Серпухов

   Автомобиль едет по открытому путепроводу, и по мере того, как поднимается выше, становится заметны туристы вокруг Куба. Я ловлю себя на мысли, что мне хочется забыть обо всем на свете, покинуть машину и уйти к ним. Люди выглядят счастливыми, от них буквально веет радостью, хотя, какой-то преувеличенной, отчасти гипнотической.

   К счастью, мое желание не сбывается. Мы огибаем здание и останавливаемся в небольшом дворике, возле таблички "подъезд Љ ...". Лариса выходит из машины, громко хлопнув дверью, и, показывая на зеленую клумбу, из которой торчит деревянный идол, говорит:

  - Вот, во что я верю! Я сотворила его своим воображением и профессиональным умением. Вашего Христа нет, есть космическая субстанция. Человеческий мозг использует ее по своему усмотрению, на нами же придуманное зло или добро. Если вы верите, покажите мне свою веру! Но прежде посмотрите, что могу я! - она направляет указательный палец на один из бутонов, что я держу в руках, и тот сразу распускается, - а вы, говорящий мне проповедь, можете подобное? Нет? По-видимому, лишь произносить слова, пустые слова...

   Пока я соображаю, что ответить, Лариса уходит внутрь Куба, поручив мне занести цветы на первый этаж, в костюмерную, а самому подняться на смотровую площадку. Мне становится обидно за мою веру. Я смотрю на идола, и у меня такое чувство, что он смеется надо мной. Я молитвенно проклинаю истукана в надежде, что сейчас с ним что-нибудь произойдет. Но ничего не происходит, и я падаю духом. У меня возникает желание вернуться в Сочи, где, конечно, ничуть не лучше, чем здесь, но, по крайней мере, есть море и мой любимый пляж. Можно искупаться в теплой соленой воде и забыть Серпухов, как страшный сон.

   И когда мое отчаяние становится совсем невыносимым, налетает порыв ветра, от которого идол начинает раскачиваться, и слышится скрип гнилого дерева. Теперь, когда рядом нет Ларисы, обработанное резчиком бревно выглядит ничтожным, каким и было с самого начала. Мне становится стыдно, что из-за сиюминутного волнения я побеспокоил Бога.

   Поднявшись на лифте, я выхожу на крышу Куба, где слышу ни с чем несравнимый шум людской массы, что бушует внизу. Многочисленные прожектора слепят, хорошо видна лишь расположенная выше смотровая площадка. На ней в плаще из светодиодов стоит колдун Фетисов. Заметив мое появление, он вскидывает руки, и при помощи лазерной установки зажигает в небе "северное сияние", а на земле, уж не знаю, каким способом, костры, образующие гигантскую пентаграмму.

   Фокус мне кажется забавным, но не более того. Мне хочется рассмеяться, однако тут Фетисов дает мне, и, видимо, кому-то из числа своих сторонников, увидеть, что видит он зрением колдуна: находящегося в Кубе губернатора и его магов, борющихся с ним за первенство, а также ощутить накал истерики в народе от столкновения властителей.

   Фетисов проигрывает схватку, что заставляет его призвать на помощь давно умерших магов. Продолжая оставаться в ужасных гробах, они призрачно встают рядом с ним, чтобы оказать помощь в ворожбе. Весьма кстати для их чар на смотровую площадку поднимается Лариса. Стараниями мертвых волшебников над ней вспыхивает белое солнце, настолько яркое, что на него больно смотреть, и девушка превращается в языческую богиню, от которой исходит сияние. Но его оказывается мало. Маги губернатора, отвечая на вызов, зажигают над тотемными идолами по всему Подмосковью столько пылающих звезд, что создается впечатление, будто вся страна под их властью, и пылает дьявольским огнем.

   Фетисов от ярости мечется по площадке, просит меня подняться к нему. Сверху швыряет мне в лицо стихарь, желая, чтобы я его надел. А сам разжигает кадило и пытается кадить, намереваясь так сделать свое "солнце" больше и сильнее. Но у него ничего не получатся. Тогда он и кадило бросает мне. Затем, прислушавшись к советам призрачных колдунов, кричит, показывая на Ларису, так громко, что его голос через рупоры, кажется, улетает за горизонт:

  - Это революция! Да здравствует революция!

   Я замечаю среди людей внизу ангелов смерти, бутоны на платье новоявленной богини революции распускаются, и превращаются в красно-кровавые цветы. Народные массы вокруг Куба, ревя от восторга при виде необыкновенного зрелища на огромных экранах, начинают поддаваться безумию страшного демона, называемого "русским бунтом".

   Маги губернатора понимают, что удача может ускользнуть от них, и, в свою очередь, призывают: " Революция! Революция!". Заметно, как они пытаются подчинить себе мистическое очарование Ларисы.

  - Так подай же кадило, как положено, слуга! - кричит мне Фетисов, видимо решив, что это именно та малость, которая ему недостает.

  - Я не слуга сатане, а пономарь христианского храма. На мне стихарь алтарника, убитого в пасху 17-года. Ты хочешь, чтобы я осквернил святыню? Никогда! Я лучше приму смерть, как ее принял он. Колдун, ты показал мне, что видишь ты, а теперь смотри, что вижу я!

   Фетисов высокомерно улыбается, но замирает, когда перед его внутренним взором появляются горожане и батюшки Серпухова, и то, как их чистая молитва за Россию восходит к Богу.

   Видя заминку на его лице, из тени под смотровой площадкой возникает маленькая, нескладная девушка. Та, что я видел с Фетисовым в соборе. Поднявшись по лесенке, она подбегает к колдуну, и, взявши его руку, прикладывает к своему торчащему вперед животику. Я понимаю, что сейчас Фетисов ощущает, как шевелится в утробе его, еще не рожденный, ребенок. Колдун меняется во взгляде. Он свободной рукой находит, к моему изумлению, имеющийся у него на груди крестик, и так сжимает так, что из кулака брызгает кровь. Однако тут призрачные колдуны берут его под руки, и... здесь я вдруг понимаю, что на меня никто не обращает внимания, и это лучший момент, чтобы уйти. Помочь Фетисову перемениться я не могу, а быть на этом сатанинском шабаше, уже нет сил