зайти, мол, лекарство привезли. Я пришла, а на двери объявление, что закрыто на санобработку, откроются через час. А сами чай пьют с сушками. Их, с утра, по записи, в хлебном давали, но мало кому досталось. А эти, хрумкуют ими в рабочее время, и даже не посчитали нужным окно занавесить! Зла на них не хватает!
- Ну, Лена, не все так плохо! Ведь теперь, по стечению обстоятельств, ты можешь развлечь меня разговором. Расскажи, как дома?
- Дома, дома... где дом? Комнатенка в бревенчатой халупе у сумасшедшей деревенской бабки. Кошмар! Сахар в банке сам собой исчезает. Утром сварила детям кашу, испекла блины. Сама пошла за молоком. Прихожу, дети еще спят, блинов нет, каши половина. Бабка: 'это ваши детки проснулись, поели, и опять спать легли'. А дети просыпаются, орут как ненормальные: мама, есть хотим!.. А туалет! Туалет у нас во дворе, бабка заставила Сашку сделать второй: мол, сами ходите. Сашка сделал. Бабка тут же новый закрывает на замок и заставляет бегать в старый. А он весь дырявый, гнилой, и по стенкам мокрицы ползают. Затем: 'печь в избе не топите, головка от жара болит, идите готовить и стирать на улицу, к летней печи'! А к летней разве набегаешься? Дети к таким условиям не привыкли, все время болеют. Я, как вспоминаю наше житье в городе, так слезы полотенцем утираю, - на глазах Лены появляется влага. Чтобы не расплакаться, она резко обрывает речь, и, открыв сумку, начинает выставлять на мою тумбочку баночки. Я вижу, что в них ее 'фирменные' кушанья. Из ее рассказа следует, что стряпня для нее сродни подвигу. Я растроган и хочу выразить ей благодарность, однако тут Лена замечает, что капельница у меня давно закончилась, и громко зовет медсестру. Та, не особенно торопясь, приходит. Я с некоторым раздражением в голосе говорю ей:
- Пока вы заняты неизвестно чем, от воздушной эмболии умереть можно!
- У меня дверь в процедурную всегда открыта, я за вами наблюдала! Оттуда хорошо видно! - равнодушно произносит медсестра.
- И слышно! - ядовито добавляет Лена, и, глянув на часы, поднимается. Медсестра измеряет Лену 'убийственным' взглядом. Лена, не обращая на нее внимания, машет мне рукой и уходит. Медсестра, хмыкнув в ее адрес, снимает капельницу и тоже оставляет меня.