Страница 22 из 65
- Ничего, ничего, - Коля еще что-то бурчит себе под нос, затем лезет в тумбочку, достает бутылку и неожиданно предлагает:
- Будешь самогонку?
Мне кажется, что это он из приличия, и я вяло отказываюсь. Но Коля настаивает:
- Давай, давай, выпьем! Я спать лягу. А то буду лежать, страдать от недопития. А с Настей, не бойся, я вам не помеха. Это моя жена думает, что я с Настей гуляю. Но это не так! Ладно, завязываем болтать. Держи стакан!
Коля заставляет меня проглотить граммов пятьдесят крепкой сивухи. Без закуски спиртное так расслабляет на нас, что через пять минут мы дружно засыпаем..
ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ.
И я опять в 'Уазе' Эльдара, с Костей и Кариной, в моем городе. У подошвы горы камыши заканчиваются, и машина, буксуя на щебенке, выскакивает на насыпное плато - искусственный полуостров среди болот. Теперь поздно скрываться, мы на виду и произвели достаточно шума. Я тревогой озираюсь по сторонам. В наступающих сумерках 'УАЗ' медленно ползет по мрачной местности: нет птиц, собак, людей. Кругом фундаменты и недостроенные цеха комбината строительных конструкций, которые словно специально преграждают путь, не желая нас пропускать. В глаза бросаются свежие россыпи стреляных гильз. На повороте высоченные трубы из кирпича, между ними натянут потрепанный ветром красный материал с лозунгом 'Братская дружба народов СССР нерушима!'. Я пытаюсь подавить дурацкий смешок, но он у меня все равно вырывается.
Костя перебирается на сидение рядом со мной. Держа ружье наготове, закуривает. Мне тоже хочется курить, я прошу, он оставляет затяжку. Карина тихо стонет на заднем сидении. Она показывает невероятную силу воли. Глядя на нее, я начинаю верить, что мы прорвемся. Надежда и мужество - лучшие спутники тех, кто борется за свою жизнь!
Наша машина благополучно покидает плато и принимается прыгать по сухим руслам, петля за петлей поднимаясь вверх, по крутому склону горы. Я знаю, что на ее плоской, как блин, вершине, строители оставили недостроенным путепровод. Брошенная, неиспользуемая дорога, из города в никуда, сейчас должна спасти нас.
Передние колеса круто задираются, перегревшийся двигатель, ревя, на последнем издыхании тащит нас вверх, прямо в яркую луну. Несколько мгновений кажется, что мы вот-вот опрокинемся и полетим по склону вниз. Однако чудо происходит: 'УАЗ' вырывается на вершину, и шины мягко шуршат по асфальту путепровода.
Всего через двадцать минут дорога нас легко и просто вносит в город. В мой город, родной и любимый, теперь презираемый.
Я увожу машину в старый район, в лабиринт из одноэтажных построек, которые знаю, как свои пять пальцев. Но здесь мы опять падаем на войну! На перекрестке стоят два БТРа, рядом лежат автоматчики. Они стреляют по противоположному зданию, с крыши которого коротко строчит пулемет. Их никак не объехать, и я на полной скорости проношусь между воюющими сторонами, прижимаясь к длинному забору из красного кирпича. От выстрелов кирпич крошится, обдавая нас коричневыми крошками. Наверное, те несколько секунд, что это длится, мое сердце не сокращается ни разу.
Каким-то непостижимым образом мы избегаем смерти, и оказываемся на ведущей к вокзалу улице. Она целиком заполнена пешеходами. Это улица беженцев. Часто стоят обгоревшие автомобили, валяются чемоданы, узлы, детские вещи.
Люди движутся в разных направлениях. Мы едем среди них, в настоящем хаосе, пока я не замечаю, что нас пытается догнать, моргая фарами, войсковой 'УАЗ'. Точная копия того, что преследовал меня, кажется, уже тысячу часов тому назад. Я понимаю, что нашу машину пора оставить - она слишком заметна. Я резко останавливаюсь возле брошенного жителями большого дома, где вместо окон черные дыры - квартиры сгорели.
Взяв Карину на руки, мы забегаем в подъезд. Слышится скрип тормозов 'Уазика' военных. Они не очень торопятся за нами - боятся в наступившей ночи нарваться на пулю.
В квартире на первом этаже я придвигаю к входной двери пианино. Затем мы перемещаемся в дальнюю комнату, где лезем в окно, которое выходит на привокзальную площадь. Она охраняется хорошо организованными подразделениями морской пехоты, и сразу несколько автоматных стволов оказываются направленными на нас. Я медленно спускаю Карину брату и выпрыгиваю сам. Из глубины квартиры доносится грохот ломаемой двери и жалобный звук рвущихся в пианино струн. Не оглядываясь, мы бредем по огромному пространству к цепочке автоматчиков, за которыми шеренгой выстроились БМД. Далее стоят палатки с красными крестами и горят костры.
Молоденький лейтенант в маскхалате, с надвинутой на лоб каской, приказывает солдатам обыскать нас, после чего брату с сестрой разрешает пройти, а мне 'рекомендует' ненадолго задержаться. Похоже, после сегодняшних подвигов мне предстоит встреча с военным следователем.
- Ступайте, родные! Я все равно не собирался уезжать с вами! Напишите, куда вас отправят. Мой адрес вы знаете! - говорю я.
Карина пытается улыбнуться мне, Костя просто кивает на прощанье, выражая благодарность глазами. Брат подставляет сестре плечо, и они ковыляют к вокзалу. Я смотрю, как они пробираются между такими же, как и они, беженцами, и внутри у меня возникает горькая пустота.
Лейтенант переговаривается по рации, и вскоре к нам подходит человек, при виде которого я, не смотря на крайнюю усталость, сильно удивляюсь: